Вячеслав Саватеев Павел Корчагин и князь Мышкин
"Я хочу, чтоб к штыку приравняли перо", - писал Маяковский. Этого же хотел Николай Островский. В одном из воспоминаний о писателе рассказывается, как обрадовался Островский, когда узнал, что на обложке его первого издания "Как закалялась сталь" было вытеснено изображение штыка... "Агитационная" направленность книги Н.Островского очевидна. В этом ее сила, но в этом и слабость. Сила - в цельности героя, его заразительности, особенно для юного читателя, романтической веры в идеалы, в построение нового общества на началах равенства и социальной справедливости. И слабость - крайности сходятся - в определенной назидательности, психологической упрощенности характера, в победе идеи над чувством, "плана", проекта - над органикой жизни, наконец, в известной монотонности изобразительных средств, литературных приемов.
Николай Островский жадно учился писать - следы этого хорошо видны опытному глазу. Учился у Гоголя (сцены с петлюровским полковником Голубом; зачины типа "хороши вечера на Украине летом в таких маленьких городишках-местечках, как Шепетовка..." и др.). Учился у своих современников ("рубленый стиль" Б.Пильняка, И.Бабеля), у тех, кто помогал ему редактировать книгу. Учился писать портреты (получалось не очень умело, однообразно), искать сравнения, индивидуализировать речь персонажей, строить образ. Не все было удачным, с трудом приходилось освобождаться от штампов, находить удачные выражения, - не будем забывать, что делать это все приходилось, преодолевая болезнь, неподвижность, элементарную невозможность самому читать и писать... Да, роман Островского нельзя судить лишь по законам литературы, в отрыве от судьбы ее автора, однако эта книга не нуждается в снисхождении, она нуждается в понимании. И сегодня, пожалуй, даже больше, чем в то время, когда она была написана и опубликована, потому что для ее понимания особенно важен исторический контекст. Впрочем, в этом романе есть нечто, что и вне контекста не утрачивает своей ценности и что интересует и будет интересовать читателя всегда: речь идет об образе героя, воплощающего в себе идеальные черты, о "положительно прекрасном" человеке, как его представлял себе Ф.Достоевский, с его гуманизмом, жертвенностью, духовной и нравственной силой, о человеке, могущем служить примером для других, прежде всего для молодых. Внешне князь Мышкин и Павка Корчагин, конечно, антиподы, но внутренне, духовно они во многом схожи...
Религия обещала рай на небе, социализм - рай на земле, но то и другое оказалось утопией... Перед самой революцией философ и историк П.Новгородцев в работе об общественном идеале пытался предупредить об опасности марксистского учения для России, показать несостоятельность этой теории. Но "русские мальчики" уже не слышали слов предупреждения. Корчагин и его "братва" таких книг, конечно, не читали, их же авторов считали своими заклятыми врагами, ставили к "стенке"... "Межа", о которой говорит Корчагин, пытаясь примирить две деревни, до крови подравшиеся между собой из-за земли, надолго разделила народ на два противоположных, враждебных лагеря. Эта межа дает о себе знать еще и сегодня...
Борцы за "новую религию"
У Корчагина много далеких и близких литературных прототипов, протагонистов - указание на них можно найти у самого Н.Островского. Среди них - Гарибальди, "Овод" из одноименного романа Э.Л. Войнич, персонажи произведений советских писателей-современников (М.Горького, А.Серафимовича, Д.Фурманова, Вс.Иванова, Ю.Либединского, А.Фадеева и других). "Рождение героя", нового человека - эта тема стала предметом художественного исследования в литературе 1920-1930-х годов и сама по себе открытием Н.Островского не была. Но герой книги "Как закалялась сталь" все же не был лишь копией, калькой с более ярких и оригинальных художественных образов в произведениях других, более опытных и известных писателей. Он вырос из "бучи боевой, кипучей", вобрал в себя частицу той борьбы и страданий, которые пережил сам автор, и поэтому его героя не спутаешь с персонажами других книг, даже очень близких по своему пафосу, настрою, творческой задаче.
Корчагин - сплав героического и трагического; он одет в "кожанку", любит наблюдать, "как закаляется сталь" (этот образ проходит через весь роман) - он и сам хочет принадлежать к этой породе "стальных" людей. Но при этом он во многом и обычный человек, плоть от плоти своего времени, с его слабостями и ошибками; у него оголенные нервы (и не только из-за "тяжелого поражения нервной системы", как отмечается в его характеристике), склонность к романтике; он - "очарованная душа", человек, который легко увлекается, с трудом сдерживает свои чувства, срывается; ему хорошо знакома жажда жизни...
"В сумасшедшей чечетке плясал Корчагин третий и последний раз в жизни" (с. 274. Здесь и далее цит. по: Н.Островский. Как закалялась сталь. Рожденные бурей. М.,1982). После этого он тяжело заболеет и не сможет не только плясать, но и ходить - а ведь ему еще не было и 23 лет... "Первым актом трагедии" называет автор болезнь своего героя. "Нет для меня в жизни ничего более страшного, как выйти из строя" (с. 346), - говорит сам Павел...
Корчагин - больше герой поступка, действия, "внешний человек". О внутренних, психологических мотивах его поведения мы порой можем только догадываться. Бывает, что автор называет их, даже объясняет, но раскрыть "человека внутреннего", сложный душевный мир, во многом явно противоречивую натуру своего героя писателю, как правило, не удается; во всяком случае, психологический анализ не отнесешь к сильным сторонам таланта Н.Островского. И все же мы осознаем, что перед нами явно герой незаурядный, способный зажечь своим примером, энергией, своей безоглядной, неистовой верой...
Роман Островского, бесспорно, автобиографичен, однако сам писатель возражал против отношения к его произведению лишь как к автобиографии, "к истории одной жизни". Он также хотел, чтобы его книгу воспринимали как рассказ не об одном, пусть и мужественном, герое, а о целом поколении, о "миллионах Корчагиных".
Самая жажда творить, писать осознавалась им не как некая самоценность, не как способ проявления духовной жизни, эстетических потребностей человека (все это, в его понимании, "буржуйские" штучки), а как средство продолжения классовой борьбы, возвращения "в строй". В такой системе ценностей роман - это учебник жизни, пособие по воспитанию революционера, борца за светлые идеалы человечества. И Н.Островский никогда не сомневался, что у литературы могут быть другие задачи и другое назначение...
Клятвы и молитвы
Жанровую природу романа "Как закалялась сталь" можно определить по-разному: в нем есть и элементы романа воспитания, и приключенческого романа, и романа идеологического... Однако, как это ни покажется парадоксальным, ближе всего это образцовое произведение социалистического реализма находится к житийной литературе, со всеми ее характерными композиционными, стилевыми особенностями, с устойчивыми образами и мотивами, с типом героя, его роста и становления...
Вся жизнь Павла Корчагина - это восхождение к героическому, жертвенному служению высокой Идее - "борьбе за освобождение человечества". Хорошо узнаваемы и характерны этапы этого восхождения. В первой же сцене романа - бунт героя против попа, "старой" религии - ради посвящения в недалеком будущем в "новую религию". Бунт пока еще не очень осознанный, на уровне рефлекса, подсознания, но тем более примечательный. Следующий этап - столь же бессознательный "бунт" против родного дома, села, уход в люди, в "мир", в город, где он должен пройти свои жизненные университеты, проверить и закалить свою веру. И далее - явный перифраз известного мотива возвращения блудного сына - повзрослевший Корчагин возвращается к матери... Родное село теперь ему кажется маленьким и тесным, он готов к совершению ратных и трудовых подвигов.
Свою готовность Павел Корчагин часто подкрепляет своеобразными клятвами, молитвами... "Я, маманя, слово дал себе дивчат не голубить, пока во всем свете буржуев не прикончим", - говорит он. Мать отвечает: "Не дожить мне, сынок, до твоей сказки..." (с. 239). Свое "слово", как мы знаем, Корчагин сдержал: он "задавил" в себе серьезное чувство к Рите Устинович. Она в письме к Корчагину пишет: "Не надо быть таким суровым к себе, Павел. В нашей жизни есть не только борьба, но и радость хорошего чувства" (с. 337).
Корчагину это в большой степени недоступно; лишь позже он признает ее частичную правоту, но и тогда останется верен своему идеалу ("Я за этот тип революционера, для которого личное ничто в сравнении с общим", с. 330). Слова же матери "сказка" он просто не замечает... Как обет своему "святому воинству" воспринимаются мысли, которые приходят Корчагину в голову на кладбище, где похоронены его товарищи по борьбе. В советской школе их заучивали наизусть: "Самое дорогое у человека - это жизнь. Она дается ему один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жег позор за подленькое и мелочное прошлое и чтобы, умирая, смог сказать: вся жизнь и все силы были отданы самому прекрасному в мире - борьбе за освобождение человечества" (с. 238). По сути своей, это торжественная клятва над могилой, перед знаменем. В несколько более деловой, но тоже клятвенной тональности дает Павел обещания побороть свои дурные привычки - бросить курить ("Я не курю" - как самоприказ, мантра), сквернословить...
Клятвой мести звучат и слова тех, кто требует расстрела кулаков, убивших коммуниста Хороводько: расправа за расправу! "Зал задрожал от криков: "Поддерживаем!", "Смерть врагам Советской власти!" (с. 307).
Схожая интонация - призыва, клятвы на верность - слышна в сценах, где Корчагин и его соратники бьются с "неверными" - троцкистами Цветаевым, Дубавой и другими. Троцкисты заявляют: "Если партийный аппарат не сдается, мы его сломаем силой" (с. 310). Но побеждает Корчагин, в то время уже председатель окружкома, "партаппаратчик", - и в этом писатель был верен исторической правде...
Мученикии иконы
В борьбе с врагами, самим собой Павла Корчагина ждут не одни удачи, бывают и поражения. Так, он не может сдержать себя, когда слышит, как оскорбительно высказывается о женщинах коммунист Файко, избивает его. Этот эпизод найдет свое отражение в партийной характеристике, которую дают Корчагину: "Обладает партийной выдержанностью, лишь в исключительно редких случаях вспыльчив до потери самообладания" (с. 340). С огромным трудом удается ему сдержать себя, когда его, с больными ногами, заставляют слезть с лошади. "В Корчагине несколько минут боролись два чувства: обида и выдержка..." (с. 303). Зато трудно объяснима сцена, в которой Корчагин дает выход своему "классовому" гневу и сам оскорбляет женщину. "Кому вы нужны? - говорит он Нелли Лещинской. - Сдохнете без наших сабель от кокаина. Я бы тебя как бабу не взял - такую" (с. 264). Непонятно даже, как редактура пропустила такого "странного" Островского.
Хотя в первоначальном, доцензурном варианте романа можно было обнаружить и другие "странности" и углы, которые были сглажены в ходе работы с редакторами - не всегда только по чисто художественным соображениям.
Павел Корчагин - человек идеи, цельный, дисциплинированный, в известном смысле фанатик. У него нет анархизма Чапаева, нет колебаний Мелехова. Именно поэтому ему особенно тяжело переживать свою болезнь, беспомощность, отсюда особая напряженность, драматизм его судьбы. "Я всегда держусь до последней пешки..." - говорит Корчагин об игре в шахматы, но это и вообще его жизненный принцип, кредо.
Такие герои бывают счастливы в борьбе, в самоотверженном труде, но они, как правило, несчастливы в личной, семейной жизни. Это коллизия многих персонажей советской литературы 20-30-х годов. Обычно находясь в окружении толп, массы людей, они при этом бывают одинокими, несчастными. Рядом с ними трудно простым людям, они предъявляют слишком высокие требования не только к себе, но и к другим. Обычная, повседневная жизнь для них кажется пресной, неинтересной.
Мотив жертвенности, мученичества героя достигает своего апогея в сцене, в которой Корчагин тяжело заболевает на строительстве узкоколейки тифом, его считают умершим, но он выживает. Мотив воскресения повторяется в романе дважды: второй раз он "воскресает", когда узнает, что его книга принята к печати, - и это уже своеобразный апокриф...
В романе есть и еще один атрибут житийного жанра - наличие иконы. Для Корчагина такой иконой является образ Ленина. Сцена, в которой сообщается о смерти Ленина, написана в особо приподнятом, взвинченном тоне. Само событие преподносится как что-то невероятное, невозможное, противоестественное. Канонизация Ленина происходит как бы на глазах у читателя. Здесь во многом Н.Островский следует традиции, заложенной еще Маяковским (поэма "Владимир Ильич Ленин").
Победа над реальностью?
Победа духа над плотью, души над телом - это еще и победа Идеи, Идеала над реальностью, и эта победа мстит за себя. За фанатизм приходится расплачиваться, и жестокая плата здесь - тяжелая болезнь. И не просто болезнь, а слепота, полная неподвижность, паралич; есть в этом опять-таки что-то не только жестокое, но и житийно-символическое. "Судьба книги решала судьбу Павла. Если рукопись будет разгромлена, это будут его последние сумерки..." Но вот получена одобрительная телеграмма: "Сердце учащенно билось. Вот она, заветная мечта, ставшая действительностью! Разорвано железное кольцо, и он опять - уже с новым оружием - возвращается в строй жизни" (с. 382).
Сила духа опять побеждает, еще одна "оптимистическая трагедия", еще один "счастливый конец", которых было так много в нашей литературе. Впрочем, были и другие концовки... Дмитрий Векшин, герой Гражданской войны из романа Леонида Леонова "Вор", опускается, становится обитателем дна, предавая забвению идеалы, за которые так яростно и самоотверженно сражался. Писатель предупреждал об опасности, которая подстерегала "стальных" людей, как только они оказывались в обыденной жизни, - идеалы тускнели, перерождались, теряли свою власть над людьми...
Еще об одной опасности предупреждал Евгений Замятин в романе "Мы" - об обществе, в котором индивидуальности заменены безликими номерами, где все человеческие потребности обезличены, превращены в механические функции Государства Большого Брата. Реальна ли была такая опасность? Как показала социальная практика, вполне реальна. Н.Островский этой опасности не видел...
Андрей Платонов, во многом - во всем - непохожий на Н.Островского, вполне доброжелательно отнесся к роману "Как закалялась сталь", к его герою. В Корчагине он увидел такого же романтика, как и те, кто строил "котлован", жили в Чевенгуре. Герои Платонова были такие же "летающие люди", как на картинах художника Марка Шагала, такие же святые, которые жили в аду, а мечтали создать "рай на земле"...
Н.Островский гордился своим Корчагиным, А.Платонов жалел своих героев. Но и тот, и другие были святые люди, мученики - кто может бросить в них камень? Они не чуяли обмана. Но разве не то же самое происходит сегодня и будет происходить завтра? И разве мы можем жить, не обманываясь? И хотим ли?..
Дарья Гармоненко