Александр Вознесенский Елена Игнатова. Записки о Петербурге: Жизнеописание города со времени его основания до 40-х годов ХХ века. - СПб.: Амфора, 2003, 807 с.
Елена Игнатова начала писать свое жизнеописание города в середине 1990-х. Тогда же появились и первые его главы, отсчитывающие время от основания царствующего града Санкт-Петербурга до первых революционных лет. Книга вторая, продолжающая летопись и выходящая впервые в составе нынешнего "амфоровского" издания, посвящена эпохе послереволюционной - до 40-х гг. прошлого века. То есть деление вполне ясное: столичный, имперский и пост-столичный, советский периоды в жизни города.
В основе труда - архивные документы, научные исследования, публикации в прессе, огромный пласт русской литературы, пронизанный духом Петербурга, и, что, пожалуй, особенно ценно, живые свидетельства жителей города, сохранившиеся в мемуаристике, изустных рассказах, городских преданиях и легендах.
Сразу скажу, что в рамках газетной заметки рассказать о томе, каждая из 800 страниц которого пестрит названиями, цитатами, ссылками, датами, сносками и т.д., - просто невозможно. А потому - просто несколько впечатлений.
Если первую часть книги можно попытаться читать отстраненно, - все-таки историческая перспектива сильно смягчает восприятие, то 1920-е или 30-е годы так, как они описаны Игнатовой, оставляют сильнейшее впечатление. Может, потому, что драмы той революции, того жизненного переворота так типически совпадают с психологическим восприятием нашего, сегодняшнего времени (для тех, конечно, кто знает, что было "до", и что стало "после", то есть сейчас)?
Вот поразительные описания хулиганов 20-х годов, самого явления "хулиганства", когда люди совершают преступления "не из корысти, не сгоряча или со зла, а бесцельно и бессмысленно". Вот беспризорники, сироты гражданской войны, "торгующие марафетом" - "они были организованны, дерзки и имели собственные промыслы: воровали и сбывали краденое, под присмотром юных сутенеров-"шкетов" малолетние "шкицы" занимались проституцией...".
Или повальное пьянство, отмеченное даже Чуковским: "Иногда кажется, что пьяных в городе больше, чем трезвых". Игнатова добавляет: "Несчастные, угрюмые, пьяные люди на долгие десятилетия останутся печальной приметой ленинградской жизни".
И тут же - невиданный расцвет поэзии, прозы, музыки. Зощенко и Шостакович. Введенский и Хармс. А рядом - какой-нибудь богом покинутый, нищий Александр Тиняков...
Все перемешано: политические процессы и убийства, стукачество (прям как при Петре - были ведь у государя официальные фискалы!), новый быт, где нет уже победившего пролетария, а есть просто - рабсила.
Коммуналки и чекисты. Академик Павлов и Сергей Киров. Нэпманы и "бывшие люди". "Старые партийцы" и новая "партноменклатура".
В заключительной главе книги Елена Игнатова напускается на Луи-Фердинанда Селина, побывавшего в Ленинграде в 1936-м и написавшего действительно гнусную книгу "Безделицы для погрома", в которой русский народ представлен "рыгающим и урчащим скоплением нищих", порабощенных, естественно, циничными коммунистами-евреями, готовыми двинуть "безумные орды" в Европу, а любимый город описан разрушающимся и погибающим ("Старые, гигантские, морщинистые, полуразвалившиеся, осыпающиеся тени великого прошлого... в них полно крыс"). Игнатова сравнивает Селина с Астольфом де Кюстином, который за век до того ("Россия в 1839 году") писал: "Слишком прославленная статуя Петра Великого произвела на меня... исключительно неприятное впечатление" и все в том же (антирусском и антипетербургском!) духе.
Но ведь они - "цивилизованные европейцы". То есть, попросту, враги. Что с ними спорить? Мы и сами знаем: и город этот, и страна многократно впадали в упадок - уже и сразу по смерти Петра случилось что-то неладное. Как пишет Игнатова, "город осиротел. Творение Петра I с того времени начало приходить в упадок, чахнуть, как ребенок, лишенный родительской заботы". И, добавим мы, началось все большее воровство, или, как теперь бы сказали, "крепкое хозяйствование" Меншикова, новые смуты, всяческие бесчинства по воцарении Анны Иоанновны. Короче, полное падение нравов с их совершеннейшим ожесточением! Так - до Елизаветы, то есть до нового переворота, повлекшего за собой относительное смягчение тех же самых нравов с одновременным новым вниманием к городу, новой заботой о столице, да еще и с оглядкой на народ (что, вообще говоря, для России нонсенс). Потом - снова волнения, и снова упадок - и в городе, и во всей стране.
И новый переворот, "Торжество Фелицы" (как названа эта глава книги) - с сопутствующим новым расцветом Петербурга - уже Екатерининского. А с ним и новый подъем России! Ряд можно продолжать, но стоит ли? Тем более именно обо всем этом и идет речь в книге.
За множеством фактов, изложенных Игнатовой, с очевидностью скрывается одна - метафизическая - идея. Суть ее в том, что если в граде Петра все будет хорошо, если он, как и множество раз на протяжении трех столетий, в очередной раз возродится из тлена, которому подвержен постоянно (ходя бы в силу местоположения), то все благополучно будет и с Россией. Ибо если живет, трудится и в славе пребывает Имперская Столица (а Петербург, как ни крути, она и есть - уже по замыслу), то обустроится и сама Империя!
Одно печалит: никакие разовые меры, авралы и празднества не смогут поддержать Петербург на плаву - впрямом смысле слова. Поскольку город, "стоящий на болоте", должен плыть всегда. Грести из последних сил. Вытаскивать себя за шкирку. Вместе с конем. Как Мюнхаузен. Иначе - погибель.
А напоследок - хоть чуть-чуть о юбилейном. "16 мая 1903 года столица праздновала свое двухсотлетие. По традиции начало торжества возвестил салют пушек Петропавловской крепости. Празднично украшенный пароход..." Ну нет, так неинтересно! Кому книжка попадется в руки, сам сразу сможет прочесть - как это было. Страница 325. Вторая строчка снизу.
Дарья Гармоненко 
