Александр Александрович Зимин: Биобиблиографический указатель. Сост. В.И. Гульчинский; вступ. ст. С.М. Каштанова. - М.: РГГУ, 2000, 192 с.
Зимина иногда сравнивают с Василием Ключевским: это, наверное, преувеличение, но показательно, что такие уподобления приходят на ум. Если выражаться официально, Зимин заслужил общее уважение тем, что "оставил богатое научное наследие, отредактировал значительное число монографий, учебно-методических пособий, продолжающихся исторических изданий, подготовил к изданию публикации источников" (с.5). Если отбросить "протокол", Зимин, всегда стремившийся в исторических штудиях быть правдивым и основательным, в начале 1960-х совершил настоящий "подвиг честного человека". Ученик С.В. Бахрушина, уважаемый в официальной корпорации, доктор исторических наук, почти академик, он вдруг рискнул положением и благополучием и написал монографию, в которой ставил под сомнение подлинность "Слова о полку Игореве". Поднялась настоящая буря. Скандальную работу в печать не пустили, специально изготовленные экземпляры - в обстановке секретности - были розданы надежным рецензентам-разоблачителям, и коллеги-древники книгу притоптали. Безусловно, время было относительно тихое: вольнодумца не репрессировали, а "просто" переместили в неблагонадежные (не-академики, не-выездные и т.п.). И хотя совершенно не факт, что Зимин прав в скептическом отношении к "Слову", его аргументы весомы, а твердое отстаивание собственного мнения, отказ от научного покаяния вызывают однозначную симпатию. Своими дальнейшими работами Зимин снова и снова доказывал, что не случайно оступился на торной дороге, но последовательно освобождался от первородного греха советизма.
Приятно констатировать, что авторы изготовили биобиблиографический указатель, достойный его "героя". В книгу включены написанный С.М. Каштановым очерк жизни и творчества, список трудов, указатель литературы о жизни и деятельности Зимина, основные даты жизни и деятельности, а также список неизданных работ и - в качестве особого украшения - краткие выдержки из них. Некоторое недоумение, правда, возникает при знакомстве с разделом "Основные даты жизни и деятельности", который, игнорируя невзгоды историка, сводится к скрупулезному суммированию званий, чинов, наград, тем самым словно бы сожалея о нарушении Зиминым официальной парадигмы поведения советского ученого.
Зато действительно лестную для Зимина закономерность обнаруживает полный список трудов историка. Статей и книг, публикаций источников, рецензий, редактируемых сочинений коллег к 1980 году получается 413. Цифра внушительная. Однако и после кончины Зимина работы из его творческого "портфеля" продолжают печататься: с 1980-го по 1999 год список увеличился еще на 31 пункт (в том числе несколько монографий). Нередко заранее отвергая возможность прижизненной публикации, Зимин писал, уверенно обращаясь к будущему, и не зря - его сочинения по-прежнему (и даже больше) интересны.
Так, именно благодаря посмертному "Витязю на распутье" (1991) ясно обрисовался любопытнейший замысел "хронологической серии" - шести монографий, охватывающих историю России "любимого" периода Зимина (XV-XVI вв.), первая из которых была опубликована еще в 1960 году. Если переиздать их теперь в рамках единого проекта (особенно с правкой и добавлениями, которые историк делал по выходе книг в свет), это будет научный бестселлер, где запоминающиеся образы отдельных действующих лиц не затемняют, но делают концептуальность изложения более выпуклой.
Кроме того, указатель называет 12 неизданных машинописей Зимина, среди прочего - две части монографии о "Слове" (1200 страниц!) и едва ли не более занимательная хроника официальной борьбы с ней (600 страниц), история рода графа М.Ф. Каменского, по материнской линии предка Зимина, и две книги воспоминаний. Такое сочетание профессиональных и "экзистенциальных" текстов показательно: пересмотр понимания истории связан с пересмотром значимости собственной личности - и наоборот.
Судя по напечатанным фрагментам неизданного, это сочинения свободного человека, неожиданные, парадоксальные, далекие от педантизма. "Я даже позднее с некоторым преувеличением повторял неоднократно: "Историком меня сделал Дюма, а источниковедом Шерлок Холмс". Шерлок Холмс соседствует с д"Артаньяном не случайно. Детектив - лаборатория научного поиска. Он учит не только логическому мышлению, но и знакомит со страстями мира разнообразных людей" (с.136).
Преодолев искушения, Зимин стал Зиминым. Иными словами (цитируя С.М. Каштанова): "Раскрепощенность мысли, отсутствие попытки предстать перед читателем совершенно "правильным", официальным историком придавали свежесть каждому новому труду Зимина. "Ореол мученичества" был поначалу сладок и горек, но А.А. сумел избавиться от него и оставался всю жизнь самим собой, т.е. человеком с внутренним, а не внешним сиянием" (с.28).
В заключение хотелось бы попросить близких Александра Зимина не мешкать с публикацией самого интересного (сенсационного) из "неизданного". В таком случае будет проще и с остальными, собственно профессиональными трудами, а также с переизданиями. В противном же случае, если не торопиться, существует опасность оказаться во времени, когда весь "сюжет Зимина" (его идеи и их оппоненты) перейдет в разряд узко-профессиональных проблем истории отечественной науки советского периода.