Религия утраченных дней

ЗАРАНЕЕ оговорюсь: это опыт жизни скорее, чем опыт прочтения. То есть мы читали, конечно, читали. Зачитывались, зачитывали до дыр, зарывались в профессора с головой. Для кого это стало жизнью, а для кого-то сломало жизнь, как ее понимают современное общество и государство. Но главной для нас, для меня по крайней мере, в течение нескольких лет была жизнь "в Толкине", по его правилам, в его географии, его архитектуре, его теологии или эсхатологии. И, в сущности, то, что я собираюсь обсуждать, относится главным образом ко мне, или, может быть, еще к трем-пяти "обособленным людям" (неприятный, но верный термин). Это ни в коей мере нельзя назвать социологическим эскизом толкинистской тусовки Москвы 90-х или философским/богословским анализом творчества Дж.Р.Р. применительно к России. Нет. Такие эскизы и аналитические работы еще будут написаны, мной или кем-нибудь другим, а здесь я представлю вам заметки на полях еще не написанной истории.

Проблема еще и в том, что я никогда не был настоящим тусовщиком. Тусовка проходила мимо меня, и только немногие люди цепляли, останавливали мое внимание, и лишь порой я глубоко погружался в тусовочную жизнь - на неделю, на месяц, не больше. Я чаще разочаровывался в тусовочных людях; как говорил о системе один мой друг: "На них очень приятно смотреть, заткнув уши!" Тем более я любил "своих" и держался за каждого "своего" человека.

Толкин и его мир начался для меня в 1986 году. Как и для многих других русских подросточков того времени, открытие Толкина стало для меня откровением, первым прикосновением к религии, к чуду. Это был сильный удар по мозгам, изменивший всю жизнь┘ Плохо ли, хорошо ли, но я до сих пор не разочаровался в старом английском профессоре, как часто с апломбом признаются заматеревшие "бывшие толкинисты", и вряд ли разочаруюсь в нем когда-нибудь. Итак, стараясь держаться "своих", "обособленных" людей, так же я держусь и за "своих" авторов, отбирая в коллекцию только сотворивших чудо. А таких ведь не так уж много!

Хранители

Толкин пришел к нам, в Россию, сокращенным переводом первой части эпопеи "Властелин колец" под русским названием "Хранители" в 1982 году. Перевод названия первого тома, "The Fellowship of the Ring", не совсем верный, но удачный, более чем удачный, как и все, что в этом переводе делал Кистяковский. Это была белая книга с сине-черным лаконичным рисунком на обложке. Книга, изменившая нашу жизнь. Мы прочли позже полный русский перевод и английский оригинал, мы спорили о качествах неубедительных переводов и особенностях английского языка самого профессора, но началось все с "Хранителей", с их гениального аляповатого дизайна, уютной карты и перепутанных факсимильных надписей из английского оригинала.

Сама незаконченность перевода "Хранителей", отсутствие второго и третьего томов "Властелина колец", кем-то потом скучно объясненные политическими причинами, была тоже гениальным ходом. Вечная недосказанность, вечная возможность продолжения игры, вечная тайна, не могли не появиться вместе с "Хранителями", как они существуют вокруг всего связанного с именем Толкина, человека, подобно Р.Генону прожившего на удивление простую жизнь.

"Хранители" обрываются на полуслове: братство кольца расходится в разные стороны, с тем чтобы соединиться через сотни лет, и каждый из них (или из нас), из тех кто выживет, обернется умудренным старцем, а хоббиты вырастут и превратятся в исполинов с холодными и грустными глазами. Так все закончится? Может быть, и так, разные люди говорят разное. Не прочитав еще "Двух башен" и "Возвращения короля", желторотые, мы задавались теми же вопросами, что задаст Сэм, и знали, что нам ответит господин Фродо. "Why, to think of it, we"re in the same tale still! It"s going on. Don"t the great tales never end?" "No they never end as tales." И отзывался написанный когда-то по-русски оригинал: "Подумать только, мы все еще в той же самой истории! И она продолжается. Да и кончаются ли когда-нибудь великие истории?" - "Нет, они никогда не кончаются... как истории".

Мы узнавали по крохам, как все будет на самом деле. На замороженных окнах пригородных электричек мы писали окоченевшими пальцами вторую и третью летопись Алой Книги. Это мы были хранителями! Нам дано было хранить знание о кольцах, кольценосцах, смертных и перворожденных, нам было дано знать, а мир, что вокруг, мог только подтвердить истину несказанной своей красотой летним вечером на опушке подмосковного леса, ранними ландышами на холме в Радонеже, где поют ангелы. Мир соглашался с нами, и мы соглашались с миром. Только город вставал неодолимой машиной, город нависал над нами и ждал своего часа. Город, в котором нам всем предстояло вариться и вариться, чтобы быть наконец приготовленными по всем рецептам для этой жизни. Как написал кто-то из моих друзей по другому поводу: "Моей судьбой - нелепый случай - стал Вавилон в тайге дремучей".

После "Хранителей" мы, каждый поодиночке, чувствовали примерно одно и то же: ах, если бы нас было много, мы изменили бы мир! Ведь мы уже не были людьми, мы становились эльфами, перворожденными... Именно эльфами. А это и есть самое основное и потаенное у Толкина - эльфы. Его личное изобретение. Хоббиты - это так, дань патриотизму: в любом пабе в английской глубинке можно увидеть последних хоббитов под ногами у американообразных верзил. Нет, эльфы - это очень по-русски: для них нужен простор, изначальный лес (selva oscura), безлюдье. Где вы видели это в обустроенной Европе?

Эльфы появляются в "Хранителях" вдруг, но неспроста, еще в уютной оксфордширской Хоббитании. И первое, что мы слышим от них, - это гимн Элберет, Варде, создательнице звезд, Царице Небесной. Так вот, со мной могут не согласиться, но, по мне, русский перевод этого гимна, выполненный Андреем Кистяковским ("Зарница всенощной зари / за дальними морями..."), ставший знаковым для русского толкинизма, куда ближе, не по словам, а по духу, к эльфийскому оригиналу, чем "перевод" Толкина ("Snow-white! Snow-white! O, Lady clear!"). У Толкина получается какая-то Белоснежка. Могут сказать, что это Фродо так услышал: он ведь эльфийский знал не очень хорошо. Согласен. Значит, Кистяковский знал эльфийский лучше. Да, конечно, покойный переводчик понятия не имел, что на синдарине означает galadhremmin ennorath, но и мы, поднаторевшие в языкознании, с трудом это можем перевести: то ли "земли переплетенных деревьев", то ли "средиземья перевитых светов". Дивный народ, право слово!

И хочется поблагодарить покойного Андрея Кистяковского, известного в основном переводами африканских авторов: Амоса Тутуолы, Воле Шойинка, ну и "рожденного в ЮАР" Дж. Р. Р. Толкина, за "Хранителей": за его верные церковнославянизмы и сочные украинизмы, за гениальные переводы несуществующих стихов. Можно найти множество примеров, когда визионер Кистяковский точно делал перевод с эльфийского или гномского (гномического?) оригинала, высматривая его за неуклюжим хоббитским стихом Толкина. Не один я сожалею, что не удастся уже задать переводчику нужных вопросов о технике и "кухне" его работы. (Муравьева за "Хранителей" тоже стоит поблагодарить, но с большими оговорками, которых здесь касаться не будем.)

Радость с привкусом тоски

Все нелепые мечты будущих толкинистов (ну не было ли таких у поклонников Ницше, Гессе или Курта Воннегута?) стали оборачиваться выморочной реальностью летом 1990 года. Первые "Хоббитские игры" в Красноярске. Информация пошла из журнала "Знание - сила". Там же, в редакции, был "штаб" игр в Москве, туда я принес наши заявки и манифест движения толкинистско-экологического содержания, опубликованный в том же июле в самиздатовской красноярской газете "Серые гавани" (так?). Тем же летом мне довелось впервые выехать на Запад и привезти основного Толкина на английском. В книжных магазинах вид серии "История Средиземья" под редакцией сына автора, Кристофера Толкина, с эльфийскими надписями на титульных страницах приводил в эйфорическое состояние. В августе я уже был на игре в Красноярске.

Первые ХИ подробно описаны их участниками, воспоминания вы сможете прочесть в Интернете на игровых и толкинистских страницах. Психологии и технике игр также посвящено множество статей. Мне интереснее другое: почему уже после первых ХИ я почувствовал, что движение ничего не изменит. Почему собравшиеся люди, равно как вообще ролевики 90-х годов, оказались буксующим, пустым движением - хотя бы по сравнению с более ранними хипповыми системами в России?

Уже на ХИ-90 стало ясно, что мечты о новом эльфийском народе рассыпаются в прах. Гордое искушение - стать эльфом - осталось невыполнимым. Ролевые игры с тех пор и всегда были "человеческими, слишком человеческими". Планка была поставлена слишком высоко: единственным выходом для многих даже искренних людей в толкинистской тусовке стал стеб. Стеб как метод принизить до бытового уровня реалии чересчур уж правильного мира Толкина. Элронд, владыка Раздола, за беспробудное пьянство заслуженно получает звание Раздол-бая, самогон становится здравуром, а Валинор - мертвятником. Все это рифмуется, кладется на три аккорда, и, пожалуйста, - вот вам субкультура с корешками в советском туризме и КСП.

В Красноярске были и довольно забавные персонажи. Саруман Киевский (Владимир Талалаев), который уже тогда весьма постмодернистски совмещал земные реалии и реалии Средиземья и "применял неигровую магию". Неформальные питерцы - темные эльфы. В.А.М. (Маторина), интересная переводчица Толкина с Украины, игравшая тогда паучиху Шелоб. Конечно, приятнее было трубить с Саруманом в сигнальные рога на вершине сопки, чем пить водку с Элрондом. К тому же первые ХИ совпали с началом войны в Персидском заливе, и Талалаев гнал телеги о магическом значении отыгрываемой войны в Средиземье для реальной войны в заливе. Здесь он немного ошибся: ХИшки аукнулись, но не так далеко, главным образом в России, и не столь масштабно. Аукнулись они для каждого из участников по-разному, например: побывав внутри Книги, игроки решили, что их дорога и есть Книга.

Вскоре после возвращения воодушевленной питерской команды из Сибири в город на Неве там решают устроить свои игры по мифам и преданиям северо-запада Европы. Со своими питерскими особенностями. Игры стал мастерить в 1990 (1991 году?) известный в узких кругах Тони Лустберг. Насколько я понимаю со слов очевидцев и самого Лустберга, игры эти представляли собой мистерии с глубоким погружением в сюжет. Старый мудрый Вяйнемяйнен у дуба в центре игрового полигона мирно соседствовал с эльфами и лешими. В июле 1991 года на системной тусовке возле Ротонды в Питере участник лустберговской игры, мирно покуривающий шмаль, на вопрос: "Ну как была игра?", отвечал, хитро прищурив глаза: "Как это", указуя на косяк.

Ролевая тусовка в Петербурге тогда была ближе всего к затухающей хипповой системе. Нужно оговориться, что вообще-то ни легкими, ни тяжелыми наркотиками русская толкинистская тусовка позднее не баловалась, Бог миловал. Да и национальные особенности больше располагали к алкоголю. Так, по иронии судьбы в 1998 году на злополучном международном "Рэйнбоу" под Питером Лустберг с компанией появился с кипой листовок хорошей печати о вреде наркотиков... и с бутылью медицинского спирта.

90-е были помимо всего прочего десятилетием толкинистской тусовки в России. Идет ли сейчас все на спад, сказать сложно. Может быть, просто уже хватит? Хватит десятилетия? Campus cult Толкина в Штатах тоже закончился. Всему свое время. Нынешние члены Tolkien society в Англии представляют собой скучнейшую компанию рефлексирующих комплексантов, которые с боязливым недоверием внимают слухам о бегающих с деревянными мечами по лесам русских толкинистах. Не есть ли такое society - будущее сегодняшней тусовки здесь, в России? Вряд ли. Русские всегда с готовностью берут самую утопическую идею (чем утопичнее, тем лучше), чтобы претворить ее в жизнь. Даешь нам русский раек на халяву и прямо сейчас! Так что и Толкина мы будем еще долго доводить до абсурда. Черный гностицизм Ниенны Московской с заламыванием рук и большим количеством слез, соплей и красного вина - только начало. Недаром на него положил блуждающий глаз евразийствующий сетевик Вербицкий.

Как ни жаль, но толкинисты, ролевики, квэны в России в культурном отношении оставили, с моей точки зрения, на редкость скудный багаж. Их тексты (как поэтические, так и прозаические) делятся в основном на три категории: стеб, возвышенный бред и, позднее, фантастические боевики а lаD&D. Есть исключения, эти исключения люблю и ценю; имена авторов широкому кругу неизвестны, да и не нужно. Бог все видит. На другом фронте Янка, Умка или Олди (тот, что растаман, а не фантаст) тоже скоро будут благополучно забыты публикой.

Радость... Что же давало нам радость все это время? Что останется вспомнить потом? Только людей, любимых, иногда больных, иногда сумасшедших людей толкинистской системы. Только дни, когда чудо было где-то рядом, казалось, еще немного, и оно откроется именно тебе. Когда в сентябре среди асфальта и шума машин на Воробьевых горах в тени главного здания университета мы шуршали опавшими кленовыми листьями и бредили историей безумного Феанора и возгордившихся нолдор. Это был наш campus cult, только кампус был слишком узок для него. И мы бесшумно скользили по ночному подмосковному лесу дальше, туда, где он сливается с линией горизонта и начинается прямой путь.

Религия завтрашних дней?

Это из песни раннего "Чайфа", занесенной на ХИ-90 питерскими эльфами. "Запахи леса и звуки морей - это религия завтрашних дней!" - раздавалось у костров на берегу таежной реки Маны. Голимый ньюэйдж... Но как это манило нас тогда и всю первую половину 90-х. Почему Толкин не стал религией (или еще не поздно)? Почему тусовка в Нескучном саду - это не "тоталитарная" секта? Можно дать несколько ответов на эти вопросы, и все они будут субъективны и неполны.

Сам Дж.Р.Р. Толкин, будучи христианином и католиком, никогда не ставил перед собой задачи создания религиозной доктрины. Для него бы дикой была сама постановка вопроса о его работах как о Писании для новой религии. Под конец жизни профессору приходилось скрываться от надоедливых американских фанов: говорить им друг с другом было не о чем. Ни "Властелин колец", ни материалы к "Сильмариллиону" нельзя рассматривать вне библейского контекста. Другое дело, что считать прозу Толкина прямой апологией христианского вероучения, как большая часть текстов Льюиса, тоже невозможно.

Во "Властелине..." и "Сильмариллионе" ощущаются не только дохристианские германский и кельтский, но и не столь очевидные гностический и манихейский пласты (трудно сказать, появились ли они по воле автора или исподволь сами по себе). Творение в "Сильмариллионе" опосредованное, то есть мир создает музыка Айнур, первых созданий Бога, но не сам Демиург. Валар Толкина - это скорее гностические архонты, чем христианские архангелы. Мелькору дается возможность творить самому в отличие от Сатаниила ортодоксальной христианской традиции. Крайний дуализм Толкина приводит к тому, что в каждой битве его мира силы ангельские и демонические оказываются примерно равновелики, исход битвы не предрешен, и каждая битва может стать Последней (той самой Dagor Dagorath - толкинской эсхатологии). Зло век за веком обволакивает мир, и островки изначального божественного порядка становятся враждебны всему остальному миру, лежащему во зле.

Манихейский дуализм Толкина преодолевается только его христианской верой в Счастливую Развязку, его последним оптимизмом. Да, чудо уходит из мира с каждой эпохой, и Бога в мире становится все меньше и меньше. Аккорды Мелькора из первоначальной музыки звучат все сильнее. Но надежда и вера в новую землю, в преображенную Арду (Arda Envinyanta), где исполнится предназначение людей и эльфов, не покидает автора, как не покинет и нас, читателей.

Можно задать вопрос: а что, собственно, христианского в "Сильмариллионе" и "Властелине колец" или "Хоббите"? Не перечисляя всех аллюзий, упомянем, например, отношение к жизни и смерти у Толкина. Вы не найдете в его книгах красочных описаний смертоубийств и кровавых битв, как у дешевых эпигонов профессора, коммерческих авторов фэнтези. Казалось бы, Толкин легко расправляется с чудовищами, и что ему стоило разом покончить с пожирателем падали Горлумом? Нет, и он достоин сострадания, и его жизнь - часть Промысла.

Наверное, главный религиозный смысл "Властелина колец", как писал сам Толкин в эссе "О волшебных историях", - это финал, Счастливая Развязка повествования, в которой можно услышать далекое эхо Счастливой Развязки человеческой истории - Рождения и Воскресения Христа. К тому же в финале "Властелина колец" можно разглядеть и отблеск грядущего грозного Апокалипсиса: битва завершилась и земля лежит измененная.

Сама Последняя Битва толкиновской мифологии, Дагор Дагорат (Битва Битв), ни разу не упомянута ни во "Властелине колец", ни в окончательном варианте "Сильмариллиона", составленном Кристофером Толкином. Речь о ней идет только в ранней "Книге потерянных сказаний" и других незавершенных работах. Толкин постепенно отказывается от идеи создания эльфийской сакральной традиции с известной и продуманной эсхатологией. Напротив, Конец Света прикрыт десницей Создателя даже от ангельских сущностей (Айнур), не говоря уже о простых перворожденных и смертных детях Эру. Время Дагор Дагорат известно одному Всевышнему, и приблизить ее или даже разглядеть признаки ее приближения в заголовках газет нам не дано.

Возвращаясь к нашим толкинистам, могу вспомнить только один достоверный случай, когда от игры и "наркотического" проживания в мире вторичной реальности пробовали перейти к созданию религии и общины для жизни в мире реальном. Несколько юных и постарше толкинистов из Москвы и Киева (имена раскрывать не имеет смысла) году в 1994-м собрались в Горный Алтай, с целью основать там общину последователей культа Эру Единого, живущую натуральным хозяйством. Лидером этой группы, как ни странно, был человек обеспеченный, на чьи деньги, собственно, и собирались обустраивать общину. Они уже закупили зерновую пшеницу, которую вертолетом собирались закидывать на место в Алтайских горах, были написаны обрядовые и литургические тексты. И тут все (слава Богу!) сорвалось по причине обычной русской безалаберности: начальник-спонсор умудрился быстро растратить деньги (которых оказалось не так уж много) и увлечься идеей поиска Ородруина на Камчатке.

История может показаться анекдотичной, но это был действительно единственный случай, когда толкинисты пытались практиковать свою религию в реальном неигровом мире. Дело в том, что известно множество примеров игровых обрядов, которые часто становятся пародией на самих себя. Пожалуй, одними из немногих по-настоящему серьезных ролевиков были и остаются последователи печальной проповедницы культа Мелькора, Ниенны. Этим стеб несвойствен: слишком все грустно для них заканчивается.

Почему Толкин не стал религией? Самое загадочное во всем этом - эльфы. Бессмертные, творцы иного мира. Не омраченные первородным грехом, потому не знающие "религии", и все же не ангелы и не духи, а дети Бога из плоти и крови, самые близкие родичи людей. Вы не встретите таких ни в одной мифологии Северной Европы, откуда Толкин черпал, кажется, все свои ходы. Их храм - синий храм небесного окоема, их Бог - Бог ангелов и людей. Нам остается только услышать музыку их арф вечером.