Костюмчики для монстра

Алексей Зверев. В.В. Набоков. - М.: Молодая гвардия, серия "ЖЗЛ", 2001, 786 с. - ISBN 5-235-02431-1.

CВЕРШИЛОСЬ - Набоков попал в серию "ЖЗЛ", учрежденную Горьким в 1933 году. Горького писатель, как известно, на дух не переносил, но судьба - индейка, и я уже вижу ту книжную полку, где в одинаковых серых мундирчиках будут стоять в затылок и Горький, и Чернышевский, и Шолохов, и - теперь вот - Набоков.

В общем, пошлее ситуации применительно к Набокову выдумать сложно.

Второй, долгожданный и многострадальный, том вышел в Издательстве "Независимая Газета" (совместно с "Симпозиумом"). Называется он "Русские годы" и является первым из двух томов обширнейшей биографии мастера, написанной на английском языке.

"ЖЗЛ" написал Алексей Зверев - знаток и ценитель зарубежной литературы. Автор нашего двухтомника - Брайан Бойд, крупнейший знаток творчества Набокова, первый и самый серьезный "жизнеописатель" мастера.

Полистаем?

Конечно, книга Зверева написана вкуснее... Взять хотя бы описания питерских улиц, их флера и электрической атмосферы, без чего Набокова, как ни крути, до конца все равно не поймешь. Поэтому в этой книге есть не только "разбор полетов", но и блеск утренней измороси, и туманы первых фонарей, и шум шелка, и много прочей бытовой упоительности из набора начала века.

Что поделать! Автор "ЖЗЛа" - лицо заинтересованное, он пишет так, как будто "на его месте мог быть я", и он прав, поскольку судьба Набокова - это идеальный вариант для оплакивания собственной участи для каждого из нас. Поэтому автору простительны "безумная неосторожность влюбленных" и жаркие поцелуи юного Набокова с подружкой в темных зальчиках питерского синема.

Раз пишет, значит знает: так оно и было на самом деле.

Против Зверева Бойд выглядит очкастым занудой, который трижды расшаркивается в предисловиях, где без конца "выражает" и "оговаривает подробности".

Текст его переведен Галиной Лапиной - переведен скучновато, суховато, "с цветом лица, что называется, геморроидальным". Но если мы ищем не упоительные вечера и пыль Серебряного века, а подробности жизни, то тут Бойду нет равных, да и не может быть, поскольку у заокеанского Бойда "под рукой" были архивы университетов всего мира, а у нашего автора вряд ли был к таким документам доступ. В силу опять-таки геобиографических данных.

Что еще?

Бойд пытается выудить из сознания своего героя всех этих гумбертов, кинботов, германов, найтов, мартынов - выудить и проверить на психологическую состоятельность. Алексей же Зверев более озабочен литературой, в который раз выражая "восторг-восхищение" перед монстром мировой словесности.

В общем, если вам с Набоковым "серьезно и долго работать" - выбирайте Бойда: от него пахнет вечностью. Ну а если вы с Набоковым еще не слишком знакомы, возьмитесь за Зверева - здесь все ароматы эпохи. Он - как бы это сказать? - поможет вам попасть под влияние.

Что касается самого В.В., то тут как раз проще, ибо все его романы в конечном итоге варьируют одну и ту же тему - собственной биографии и судьбы. Это Бродский каждый раз отнекивался от "биографического фактора" в своем творчестве. Наоборот, в каждом сочинении Набоков, о чем бы он ни писал, пишет о своем жизненном пути: пытаясь осмыслить в литературных формах собственную персону в контексте эпохи. Найти след судьбы. Зафиксировать его или замести. Ну и сложить на книжную полку.

Да что там говорить! Сугубо филологический труд по переводу "Евгения Онегина" он умудрился "подмять под себя", там и сям рассказывая о собственном детстве или раздавая затрещины литературным недоноскам советской эпохи.

Но судьба, повторяю, - индейка! И вот теперь замечательный писатель Владимир Владимирович Набоков - тот самый, что ловил бабочек, катался на авто, писал в альбом бездарные стихи (а потом взял и протаранил мировую литературу своим весом, как берлинский поезд), - получил под занавес партийный костюмчик и спокойненько встал туда, к ним - на полку замечательных людей.

И поди теперь разбери: не об этом ли он мечтал?