Русская проза - что тесто: никогда не стоит на месте.
О феномене русского романа 90-х наша газета уже писала - см. материал "За роман ответишь", # 32 от 24 августа 2000 г. Теперь мы хотели бы обратить ваше внимание на малую прозу, которая за последнее время дала обильные побеги.
Судите сами - с осени 1999 до осени 2000 года вышло аж пять антологий современной короткой прозы: донецкая "Антология странного рассказа", составленная Сергеем Шаталовым, "НЛОшные" "Жужукины дети" и "Очень короткие тексты", "Антология современного рассказа, или Истории конца века" (издательство "Астрель"), и, наконец, ерофеевская "Время рожать", выпущенная, что называется, "в пандан" его же "Русским цветам зла".
Ясное дело, что Виктор Ерофеев делает антологии под себя, вымащивая себе, любимому, контекст из приближенных, - так что правильнее его книги следовало бы выпускать в серии "А по бокам-то все косточки русские". С "Очень короткими текстами" дело обстоит еще хуже - в этой книжечке действительно навалом очень коротких текстов, но короткой прозы, увы, почти не наблюдается.
Но факт остается фактом: за последний год интерес к рассказу вырос.
Интерес парадоксальный, особенно если учесть, что многие критики воспринимали конец 90-х как время русского романа - и только. Именно роман стал жанром, модным среди "продвинутой" молодежи, которая таскала с собой то Пелевина, то Сорокина, то Акунина, то Болмата, то Крусанова.
Ни одна из названных антологий малой прозы модной книгой не стала - да и не могла стать, поскольку каждая из них претендовала на большее: на историческое обобщение. Что делал составитель такой антологии? Обозревал малую русскую словесность последних 10-20 лет и, наполнив сердце горечью (или веселием, в зависимости от конъюнктуры рынка), предлагал свою концепцию ее "истории и развития".
В дело шло все. Тут можно было 1) объявить о рождении нового жанра, 2) реструктурировать уже имеющиеся направления, или, наконец, как Ерофеев, 3) сообщить о том, что в литературе 90-х сформировалось новое поколение и у него есть свои особенные черты: тотальная феминизация, интровертность и "мягкая зигзагообразность стиля". Об этом, впрочем, лучше рассказал сам Ерофеев в интервью "EL-НГ" от 28 сентября сего года.
Роман отличается от рассказа в том числе и формой бытования. Иными словами, модному роману нужно было найти издателя - дальше все катилось под горку "само по себе". А вот короткая проза в этом отношении была совершенно беспомощной - поэтому образ куратора в ее случае возникал с печальной неизбежностью.
Читатель романа - человек из общества. Читатель рассказа - меньше чем единица, индивидуум, ноль без палочки, гол как сокол. Роман подводит итог - рассказ ищет. Роман тянется на телегах в арьергарде - рассказ идет по следу впереди всех. Событие рассказа - антиобщественное и сугубо лирическое, в то время как роман всегда был и будет "большим общественным высказыванием", хотя в любом романе вы найдете его первоисточник - рассказ. Собственно, современный роман, которого хлебом не корми, дай "обнажить прием", - это демонстрация первоисточника: цепочка рассказов, склеенная крупным авторским обобщением.
По русской традиции, восходящей ко второй половине XIX века, резкие перемены в общественной жизни должны сопровождаться появлением романов. Произошел, скажем, дефолт - на тебе, получите роман "Униженные и оскорбленные". Выбрали нового президента - пожалуйста, завтра на прилавках появится "Крошка Цахес". Надоело общественное актуальное - ради бога, вот вам общественное неактуальное про старинные горшки и взятие Измаила.
Другое дело - рассказ: тут явных переломов не было, жанры обновлялись неслышно и акценты сдвигались - по миллиметру. Новый русский рассказ мутировал как крот: в темноте и тишине. Время от времени на поверхность пробивалась то темпераментная графомания, то порнография, то авангард. Но в основе всегда было стремление установить новые отношения между лирическим героем, автором и читателем.
Собственно, этим и занимался рассказ 90-х: нащупывал возможности, препарировал, занимался микрохирургией и точечными бомбардировками. Складывал карточные домики и колодцы из спичек. Иными словами - рыхлил почву для романа, который именно благодаря рассказам стал в 90-х "модным жанром".
Антологии, о которых мы говорили выше, пытались уловить именно эти "новые структуры" малой прозы. Другое дело, что чаще всего неудачно - неярко и ненаглядно, подменяя "структуру" внешними признаками: объемом страниц и пространственно-временными связями.
А может быть, все вообще было гораздо проще - и весь этот "патологический" ажиотаж вокруг малой прозы возник из-за отсутствия на книжном рынке такого явления, как сборник рассказов одного автора. Из-за того, что наши авторы не могут написать больше одного-двух оригинальных рассказиков - чтобы и с сюжетом, и со всеми аксессуарами малой прозы.
Потому и сбивают рассказчиков в кучу, что на книгу ни у кого толком не наберется. Поэтому и строят по росту, что сами за себя постоять не могут.
А рассказ - это ж вам не роман. За рассказ, как говорится в одном романе, "держать надо".