Птюч-книга. Сост. и авт. предисл. И.Шулинский. - М.: АРМАДА: Издательство Альфа-книга, 2000, 431 с.
Этой книгой журнал "Птюч" поставил точку в собственной истории. Истории нелепой, недолгой, несмелой, но обаятельной - каким и было то время середины 90-х.
Время "птюч" кончилось сразу после кризиса. Вместе с эпохой, когда на двадцать баксов можно было жить целый месяц и ни в чем себе не отказывать. Когда "Макдоналдс" был символом. Когда евроремонт и MTV еще не сдали на евросвалку. И когда самое стильное радио города "Радиостанция-2000" называлось еще без затей - "Станция".
А может быть, ее вообще еще не было и приходилось обходиться "Престижем".
Я уже не помню.
В эту книгу вошли избранные материалы журнала, который читали немногие, но знали почти все, кто умел читать. Тогда журнал мог себе позволить переводы из Ирвина Уэлша с матюгами - и Уорхолла с Джарменом. Тогда героем его выпуска мог стать даже поэт Игорь Холин, потому что Холин - это примерно то же, что MTV, только в литературном поле, и гораздо веселее.
Собственно, журнал играл роль путеводителя в те времена, когда зарубежные музыканты, режиссеры и художники в Москву приезжать еще не решались, ТВ показывало бог весть что, а наши абсолютисты, перфекционисты и концептуалисты еще не нашли себе дорогу к издательствам и клубным площадкам.
Вот тогда-то и появилось это понятие - "птюч": человек-персонаж, человек-жанр, человек-эмблема. Сам показываю-рисую-пою - сам о себе и пишу - как умею. Тогда этикетки вообще были в моде - все эти любера, рокеры, хиппи, панки и прочие, кому "трудно быть молодым": на замену комсомольско-партийной парадигме ценностей, видимо. Но самым обаятельным, немассовым и, главное, симпатичным персонажем в этой агрессивно настроенной толпе были все-таки птючи.
Определить птюча очень трудно - и в этом главное его достоинство. Что-то вроде русской версии эскапизма западных 60-х. Метафизические стиляги. Люди-эклектики, которым "по барабану" все, кроме музыки, любви и дизайна. Но точного определения все равно не подыщешь - и слава богу, поскольку птюч избегает всего, что касается "мира точных определений", предпочитает наглядные неясности и "Trainspotting" - "Криминальному чтиву".
Это у птюча был цвет глаз, ненадежный как мартовский лед. Это у него в квартире стоял бабушкин комод, на белых крашеных стенках висела современная живопись, в углу звонил старый телефон, а на самом видном месте красовался многоэтажный "Techniсs" или "Kenwood" с напольными колонками. И только сейчас никого не удивишь таким набором - поскольку сами птючи давно предпочитают Naf-Naf, а не Тишинский рынок.
Поиск стиля и был ключевой проблемой для этих людей - сколько бы инициаторы журнала ни говорили о проблемах поколения, танцевальной музыки, ностальгии и т.д. Птючи первыми пытались сформировать свое, частное пространство своими же, частными, средствами: музыкой, наркотиками и легким - как у Бунина - дыханием. Собственно, частное пространство, "ракушка", - это и есть главная буржуазная ценность: просто птючи сильно опережали свое время, поэтому эта идея бытовала еще и как протест против безобразия, которое творилось тогда в стране. Самым ценным на этом безобразном фоне для птюча была - что? - правильно: подлинность. Но что такое "подлинность", как не кульминация частности? Собственно, от этого пошел и дизайн журнала, и стиль материалов, имитирующий спонтанность и непосредственность изложения. Просто теперь время догнало наших героев - и они идут в ногу.
Книга, которая кажется надгробной плитой всем этим "поискам себя", состоит из разных материалов - тут тебе первые переводы Берроуза и Уэлша, Радов с Приговым, много секса, кино и фельетонов, где Курицын ставит над собой эксперимент с помощью MTV и водки.
Но самое забавное - в том, что с выходом книги стало окончательно ясно, что журнал "Птюч" был первым в России графическим проектом: проектом, где все тексты держались за счет дизайна и сумасшедшей верстки. Теперь, собранные на простой бумаге без картинок под одной веселой обложкой, эти тексты выглядят обыкновенно и ничего от птюч-стиля в них, оказывается, нет. Стиль исчез вместе с краской и версткой - осталась литература, собранная невесть по каким соображениям под одну обложку.
Ну не вяжется книга с тусовкой, даже если это "Птюч-книга". Нет в ней ничего от птючей - не их это жанр, и ничего она не скажет случайному читателю: что? зачем? когда? почему? Да и сами птючи - где они? что их тусовка? Вот что нынче пишет редактор журнала в своей колонке: "Я заметил, что многие мои друзья перешли на тихое и спокойное времяпрепровождение. Пять лет назад каждая ночь казалась последней. И могла быть последней. Отдыхали с неистовой страстью и яростью. С пионерским задором. Сейчас потратить сто долларов на кокаин кажется святотатством. Уж лучше накупить продуктов в универмаге "Седьмой континент".
От чего они тогда так уставали, что отдыхали "с неистовой яростью", непонятно, - а вот пафос уюта и тепла остался прежний: просто барахолка сменилась на супермаркет. Но ведь и Уэлш нынче - чрезвычайно респектабельный парень, который позирует с пивом перед фотографами и выдает чудовищно корректные фразы на публику. Так что нынешний "Птюч" - это что-то вроде "Домашнего очага", только для умных: для тех, кто понимает, что творится вокруг, и чем быстрее ты выкинешь телевизор на помойку, тем будет лучше. А уж потом можно на все наплевать, заниматься аэробикой, слушать "Станцию 2000" по вторникам - и испытывать чувство любопытства ко всему, что происходит за пределами Садового кольца.
Собственно, любопытство к внешнему миру, терпимость к любым проявлениям интеллектуально-полового характера всегда отличали - и отличают - птючей от основной массы наших сограждан, которые все еще чудовищно отстают от своего времени.
А птючи были первыми - и, кажется, единственными! - кто предложил реальную модель поведения в тех условиях. Со своей моралью, со своим стилем и своим журналом. И - вот ведь - эта модель работала! Поэтому их роль в "буржуазной" революции середины 90-х остается по-прежнему очень существенной - хотя и очень незаметной.
С другой стороны, публичность - это ведь не к лицу настоящему птючу: не правда ли?