"Любой сюжет, связанный с паранойей..."

- Пинчон, как ни крути, один из крупнейших американских прозаиков ХХ века. Он много раз выдвигался на Нобелевскую премию, правда, пока не сподобился, но тем не менее... В русской культуре Пинчон - это лакуна, которая должна быть заполнена, как это было, когда 10 лет назад наконец-то по-русски вышел "Улисс" Джойса. Я не сравниваю масштабов, но ситуация сходная. С одной стороны, Джойс был уже на тот момент неактуален. Все читали и говорили: ну да, Джойс - гений, но это уже все переварено литературой, мы это все в некотором смысле уже знаем. Открытия не было. По истечении 10 лет, однако, стало очевидно, что выросло новое поколение, которое читает литературу ХХ века в правильном порядке: сначала - Джойса, а потом уже Кобо Абэ и Кортасара. Пинчон должен быть по-русски хотя бы для того, чтобы люди, которые сейчас учатся в школе и в институте, могли, читая современную американскую литературу, понимать, что было до нее. И не только американскую: например, роман Умберто Эко "Маятник Фуко" некоторыми важными мотивами восходит к Пинчону, это "пинчонистский" роман.

- Нет. Сначала Пинчон писал рассказы, они тоже помещены в этом томе. Потом Пинчон написал роман "V". Потом, в 1966 году - "Выкрикивается лот номер 49". А потом, в 1973 году, вышла, видимо, его главная книга - "Гравитационная радуга".

- "Лот", по общепринятой точке зрения , которую я разделяю, - самый простой пинчоновский роман. С одной стороны, он характерен для Пинчона и вводит в круг его тем. А с другой - он не требует громоздкого справочного аппарата и комментариев. Он нормального объема, в отличие от большого "V" и еще большей "Гравитационной радуги", которая размером с того же "Улисса". Вторым томом будет "V", я уже читал перевод. Но объявленная в третьем томе "Гравитационная радуга", видимо, выйдет не так скоро, потому что перевод этой книги невероятно сложен, может потребовать нескольких лет работы.

- Это вы спрашиваете потому, что нашли там благодарность мне от издателей-переводчиков? (смеется) Я, кстати, хочу вернуть эти благодарности тем людям, которые в разные годы поддерживали меня в моих пинчонитских штудиях: прежде всего Максиму Чайко, а также Михаилу Якубову и Инне Кузнецовой. В свое время я Я вообще-то делал первые публикации Пинчона на русском языке - в моем переводе были рассказ "Энтропия" в журнале "Иностранная литература" (# 3, 1996 г.) и отрывки из "Гравитационной радуги" в журнале "Амадей". Правда, перевод "Энтропии" там хорош не столько благодаря мне, сколько благодаря отличной работе трех редакторов: Алексея Михеалева, Ксении Старосельской и Светланы Силаковой. А потом на меня вышли редакторы этого собрания сочинений. По их просьбе я посмотрел перевод рассказов и "Лота", предложил некоторые поправки и немного дописал комментарии, хотя в целом они были довольно грамотные. Я не брал на себя функции редактора, но в переводах были вещи, которые при чтении резали глаз┘ Мой вклад не так уж велик, особенно если учесть, что при публикации большинство моих замечаний не учли, и это жалко. Перевод в целом неплохой, вполне хороший, но остались места, с которыми трудно согласиться, - например, английский каламбур переводится дословно и при этом дальше говорится про "скрытую иронию"┘ читатель не понимает, в чем дело, и в результате оказывается в замешательстве, или известные цитаты не объяснены, и читатель не понимает авторских намеков. Или там в одном рассказе "Под розой" очень вежливый изысканно объясняющийся, очень церемонный шпион в 1898 году говорит кому-то по-русски "старый хрен", в качестве перевода простого "old man", то есть "старик", а в оригинале не так. Ну и так далее.

Но все это не отменяет заслуг переводчиков и издательства: Пинчона чудовищно трудно переводить, поэтому я, например, так благодарен своим редакторам из "Иностранки". В издании "Симпозиума" проделана огромная работа. Вероятно, лучше нельзя было сделать: издательство говорит, что у них было несколько переводов "Лота", и они выбрали лучший. Низкий поклон и этим переводчикам, и переводчикам "V". В любом случае, конечно, эта книга должна быть прочитана.

"Симпозиум" обещает - в случае, если "все будет хорошо", сделать переиздание с расширенными комментариями. Это будет просто чудесно.

Некоторые комментарии тоже хотелось бы, чтобы в дальнейшем не пропали: например, и роман "Выкрикивается лот номер 49", и рассказы первого тома связаны с поэмой Томаса Стернса Элиота "Waste Land" ("Бесплодная земля"). Почтовая служба, вокруг которой разворачивается интрига романа, в оригинале называется аббревиатурой WASTE┘ В русском переводе она называется ПОТЕРИ, я не возражаю, но это стоит комментировать.

- С одной стороны, Пинчон - очевидный писатель-шестидесятник. Он принимал участие в контркультурной и политической жизни Калифорнии 60-х. Среди его читателей много его сверстников - ну как у Василия Аксенова в России. Разница с Аксеновым та, что Пинчон более сложный и элитарный писатель. В известных мне американских статьях о нем я ни разу не встречал сообщений о том, что какой-то критик прочитал Пинчона не отрываясь, за ночь - нет, в это входишь постепенно. Правда, с "49-м лотом" попроще, в основном я говорю о "V" и "Гравитационной радуге". С другой стороны, Пинчон , по общепринятому мнению - дедушка стиля киберпанка, об этом говорит и один из "отцов" киберпанка сам Уильям Гибсон. К примеру, первая фраза романа Гибсона "Нейромант" - отсылка к первому абзацу "49-го лота". Десять лет назад это все было модно, и огромное количество компьютерной молодежи было заражено Пинчоном. Теперь киберпанк перешел в поп-культуру, в большой голливудский стиль - взять хотя бы фильм "Матрица", а Пинчон стал более академическим, что ли, автором. Впрочем, его последний новый роман "Мэйсон и Диксон" несколько недель был в списке бестселлеров. Может быть, многие купили роман просто за имя на обложке и поставили на полку?

У Пинчона статус классика, - при том, что пишет он мало. Каждый его новый текст автоматически становится событием. Это, наверное, похоже на положение Алексея Германа в российском кино: не все посмотрят "Хрусталев, машину!", но все говорят, что надо сходить.

- На фантастов поколения Гибсона, то есть тех, кто стал известен в конце 70-х - начале 80-х. Парадокс: Пинчон много воспринял из массовой литературы, из фантастики, например, из комиксов, из поп-музыки. Он был одним из первых, кто стал использовать массовую культуру в интеллектуальной литературе.

Вообще же Пинчон почувствовал глубинные проблемы времени, и переклички с ним можно увидеть и у тех авторов, которые его не читали, - например, у того же Аксенова или у Виктора Пелевина в том круге рассказов, который выстроен вокруг тайного города под Кремлем, вокруг тайных заговоров, вокруг романа "Омон Ра", нацистской эзотерики и тайных заговоров - все это пинчоновская проблематика. Любой сюжет, связанный с паранойей, любой сюжет, связанный с конспирологией, любой сюжет, связанный с "тайными пружинами истории", существует теперь в ландшафте, где Пинчон - существенный ориентир.