Если бы этого романа не было, его следовало бы написать. И одного названия "Князь" достаточно, чтобы понять, что этот роман - о Бунине. Сам Рощин не называет свой труд романом, ставит в подзаголовке слово более емкое "книга", но получился именно роман, роман как история любви, история моих отношений с Той, которая┘
Потому что это книга не только о том самом писателе Бунине, который непревзойденный мастер слова и нобелевский лауреат, том Бунине, с которым мы, как говорится, уже сто лет знакомы. Но о Бунине том, что живет внутри каждого, кто его душой прочитал.
В том, что "вместо предисловия" автор поясняет: "Мы знаем, кто был графом в нашей литературе. Бунин был ее князь-рыцарем, собою, всей жизнью утвердил, что значит быть русским писателем, - каждой строчкой. Князь - лучше не скажешь".
Начало замысла - еще там, в 60-х, когда Бунин был мало известен, а общее предпочтение сердец было отдано Чехову, с него делала жизнь заново создававшая себя русская (тогда еще советская) интеллигенция, по капле выдавливая из себя наследие рабства. Тем не менее первый литературный портрет Бунина, правда, карикатурный, но точный, имелся в личной библиотеке у каждого интеллигента и гуманитария и ИТР, но никто об этом не знал. Бунин (или Ян, как называли его домашние) во всех подробностях биографии, облика, характера и повадки послужил прототипом Ипполита Матвеевича Воробьянинова, именно с него рисовали своего "предводителя дворянства", повинуясь тогдашнему начальственному заказу, Ильф и Петров.
В конце 20-х оставаться дворянином было смешно, в 60-е о дворянских корнях уже не боялись упоминать, но в мыслях не было, что возможна реституция, возобновление рождественских балов в Доме союзов, не говоря уже о раздаче новодельных титулов. "Введенный во дворянство" своим двором шестидесятник учился быть благородным, стремился к аристократическому духу, не помышляя о том, чтобы позволять себе - или почитать вчуже - старинные аристократические доблести - фанаберию, спесь, разгильдяйство, практическую беспомощность, в худшем, а не в возвышенном смысле донкихотство. Теперь времена другие. Теперь немодно признаваться в отсутствии дворянских корней, а звучание слова "князь" завораживает, как будто мы из "Дядюшкиного сна". Бунин - князь! - и все мы уже у его ног. Ура! - и чепчики ввысь!
М.Рощин, разумеется, не это опошленное представление держит перед глазами, его образ Бунина рыцарственно идеализирован.
Вижу его живым, подтянутым, моложавым┘ (Ялта).
Вижу его живым, высоким, в черном зимнем пальто┘ (Москва)
Вижу его живым, легким, веселым┘ (Прованс)
Вижу его юным, двадцатилетним, в казачьей красной косоворотке┘ (Орел)
Вижу его зимой, на вилле "Жаннет"┘ (война)
Вижу его ладную элегантную фигуру, затянутую во фрак┘ (Нобелевка, "Звездный час!")
Вижу его мальчиком, загорелым и синеглазым, влезшим на корявую ветвистую яблоню, - уселся там в развилке ветвей┘
По привычке драматурга Рощин слаживает текст, предоставляя слово поочередно то одному персонажу, то другому, без авторских ремарок (артисты все сыграют сами, сами составят по Станиславскому "биографию образа"). А персонажи в данном случае - это сам Бунин (проза, стихи, дневники); его близкие (дневники, письма, мемуары); его Арсеньев; его писательское окружение. Бунин в конце книги получается по струнке тот, что был заявлен заранее - прекрасный русский писатель. Ни разу не выбивается он из-под контроля (ну хоть бы какую штуку удрал, хоть замуж вышел, что ли!). Зато к концу книги все яснее вырисовывается образ иного, не поименованного в начале лица. Главным героем становится сам рассказчик, от первого лица которого ведется повествование. И это отнюдь не только Рощин, нет! Это лицо поколения русских писателей, ровесников Рощина, как и он, переболевших Буниным, у которых память об этой болезни осталась на всю жизнь. Это Русский Писатель, каким они его хотят видеть, именуя свою идею - Бунин, Князь. История любви перерастает в историю зависти. "Князь" - это тот, кому все привилегии - талант, знания, мастерство, уважение - даются по рождению. Заманчивая роль! Это книга о каждом русском писателе, который в глубине души не раз воображался Буниным, будь он хоть Набоков, хоть Паустовский, хоть Юрий Казаков. И каждый может читать ее как собственный дневник.