- ВЫ НАЧИНАЛИ свою работу в книге с рисованных иллюстраций, а сейчас работаете почти исключительно на компьютере, и очень много. Как у вас произошел этот переход? Это же страшная психологическая травма?
- Никакой совершенно травмы не было. Видимо, вопрос поколения. Вот если бы я сейчас стал учиться на компьютере, а не семь-восемь лет назад, были бы проблемы. Тут самое главное - понять, зачем ты вообще садишься за компьютер, главное - стимул. Началось просто с того, что я делал детские книжки и мне нужно было текст вставлять в картинки; и я ходил в издательство "Мир", заказывал так называемую верстку, ну версткой это не было, но был распечатан текст на таких пленках, их нужно было потом вклеивать в макет - вот это была такая промежуточная стадия. Потом стал приходить к приятелю, мы с ним брали работу на двоих, что-то делали руками, что-то - на его компьютере. Я смотрю - он нажимает кнопочку, ну я тоже стал нажимать. Потом стал постепенно сам делать на обычном РС, это просто необходимость была. Делал то же, что раньше руками, подтягивал буквочку к буквочке - просто другим инструментом. Я же еще застал времена, когда это все вручную выклеивалось.
У меня это произошло достаточно органично; но, с одной стороны, стоит старшее поколение, они эти новые веяния как насилие восприняли, а с другой - молодые ребята делают в книге такой "кислотный" стиль. Вот все эти сдвижки и прилипания шрифтов - это делается не потому, что компьютер это позволяет, а потому, что он этому не препятствует.
- Но это же не просто неграмотность, это уже стиль?
- Это стиль, происходящий оттого, что компьютер используется не как инструмент, а как... доверенное лицо.
- Так это зло, благо - или что?
- Я считаю, что для искусства книги - это пагуба. Это уже не имеет отношения к искусству. Это из такой постмодернистской сферы, когда возможно все. Искусство - это все-таки система определенных табу, это как раз способ доказательства, что возможно отнюдь не все. Поэтому, я думаю, постмодернизм имеет отношение к культуре вообще, но не к искусству в частности - он не несет никаких запретов.
- А что-нибудь положительное компьютерная техника дает в работе? Что-нибудь из области искусства?
- Компьютер ведь был придуман гораздо раньше, чем реально появился. Еще в начале века, когда супрематизм возник - такие четкие закономерности, формализация подхода; а потом Вазарелли - оп-арт, это же величайшее открытие ХХ века, такие комбинаторные возможности. Или вот эти гиперреалистические изображения - ну нельзя же сделать ничего более гиперреалистического, чем Вермеер, он более фотографичен, чем сама фотография, он достиг такой компьютерной техники, что непонятно - что же дальше?
- То есть никакая новая эстетика не возникла?
- Эстетика, может быть, и возникла - связанная с плохим использованием компьютера.
- Я имею в виду технические возможности - ну дробные кегли, всякие повороты под произвольными углами....
- Дробные кегли - это плохо. Избегать надо дробных кеглей.
- Возможности....
- Hикаких. Только скорость. Я думаю, что это скачок, - если и произошел, то скорее от книги, чем в книгу. А на полиграфию компьютер вообще никакого влияния не оказал. Расцвет полиграфии был в конце XIX - в начале ХХ веков, с тех пор все только портилось.
- Но в конце XIX века появился линотип.... и все опошлил. Ведь наборная касса больше имела возможностей. На компьютере опять стало можно делать вещи, которые в ручном наборе можно было делать, а на линотипе нельзя. Работать, например, с разными шрифтами.
- Это все эксклюзивные вещи. А нам в среднем варианте хорошо бы научиться делать хорошую полосу набора одним хорошим шрифтом, хорошо ставить колонтитулы и колонцифры - и больше ничего нам на этом этапе не нужно. Не выбор шрифтов, а один хороший "Таймс", которого у нас нет. Что же касается эксклюзивных книг, то количество хороших художников в каждом времени все равно одинаковое, на чем бы они ни работали. Это другое измерение. Мы ведь говорим о профессии. А в профессии страшные вещи творятся. У меня, может быть, мессианские замашки, но хотелось бы, чтобы в воспитательных целях для подрастающего поколения книжки в среднем выглядели бы красиво. Должны быть, конечно, шедевры, но вот серость среднего уровня ужасает. Я очень хотел детективами, например, заняться, но там уж не то что серость, а просто поточное производство. Это еще от советской идеологии идет деление на дешевую книгу и дорогую, и вот в результате одни художники заведомо хотят сделать хорошую книгу, а другим абсолютно наплевать. Половину книг вообще сами издатели оформляют. Ну есть очень хорошие издатели, правда, все равно видно, что оформлял непрофессионал, но если бы профессиональные художники хоть так работали... Исчез средний уровень.
- Исчез или так сильно изменился?
- Изменился - это нормально. Книга очень подвержена изменениям, она - как разговорный язык в этом смысле. Просто сейчас промежуточный этап. Не только из-за компьютера. Вот я в рекламе очень много работал, ведь было время, когда все молодые ребята ушли в рекламу, но я очень книжки люблю. Так ведь сколько в рекламе было накоплено графических открытий, а общий процесс ужасен, потому что из рекламы берется самое плохое. Эти ребята, которые уже рождаются с компьютером, они на голубом глазу из рекламы переносят все прямо в книгу. Это ужасно, хочется плакать, но это жизнь. Конечно, мы можем издавать шедевры тиражом 50 экземпляров, это будет искусство, но мы ведь говорим о книге, не об эксклюзивной книге, не о графике, а о книге - книге, которая живая и должна продаваться. В ней все время что-то меняется. Вот сейчас стали делать полосу набора совершенно без полей, сверху донизу.
- Но читатель же не перестал хватать книгу пальцами за нижнее поле?
- Нет, но сейчас понятие информации стало важнее, чем удобство чтения в кресле перед камином. Это нормально. Гораздо больший перелом был, когда книги стали печатать. Когда их стали читать про себя, а не вслух. Когда книга стала терять свой первоначальный смысл. Сакральный. А теперь еще третий этап, электронные книги. Нажимаешь - появляется текст. Это ведь уже реальность. Теперь появятся новые художники, какой-нибудь электронный Чихольд родится.
- Но вы-то делаете бумажные книги - но на компьютере. Что это за парадокс?
- Я вообще-то больше всего люблю делать рукописные.