Борьба с дальнозоркостью / Издательская деятельность, энциклопедии и справочн / Независимая газета

Татьяна Чередниченко. Россия 1990-х в слоганах, рейтингах, имиджах. Актуальный лексикон истории культуры. - М.: Новое литературное обозрение, 1999, 416 с.


	*Рисунок Ильи Сергеева*

РУССКАЯ культура страдает тяжелой формой дальнозоркости: современность в ней традиционно недостойна рассмотрения. Не потому, что плоха, а просто за то, что современна. Когда кокетливая барышня, стесняющаяся ходить в очках, не здоровается со знакомыми, то это не от скверного воспитания, а так уж вышло.

Можно долго спорить, что тому причиной - наследие ли жесткого северного христианства, игнорировавшего все суетное и быстротекущее, зачарованность ли грандиозными фигурами русских классиков ХIХ века, советская ли героическая проектность... Так или иначе, современность располагается в зоне умолчания, интеллектуального табу вместе с проявлениями человеческой телесности (быть может, именно эта связка помогает понять происхождение непристойности разговора о сегодняшнем дне).

Меж тем сказать, что интеллектуальная работа с заоконной реальностью вообще не нужна интеллектуальному сообществу, да и просто читателю-зрителю-слушателю, было бы жестокою неправдою. Социальная роль интеллектуала в том и состоит, чтобы следить за тем языком, которым общество разговаривает само с собой, помогать его самоидентичности и наводить в нем порядок - не при помощи брюзжания ("опять опоганили великий и могучий..."), а посредством продуктивной деятельности в самом этом языке.

Положительный пример такого рода - 60-е повсюду в Европе и даже в Советском Союзе. Язык действительно подвергся грандиозной проработке: поэтической (Вознесенский, Аксенов, Солженицын, барды), политической (новая риторика "оттепельной журналистики"), филологической и отчасти философской (переоткрытие Бахтина, начало выхода "Контекста", складывание семиотической школы). Быть может, останься этот процесс без присмотра, он бы так же трагически выдохся и коллапсировал, как в демократических странах, но об этом позаботились комвласти. Деятели современности решительно обезъязычели (не случайно именно бессловесный Брежнев был символом этой эпохи), а мыслители поразбрелись по чужедальним векам и странам; верхом интеллектуального совершенства считалось так исследовать жизненные обстоятельства позабытых поэтов, чтобы при этом время от времени фига высовывалась из кармана.

Наконец темницы рухнули, оковы пали - и тем не менее работа с современностью и ее языком по-прежнему происходит едва-едва. Эксперименты с новым словом об искусстве в "НГ" и "Сегодня", пара волн в политической публицистике (одна с Максимом Соколовым на гребне, следующая - с Михаилом Леонтьевым), додефолтное веселье столичного глянца - вот, пожалуй, и все, что предложено 90-ми.

Именно поэтому так значима книга Татьяны Чередниченко "Россия 1990-х в слоганах, рейтингах, имиджах. Актуальный лексикон истории культуры". Практически, это едва ли не первое издание, хотя бы заявляющее попытку целостного очерка современности в ее внешних проявлениях и вживленности в прошлое. Сама Чередниченко предпосылает каждой из тем небольшое, но значительное эссе, а затем следует расшифровка одной из бесед с авторитетными экспертами из ее цикла "Лексикон истории культуры", выходившего с 1993-го на "Российских университетах", затем (в 1996-м) на НТВ, а в 1998-м - на канале "Культура".

Может показаться, что я противоречу сам себе, говоря, что только теперь, а не во все годы выхода это высказывание находит свое место. Однако позволю себе процитировать современного теоретика культуры Татьяну Чередниченко: "Телеинформация живет ровно столько, сколько длится телепередача. Нет "книжной" ответственности за "написанное пером", нет поэтому и цензуры профессионального сообщества" - и полностью к ней присоединиться.

Теперь результаты вынесены на суд "сообщества" и просто читательский. Теперь уже не вырубишь ни топором, ни кнопкой, как Борис Раушенбах спрашивает, что такое гравитация, и не дает ответа, Игорь Шафаревич пытается опровергнуть авторитет науки, Михаил Гаспаров предлагает распределять оптимизм по карточкам, а Виктор Геращенко постулирует небытие экономической свободы рынка.

Сказать, что перевод из одной формы (телепередача) в другую (книга) прошел без сучка и задоринки, пожалуй, нельзя. То, что по телевизору смотрелось острым монтажом, в книге иногда выглядит бессвязностью и нежеланием слушать друг друга. Конферансные связки кажутся нелепыми вне понимания того, как это все выглядит на экране.

Авторские же тексты, предваряющие каждую стенограмму, ярки и увлекательны, свежи по впечатлениям (многие писаны уже после дефолта), но в них иногда просверкивает-таки брезгливое отвращение к наиболее характерным проявлениям современности. Ну, например, Т.Ч. (так, до двух букв сокращены в книге имена всех экспертов и самого автора), превозмогая понятную всякому телезрителю тошноту, берется анализировать юмористические передачи "Аншлаг", "Белый попугай" и прочие как феноменальное проявление тусовки и тусовочности. Формулирует, как всегда, блестящий вывод: "Сегодня тусовки, эксплуатирующие наивную жажду публики причаститься к светскому обществу, есть прежде всего рыночные корпорации, производящие известность, которая в культуре виртуального рынка обменивается на деньги без обязательной связи с тем или иным вкладом в искусство или какую-либо другую почтенную сферу деятельности".

При этом, разумеется, перепутываются несколько мелких деталей, "Смехопанорама" Евгения Петросяна переназывается в честь давно почившей передачи "Вокруг смеха" - конечно, принципиально от этого ничего не переменится, но... Понятно, что эти предметы мало занимают умы автора книги и ее редактора Ирины Прохоровой. Понятно, что и ее целевой читатель вряд ли принадлежит к кругу постоянных зрителей этих потрясающих "бру-га-га". Однако если бы исследователь Бодлера или Тинякова перепутал, скажем, взрослую вошь с гнидой или вонь сточных канав с вонью отхожих мест, профессиональное сообщество, вероятно, не преминуло бы ему указать на это.

Но если саму Т.Ч. в отношении современности увлекает хотя бы охотничий азарт, то ее гости - Александр Панченко, Игорь Шафаревич, покойный философ Александр Викторович Михайлов, почти сотня иных - за редким исключением целиком погружены в большую историю. В этой дальнозоркой (опять!) перспективе современность кажется такой маленькой, незаметной и никчемной... Вот и сама Т.Ч., выключая новогоднюю программу 1998 года на НТВ, резюмирует: "Так на пороге 1999 года были решительно уценены 1990-е: время, которое не смогло дать ничего, кроме стильной травести самого себя, а вместе - и примыкающих к нему эпох... Российские 1990-е итожат себя как годы несбывшейся, утопичной действительности, исторической паузы, которая маскируется под деловитое прагматическое движение".

Остановимся на этом. Быть может (и даже наверняка) лет через двадцать мы заметим, как много было пройдено, найдено и потеряно. Было бы очень славно, если бы за эти годы Татьяна Васильевна Чередниченко еще пару раз смогла отшлепать десятилетие в книжной и эфирной форме, а социальные окулисты надели бы наконец очки на нос российскому самосознанию. Только, чур, без крови.