1. Выборы в Госдуму состоялись по плану Путина

Избирательная кампания сопровождалась регулярными дезинфекциями. Фото РИА Новости

На исходе 19 сентября появились предварительные итоги трехдневного голосования на выборах депутатов Госдумы восьмого созыва. «Единая Россия» опять получила конституционное большинство. Поддержка по партспискам почти 50% избирателей, пришедших на участки, дала 126 мест, к которым добавились 198 выигранных округов. ЕР сформировала фракцию из 325 депутатов, что было несколько меньше, чем в 2016 году, но неощутимо.

КПРФ стала второй по численности фракцией. Коммунисты собрали голоса почти 19% активных избирателей, но не смогли серьезно выступить в округах. В итоге у Компартии, кроме 48 списочников, оказалось 9 одномандатников. Доля КПРФ в Госдуме по сравнению с 2016-м выросла. Нисходящий тренд словили две другие парламентские партии – «Справедливая Россия – За правду» (СРЗП) и ЛДПР. Эсэры по спискам набрали меньше, чем жириновцы, – без малого 7,5%, но зато победили в 8 округах. В итоге их фракция третья по количеству – 28 человек. Кандидаты ЛДПР получили мандаты в двух округах, результат по партсписку (7,55%) принес им 19 мест, затем в Госдуме к фракции присоединились двое посторонних депутатов – и получилось 23 человека. Во фракции «Новые люди» оказалось 15 депутатов – партия получила по списку 5,32% и не выиграла ни одного округа.

Именно конституционное большинство ЕР в Госдуме было основным KPI той электоральной модели, которую лично нарисовал политадминистраторам президент Владимир Путин, в конце концов взявший на себя ручное управление кампанией ЕР. Судя по всему, в какой-то момент ему стало ясно, что и партийцы, и их кураторы чрезмерно увлеклись сетевыми политтехнологиями.

Проблема ЕР была в том, что рейтинг партии за последние годы не то что бы сильно падал, а скорее, все никак толком не рос. При этом против ЕР был организован масштабный проект – «умное голосование» (УМГ) Алексея Навального. Хотя сам оппозиционер весной 2021 года уже сел в колонию, его штабы были на пике формы. Общеоппозиционный актив и еще охотнее – общепротестный электорат все больше склонялись к признанию УМГ единственным рабочим сценарием. У ЕР же всю весну шли праймериз, которые, с одной стороны, позволили сформировать пул будущих кандидатов, а с другой – создали в ее рядах ненужное напряжение. Прежде всего по той причине, что и в ходе чисто партийного голосования без админресурса и клановых сражений не обошлось.

Было понятно, что УМГ будет базироваться на международных интернет-ресурсах, неподконтрольных властям РФ, пропаганда против ЕР уже заполнила все соцсети. Цифровым ответом на этот накат политадминистраторы рассматривали как дистанционное электронное голосование (ДЭГ), так и сеть общественных наблюдателей в 85 регионах – на деле провластных пропагандистов, которые должны были защищать ход и результаты выборов от диффамаций. Еще среди ресурсов власти был Центризбирком, который тоже планировал играть на поле новых технологий, но скорее как творец ковид-реальности и борец с информационным мусором.

Похоже, такой доложенный Путину предвыборный расклад его сильно не устроил. Президент, видимо, поначалу был согласен поделить Госдуму, как и прежде, между четырьмя партиями, но он не был готов увидеть там ЕР в качестве простого большинства при наличии крупной фракции КПРФ. ДЭГ был оставлен в экспериментальном формате для семи субъектов РФ. Значение ДЭГ имел только для Москвы в качестве средства борьбы с УМГ и для Ростовской области – для голосов за ЕР из ДНР и ЛНР. Консервативный сценарий выборов был быстро модернизирован, в единороссы стали массово записывать волонтеров, а в соцопросах начали быстро подрастать «Новые люди».

Наконец Путин лично пришел на съезды ЕР. На предвыборном он публично продиктовал партии пятерку лидеров: Сергей Шойгу, Сергей Лавров, Денис Проценко, Елена Шмелева, Анна Кузнецова. А в ходе программного этапа съезда уже за полмесяца до голосования президент огласил пакет мер по социальной поддержке граждан. Партия власти, списки которой в регионах возглавили относительно современные губернаторы, наконец тронулась с места. Но главное, что появление в ее авангарде президента стало индульгенцией для самого бескрайнего применения админресурса. Вертикаль в данной ситуации уже не могла не исполнить прямо поставленных сверху указаний.

Были применены и силовые приемы: организации навальнистов объявлены экстремистскими и по решению прокуратуры и суда запрещены в РФ. 4 июня вступил в силу закон об отказе в праве баллотироваться на выборах всем причастным к экстремизму. 

Соратники Навального объявили о самороспуске и эвакуации из страны самых ценных кадров. И если в начале кампании УМГ считало своими примерно 30–35 регионов, то на середине забега речь шла о десятке самых крупных городов. Под самое же трехдневное голосование навальнисты говорили только о Москве, Петербурге, Екатеринбурге и Новосибирске. Но последние три вдруг стали электоральными султанатами, а в столице, по разным утверждениям, ДЭГ то ли сплотил провластных избирателей, то ли цифровым образом их скомпоновал. Так или иначе, но в целом по стране кандидаты УМГ у кандидатов ЕР смогли выиграть лишь в эпизодах. Интернет-ресурсы УМГ жестко блокировались, власти РФ заставили подчиниться даже Apple и Google, не говоря уже о Telegram.

Таким образом, вмешательство Путина не позволило администрации президента получить достоверные данные об эффективности электоральных интернет-технологий. Их цифровой поединок с УМГ был отменен в связи с тем, что административный и силовой ресурсы Кремлю просто были более понятны. И все-таки власть, судя по всему, смогла убедиться в выгодной для себя неизбежности перехода к полноценно цифровым выборам. И это не только ДЭГ как таковое, но и обязательная цифровизация агитационной и контрпропагандистской работы, включая верификацию общественного согласия с результатами подсчета голосов, а также прочих избирательных процедур. Законопроекты такого рода уже внесены в новую Госдуму. Но и от админресурса в Кремле никто не думает отказываться, слишком уж сильна традиция государственного вмешательства в политические процессы. А вот чисто силового воздействия на выборы по-прежнему будет немного, чтобы не было как в Белоруссии в 2020-м. Однако и такие электоральные технологии имеются в арсенале.