Лев Пирогов На сайте литературно-философского журнала "Топос" опубликована новая подборка стихов Всеволода Емелина - поэта непростого по нашим непростым временам. Понятно, будь времена попроще, дробь можно было бы сократить. Пиши поэт Емелин прозой, с матюгами или хотя бы не в столбик. Но Емелин пишет трехстопными стихами, в столбик и в рифму, а за столь вызывающим по нашим непростым временам жестом обязательно должно что-то скрываться.
Неотрадиционалист и археоноваторы
Если считать, что главным стилеобразующим фактором поэзии является тема, то Емелина надо бы признать "иронистом". Он пишет о том, как под заводские гудки хоронили Брежнева, как белокурый мальчишечка забрился в скинхеды и сразил его булатным кинжалом содержатель коммерческого киоска Исмаил, как цельную личность гуманиста, комсомольца и пионера сбили с панталыку диссиденты, искусив чтением книг. С такой theme прямая дорога в тимуры-кибировцы. Но с Емелиным что-то не так. Какая-то червоточина не пускает его на соц-артистские пастбища. Для них он слишком, как ни странно это звучит, социален.
В самом деле, соц-арт - искусство глубоко аполитичное. Кибиров - так и вообще ярко выраженный интроверт. Чистота жанра требует скользить по поверхности пародируемой или лирически переосмысляемой реальности, тщательно избегая так называемых острых тем. Рассуждения о мировой справедливости из золоченой клетки есть моветон. Соц-артист сталкивает интимности с языком лозунгов и отчетных докладов, чтобы убить двух постмодернистских зайцев: лозунгам достается пародия, а интимностям - защитительная ирония.
Емелин все эти правила нарушает. Он прямолинеен, публицистичен и политически некорректен. Его ирония и самоирония рудиментарны; создается ощущение, что комизм нужен ему лишь для того, чтобы не попасть в поле притяжения черносотенного дискурса.
Наконец, Емелин эпичен настолько, что это отчасти ему вредит. Ему тесно на короткой дистанции лирического высказывания; там, где достаточно классической формулы "тезис - антитезис - синтез", а следовательно, трех строф, он пишет целую поэму, зачастую провоцируя невыгодное ощущение версификаторства, спринтерского забега на длинную дистанцию. Однако емелинская экстраверсия весьма оправдывает себя в жанре баллады - здесь он выглядит даже органичнее Кибирова или Гандлевского, у которых обращения к балладе спровоцированы образной или языковой фактурой и являются лишь жанровыми имитациями, эпическими раздуваниями личного опыта.
Русский человек опосля rendez-vous
Все же главным емелинским "поэтическим жанром" является публицистическая статья. Емелин - это "Евтушенко после Кибирова", гражданственный лирик с остаточными явлениями формальной рефлексии. Творческий автогенезис подробно изложен Емелиным в поэме "Судьба моей жизни", как раз опубликованной "Топосом".
Чуть корявым, заплетающимся от раскаяния и обиды языком "типичного представителя" изложена история демократического грехопадения. Рос кудрявым пареньком, пил березовый сок, "мог бы стать инженером", осуществив план модернизации без вестернизации, да попал в плохую компанию, в нехорошие квартиры:
В тех квартирах был, братцы,
Удивительный вид:
То висит инсталляция,
То перформанс стоит.
Далее события развивались по законам блатной "баллады детства": из нехорошей беседки с портвейном дорога лежит в лагерь, а из нехороших квартир, где "пили тоже немало, и из собственных рук мне вино подливала кандидатша наук", пролегает путь к свободе, разрушающей хтоническое единство индивида с естественным миром. Золотой сон продлеваемого в "инженеры" детства отравлен поцелуями сионисток и растревожен нежелательным знанием:
Мои мозги свихнулись,
Разберешься в них хрен -
Клайв Стейплз (чтоб его!) Льюис,
Пьер Тейяр де Шарден┘
Возникает мотив предательства, депотенциализирующий накопленную конфликтность: вновь обретенный трикстерский рай в одночасье рушится, и изменивший призванию "естественного инженера" герой остается ни с чем, как и положено предателю:
Так на этих на кухнях
Я б, глядишь, и прожил,
Только взял да и рухнул
Тот кровавый режим.
Все, с кем был я повязан
В этой трудной борьбе,
Вдруг уехали разом
В США, в ФРГ.
Получили гринкарты
Умных слов мастера,
Платит Сорос им гранты,
Ну а мне ни хера.
Из патриота синкретического, стихийного, каким был герой в начале нашей нелегкой истории, экс-паренек становится вынужденным патриотом, реваншистом. Не этот ли путь, кстати, проделали и те представители либеральной демократической интеллигенции, которые от активного участия в демократическом строительстве вернулись в лоно поруганной национальной идеи с заветом "упромысливать, гнобить и не петюкать"?.. Разочарование в плодах победы, вернее, в том, как их разделили, озлобляет не меньше поражения и ведет бывших противников в один стан:
Средь свободной Россеи
Я стою на снегу,
Никого не имею,
Ничего не могу.
Но одно только греет -
Есть в Москве уголок,
Где, тягая гантели,
Подрастает сынок.
Все это было бы мило и смешно, когда бы не было физиологически точно. От поэтики подобия Емелин движется в сторону поэтики тождества: рано или поздно спасительный образ "папаши" исчезнет, и политическую декларацию придется откорректировать так, чтобы можно было поставить под ней свое, а не "папашино" имя.
Прием внешне иронически отстраненного, но, по существу, прямого публицистического высказывания роднит поэзию Всеволода Емелина с титанами постинтеллектуального направления - Мирославом Немировым и Владимиром Бруновым (aka Нескажу). Так же, как и они, Емелин поэт "неформатный", ему пока не находится места в легитимных издательских проектах. Но возрастающая мода на "идеологические дискурсы" позволяет предположить, что скоро подобная поэзия войдет в моду.
Разумеется, речь идет исключительно о литературной моде, ибо мгновенная всеобщая увлеченность национальной идеей и лично товарищем А.Прохановым, как и проповедуемая Александром Ивановым философия объективной особости (серебряный век был у всех, а Сталин только у нас) - это внутренние литературные дела. Это только у г. Новикова "все начинается литературой", - у красивых, здоровых и розовощеких литературой все заканчивается. Так лучше - и литературе, и, что немаловажно, всему.
