Книга как чужой

В минувшем месяце открылись три проекта, по совокупности стоящие, быть может, вообще всего интернета вместе взятого. Во-первых, почти одновременно с выставкой в сети открылся новый проект Владимира Тучкова "Новая русская реклама. Покаянная акция" (http://levin.rinet.ru/ruletka/). Во-вторых, открылся замечательный официальный веб-сайт Маршала СССР Семена Буденного (http://www.budenney.ru), скрывающийся под скромным жанровым определением "военно-исторический проект". В-третьих, Сергей Тетерин завершил работу над проектом "Кибер-Пушкин 1.0 beta" (http://www.teterin.ru/ pushkin.htm).

Проекты эти, безусловно, литературные. В разной степени и с разных точек зрения Тучков использует разошедшуюся на афоризмы классику, веб-сайт маршала представляет из себя явление преимущественно агиографическое, а кибер-Пушкин обучен правилам стихосложения.

В то же время нарочитая деструктивность этих проектов осуществляется на уровне, превосходящем различные локальные деструктивности, характерные для тех или иных видов нового искусства. Иными словами, все проекты разные - медиаарт, пастиш, даже "военно-исторический проект", но определенное сущностное сходство между ними перекрывает эту разницу, создавая совершенно особый контекст.

Во-первых, все три проекта деструктивны по отношению к книге. Книге - как институту воспроизводства духовных ценностей. Во-вторых, деструктивный импульс направлен не откуда-то извне, а изнутри самого этого института. На разных уровнях и с привлечением разного инструментария демонстрируется, что книга стала мала для своего содержания: это содержание вот-вот разрушит форму и заживет собственной жизнью.

Постмодернистски гипертрофированный формальный подход кибер-Пушкина - наиболее очевидный случай. Превращение литературы в музей, смерть музея и свод до мелочей детализованных правил, которые непонятно к чему применять. Способ взгляда на культуру, по преимуществу доминирующий у медиахудожников, к тому же в довольно традиционной реализации: робот-версификатор вообще едва ли не первая кибер-литературная забава. Единственное, что настораживает, - результат.

Слипшийся дзот

заарканенный зануда

Дрогни православие

В рот не берет великий

Будда.

Перед нами не радикально кибернетический вариант, компонующий слова только по формальным признакам, но и неочеловеченный процессор, выбирающий, скажем, последние две строки из заранее заданного множества строк, предварительно введенного оператором. Кибер-Пушкин - очевидное подражание машине. Алгоритм везде один и тот же: стихи, написанные человеком, подражающим стилистике компьютера, или (в лучшем случае) вариант соавторства - две строки из машины, две строки от руки. Но и при последнем варианте уверенность в том, что от сих до сих - машина, а остальное - человек, весьма шаткая. Кибер-Пушкин - это медиаарт, превзошедший или позабывший сам себя и у своих продуктов обучающийся стилистике. Учитывая разрыв уже между этими продуктами и книжной культурой, последнюю в нашем случае вообще не видно, она ни в каком смысле не при делах. Книги здесь нет. В книгу это не вместится - ни в концепцию, ни под переплет. Слово произносится в принципиально ином модусе.

На первый взгляд проект "Новая русская реклама" Тучкова и Иорша кажется таким же традиционным ходом, как и кибер-Пушкин традиционным медиаартом. Но только на первый взгляд. Конечно, само по себе использование в рекламном тексте (начиная с очевидного - слоганов, и заканчивая цитированием классики в политических статьях) - обычный рутинный прием. Но у Тучкова ситуация совершенно иная. То, что он цитирует, на самом деле никакая не классика и вообще к литературе отношения практически не имеет. Это не Тургенева цитирует в рекламном плакате Тучков, а что-то совсем другое - например, газетную статью, в которой цитировался Тургенев, или, что вероятнее, телепередачу, ведущий которой прочел эти строки.

Цитата из авторского вступления к проекту:

Великая русская литература не только несет ответственность за все те катаклизмы, которые до сего времени не перестают сотрясать российскую общественную жизнь, но и обязана попытаться в меру отпущенных ей возможностей свести к минимуму деструктивную составляющую своих Великих произведений. Именно эту цель и преследует данный проект.

Свести к минимуму деструктивную составляющую, демифологизировать - и означает изменить источник цитаты, поменять поле, к которому эта цитата принадлежит. Снять сакральный контекст. Эффект, однако, достигается еще более неожиданный. Изменившая среду происхождения выхолощенная цитата, адресованная читателю (пусть и воображаемому), находящемуся вне литературной традиции, так же хорошо ложится в формат рекламного плаката, как и в том случае, когда автор ожидает от аудитории традиционного, книжного ее понимания. Книга то есть опять же ни при чем. Слово не только произносится в другом модусе, но и существует все зависимости от книжной традиции. И все чувствуют себя превосходно. Преодолевший себя по-мо: цитата цитаты обнуляется по регистру "культурность", получает как бы новую аутентичность и становится естественной частью дискурса, вообще по этому регистру не измеряемого. В этом мире книга не нужна.

Выходит, что пространство книги не вмещает массы вещей. Чтобы в этом убедиться, даже необязательно проводить над текстом никакие операции, включая выбор нужной цитаты, характерно маркирующей текст. Достаточно просто заменить носитель и сделать это в походящий момент.

Пример - веб-сайт маршала Буденного, http://www. budenney.ru. Раздел "Летопись", легенда о герое:

Как-то раз Буденный выполнял обязанности дневального. Дежурным по казарме назначили старослужащего Волкова, которому оставалось меньше года до увольнения. Семен пошел к колодцу набрать воды и случайно замочил спички и кисет с табаком. Вернувшись в казарму, достал кисет для просушки. Тут к нему подошел дежурный и спросил спички. Семен сказал, что спички отсырели, и тут же получил удар в лицо, разбивший ему нос до крови.

Очень переживал этот случай Буденный, однако затевать драку или жаловаться на Волкова не стал. Он к тому времени уже крепко усвоил, что только отличная выучка и высокий уровень боевого мастерства позволят ему заставить всех уважать себя.

Как сказано на первой странице сайта, фотографии и тексты для него были взяты в основном из альбома, выпущенного в 1986 году ограниченным тиражом в издательстве "Планета". То есть материал в литературном отношении стопроцентно вторичный, предназначенный исключительно для узкофункциональных агитационных целей. Безусловно, понятно, что после если не окончательной смерти, то как минимум после впадения в основательную летаргию самого жанра героической биографии читателю стало гораздо проще не демонстрировать условный рефлекс, а именно что читать такого рода тексты. Читать именно как литературу особого жанра, связанного, например, с той же житийной традицией. Однако это не объясняет того факта, что очевидно утилитарного назначения текст, будучи изъят из книги и помещен в интернет, как и в случае с проектом Тучкова и Иорша, получает новую аутентичность. Уж слишком она нова.

Разница в направлении хода этого процесса у Тучкова и скромно умолчавших о себе создателях веб-сайта маршала очевидна. С точки зрения книжного, "культурного" сознания "Новая русская реклама" производит опустошающую операцию, лишая "подлинный" текст содержательного богатства, "Буденный" же, наоборот, исходный "пустой" текст этим богатством под завязку наполняет. Это с точки зрения книжного сознания.

По сути дела, с момента открытия сайта Буденный перестал быть реальным человеком, родившимся в 1883 году и умершим в 1973 году. Он стал urban legend, виртуальным персонажем, культурным героем, Прометеем, Че Геварой - кем угодно. Раздел "Летопись" будут цитировать в очень и очень многих гостевых книгах, а плакаты и фото с сайта будут использовать в оформлении десктопов. Агитка, переведенная в гипертекст, теряет вообще всякую связь не только со своей былой функциональностью, но и со своим сюжетом. Преодоление агитпропа самим агитпропом: задуманное как узкотематический миф оборачивается настоящим мифом о герое, но при этом теряет всякую привязку к реальности. Книга не только не требуется, она еще и вредна, поскольку ее способность к самоиронии находится практически на нуле. Фуко сказал бы, что книга тоталитарна.

Конечно, эти три примера никакой тенденции сами по себе не обозначают. Хотя бы потому, что каждый из них весьма традиционен в своем роде. Это скорее знаки того, что может быть - не начнется в какой-то определенный момент, а всегда присутствует в виде возможности. Превращение книги. Примерно как в фильме "Чужой". Был там такой персонаж. Вот он сидит рядом с такими же, как он, ест свой ужин и даже не догадывается о том, что внутри у него кто-то живет. Вот он перестает жевать, поднимает голову от тарелки и недоуменно оглядывает окружающих. Он чувствует, как внутри у него происходит что-то, ему самому совершенно неподконтрольное. Здесь-то все и начинается.