Нью эйдж в конфетной обертке

www.ozon.ru

Интерактивный роман Сергея Лукьяненко "Прозрачные витражи", выросший в райских садах Озона, - конфетка для высоколобых. Да какая там конфетка - сладчайший абрикосовый рахат-лукум, бельгийский шоколад (тот что со слоником на обертке), "наполеон", нет, мед, малиновый, луговой, вересковый мед! Нет! Просто - чистый мед! Так уж, посудите, как в этом угаре медовом не растечься по нему липкой литературоведческой мыслию. Итак, растекаемся.

ИНТРО

Выложенные на "Озоне" "Витражи" - текст-игра. Ну типа: автор, известный фантаст Сергей Лукьяненко, пишет главку и кладет ее на сайт. А читатели шлют ему отзывы - нравится - не нравится, что хотелось бы, кто полюбился, как желательно поступить игреку и что произойдет с зетом (для отзыва предлагается специальная форма). Лукьяненко все это типа внимательно читает и в соответствии с пожеланиями веб-ридеров накладывает в следующую главку. А потом все повторяется. Пока глав всего шесть накопилось, причем последняя - в двух вариантах (интерактив, понимаешь!). Как же это он, Лукьяненко, умудряется всем угодить? "Давайте представим, - объясняет автор после третьей части ("К читателям"), - что получится с текстом, если пятьдесят-сто человек будут вводить туда хотя бы по одной фразе или по одному персонажу? Я убежден - ничего хорошего из этого не выйдет. Повесть - не мультипользовательская затея, где автор выступает лишь в роли создателя игрового пространства. (Что тоже интересно, но я об этом подумаю позже, ладно?) (Ладно. - А.А.) Более близкой и правильной аналогией будет сказка, которую рассказывают здесь и сейчас. А сказочник, слушая реплики зрителей, изменяет сюжет. Разумеется, в тех рамках, в которых это возможно. Ну, а иногда, услышав интересное предложение, соглашается с ним и подхватывает: "Да, а за поворотом Ивана Царевича на самом деле ждал Змей Горыныч!" Что же за змеи поджидают нас на "Озоне"?

ТЕКСТ

Главный змей, а вернее, змея "Прозрачных витражей" - девица Карина. Оная девица время от времени бродит по "диптауну" - супер-виртуальному пространству, где все реально. Короче, эдакая матрица. Карина - сотрудница службы безопасности нашего, настоящего мира, и "в глубину" (ну что за детский сад!) ее посылают на первое ответственное задание - осуществить ревизию новосозданных виртуальных тюрем. В реальном мире тела преступников "находятся в специальной тюрьме под Москвой... скорее даже это лазарет... Закупили специальные устройства, они называются "дип-бокс" или глубинный контейнер. В них человек может находится в виртуальности месяцами и даже годами" (см. "Часть первую". В ходе выполнения спецзадания (меняя при входе в "диптаун" внешность как пальто) Карина встречается с таинственными дайверами ("Часть шестая")и волей-неволей убеждается в их существовании (более того, даже отец Карины, по одной из версий, оказалось, был в прошлом дайвером). Дайверы - это "персонажи, умеющие по желанию выходить из виртуальности", люди, "все время осознающие иллюзорность происходящего вокруг", стоит им "лишь захотеть - и сквер вокруг превратится в обычную трехмерную картинку". Таким-то персонажем и оказался один из виртуальных заключенных, к нему-то теперь и приковано внимание Карины и всех-всех-всех лукьянистов (или лукьяненковцев). Но мы с вами к нему приковываться не будем. Потому что пообещали растечься мыслию.

АВТОР

Мы прикуемся к кое-кому покруче любого дайвера - к автору "Прозрачных витражей".

Но не к тому, который родился в городе Каратау, окончил Алма-Атинский государственный медицинский институт, работал заместителем главного редактора алма-атинского журнала фантастики "Миры" и, получив широкую известность после выхода повести "Рыцари Сорока Островов" (1992), стал с 1993 года профессиональным писателем. Бог с ним! Гораздо интереснее присмотреться к имплицитному автору "виртуального романа". Потому что, попробовав определить его имплицитные характеристики, мы обнаружим нечто странное, зыбко-мутноватое, волнообразное и немного мерцающее.

Во-первых, если основываться на концепции implied autor"а прожженного нарратолога Бута, отмечавшего, что писатель ("реальный автор"), "по мере того как он пишет, создает не просто идеального, безличного "человека вообще", но подразумеваемый вариант "самого себя", который отличается от подразумеваемых авторов, встречаемых нами в произведениях других людей"(Booth W.C. The rhetoric of fiction. - Chicago,1961. - рр.70-71), так вот, если основываться на этой концепции, получается, что в случае "Витражей" implied autor меняется прямо на наших глазах, в пределах одного текста и в соответствии с пожеланиями читателей!

Во-вторых, implied autor тут, как ни странно, вполне отождествим с real autor. Главной проблемой в вычленении категории имплицитного автора всегда было определение границ между ним и повествователем. Чэтман в свое время настаивал, что в отличие от повествователя имплицитный автор не может "ничего "рассказать" читателю, поскольку он, а вернее, оно не обладает ни голосом, ни какими-либо другими средствами коммуникации" - Chatman S. Story and discourse:narrative structure in fiction and film.- Ithaca;L.,1978,p. 48). В данном случае имплицитный автор - т.е. некий принцип, организующий все средства повествования, включая повествователя - и есть, простите, Сергей Лукьяненко, организующий свой текст по законам, предложенным читателем.

Продолжая оперировать нарратологической терминологией, наши предварительные выводы можно переформулировать следующим образом: narrator "Прозрачных витражей", несмотря на категорическое противопоставление его в классическом структурализме real autor"у, так же, как и его имплицитный родственник, ничем не отличается от Сергея, свет, Лукьяненко, создателя миров неизвестных. В свете известного утверждения Ролана Барта "нарратор и персонажи по своей сути являются "бумажными существами"; автор рассказа (материальный) никоим образом не может быть спутан с повествователем этого рассказа" (Barthes R. Introduction a l"analyse structurale des recits// Communications.- P., 1966, p. 19), "бумажными существами" тут как раз становятся натуральный автор а, главное, посетители "Озона", выстраивающие совместно свою "прозрачную" реальность.

Возможно, проницательный читатель уже догадался, почему мы столь долго мучаем его всеми этими авторами-повествователями. Да мы бы с радостью о смыслах, о чем-нибудь там таком поговорили, но ведь, не решив проблему автора и его масок, мы не можем подступиться даже к теме витражей! ("Если в конкретных произведениях абстрактный автор рассматривается как обладающий "значимой позицией", то тогда формулировка вопроса "Кто он?" равнозначна формулированию темы произведения, в чем, естественно неизбежна определенная степень произвольности" (Haard E.A. de. On narration in "Voina i mir"// Russ lit.- Amsterdam,1979.-Vol7, #11/-p.111).

Агрессия, так сказать, имплицитности не позволяет нам таким образом пробиться к семантическим сердцевинам "Витражей". Да что тут говорить, если страшнейшая путаница происходит не только с автором - авторами! - "Витражей", даже и с читателем - кто он? - тоже ничего неясно. Разве что рискнем предположить, что поле чтения у Лукьяненко размывается, практически сливаясь с полем многострадального implied autor"а.

И чиво? Да ничего. Проницательный читатель ждет тут вывод или некоторые итоги - на вот, читай их: как тут в медах ни растекайся, ничего не выйдет. Потому что надоело. Нарратор-шмутатор, это, конечно, интересно, но больно уж сам текст скучный. Банальный, доложу вам, российский science fiction: дайверы, бластеры-шмастеры, матрица-шматрица. Видали мы таких фантастов. Лучше уж Кира Булычева почитать, если русского фантастического захотелось. Хотя чем хуже текст, тем интереснее про него говорить. Так что для высоколобых оно, может быть, и конфетка, а для нас с вами, проницательный читатель, просто... Ну бог с ним совсем.