Юрий Юдин
Сову принято считать символом мудрости, однако при ближайшем рассмотрении ее образ оказывается весьма разноречивым и неоднозначным. Фото Reuters
Сова – классический символ мудрости, атрибут богини Афины (римской Минервы). Афина была, кроме прочего, покровительницей городов, начиная с самого большого и славного – Афин. А города у греков именовались полисами. А от этого слова как раз и произошло понятие «политика»: искусство управления городом-государством. Так что связь политики и совы – самая прямая.
На мудрость совы указывает ее большая голова на относительно скромном туловище (у некоторых сов она почти квадратная – помнится, один футбольный комментатор говорил про «углы головы»). При этом сова прекрасно видит в темноте. Мудрость и прозорливость – вроде бы несомненные политические добродетели. Но внешность бывает обманчивой: Альфред Брем считает сову на редкость глупой птицей.
При всем при том сова – птица ночная, хищная и агрессивная. И голос у нее неприятный. Иногда даже говорят: леденящий душу. Потому что сова летает бесшумно и крик ее раздается неожиданно. В общем, это образ амбивалентный, то есть разноречивый и неоднозначный. И когда Блок пишет «Победоносцев над Россией простер совиные крыла», он вовсе не хочет сделать этому политику комплимент.
Вообще-то Константин Победоносцев, обер-прокурор Синода, крупный консервативный идеолог, близкий к трем российским императорам, был также деятелем неоднозначным. К примеру, он приятельствовал с Достоевским, а Лев Толстой писал с него Алексея Каренина – человека неприятного, но великодушного. Но в истории Победоносцев остался реакционером, мракобесом и злым гением государственной политики. И эта репутация, похоже, уже не подлежит пересмотру.
Вот все эти грани и оттенки образа совы нам и предстоит рассмотреть.
Мудрому спешить некуда
«Сова Минервы вылетает в сумерки, когда полный битв и сражений день уже отгремел». Это метафора Георга Гегеля из предисловия к «Философии права».
Репутация совы как воплощенной мудрости здесь не ставится под сомнение. Но философ, по Гегелю, приходит со своею мудростью к шапочному разбору, когда общественные процессы уже произошли и даже успели устареть.
Скажем, когда возникла философия права, уже давно существовали и государство, и право. Так что задача философа – не научить людей правилам жизни, подобно пророкам и священным книгам, но показать, что эти правила возможны «как место встречи духа и реальности, сознания и бытия».
Все это сильно напоминает остроумие на лестнице. С той разницей, что быть остроумным – значит видеть сходство, а быть мудрым – значит видеть различие (это уже из другого философа – Джона Локка). Гегель в своей совиной метафоре блестящ и остроумен. Но далее он вдается в различия, становится многословен и нудноват.
Между прочим, из гегелевского тезиса вытекает, что человек в принципе не может осмыслить настоящее положение дел. Он живет и действует по наитию и только задним числом способен понять и обдумать свой путь. Так что титул sapiens (разумный) дается ему авансом, и человек еще должен оправдать это звание своею жизнью.
Дело тут, похоже, еще и в том, что мозг наш часто действует отдельно от сознания. Поэтому мы идем привычным путем от дома до метро, размышляя о чем угодно, и не замечаем, как пришли. Поэтому решения трудных задач нередко являются во сне (хрестоматийный пример – таблица Менделеева). Поэтому поэты считают, что вдохновенные строки им диктует то ли бог, то ли язык – словом, кто-то извне и свыше. Мозг сообщает нам уже готовые рецепты, а как они родились – это для нас темно.
Но для политика, которому ежедневно, а то и поминутно приходится принимать решения, гегелевская отложенная мудрость – плохое подспорье. Тут нужны другие качества: быстрота реакции, находчивость, интуиция – пресловутое политическое чутье.
Это правило и на войне работает. Фельдмаршала Кутузова мы считаем мудрым, потому что в кампанию 1812 года он никуда не торопился, давая поражению супостата созреть. Но применительно к другому нашему военному гению – Суворову – хочется найти какие-то другие эпитеты. Медлить Суворов не любил, славился решительностью и молниеносным маневром. А мудрость проявлял дома на досуге, осмысляя алгоритмы ратного труда и облекая их в афоризмы. Причем нарочито краткие и отрывистые.
Лесбосский стыд
Как вообще сова оказалась птицей мудрости и спутницей мудрой богини?
Одни исследователи предполагали, что Афина могла происходить от архаической минойской богини, связанной с птицами. Другие указывали на обилие мелких сов в районе Афин, о котором упоминал еще Аристофан. Пытались определить даже их породу: то ли воробьиные сычики, то ли домовые сычи.
С древности замечали также, что вороны (которые тоже слывут умницами) целыми стаями атакуют сов. Орнитологи скажут, что эти воздушные бои вызваны конкуренцией хищных птиц за кормовую базу. Но в аллегорическом плане это похоже на поединок мудрости коллективной («народной») и мудрости индивидуальной. Примерно так на Сократа ополчился афинский ареопаг.
В «Метаморфозах» Овидия ворона Корникс жалуется, что ее место в качестве священной птицы Минервы заняла сова. Причем сова эта оказывается Никтименой – дочерью Эпопея, царя Лесбоса. Отец изнасиловал Никтимену, и от стыда она спряталась в лесах, избегая дневного света. Тогда Афина (между прочим, богиня-девственница), сжалившись, превратила Никтимену в сову.
При этом у римлян совы считались вестницами смерти – когда они ухали, сидя на крыше. Есть подобные суеверия и у славян, и у других европейцев. У ацтеков сова – также вестница смерти и проводница душ на том свете. Но при этом и символ власти как карательной инстанции.
В Китае сова мужского рода, так что уместней говорить о филине. Это символ благополучия и мужского начала Янь. Он связан с летним солнцестоянием и может служить ритуальным громоотводом. При этом китайский филин символизирует также жестокость и смерть, преступление и неблагодарность детей.
В Индии верхом на сове летают Лакшми – богиня богатства и Дурга – грозная супруга могучего бога Шивы. На Цейлоне считали, что совы женятся на нетопырях, то есть на летучих мышах. Вероятно, на том основании, что те и другие часто селятся в пещерах и руинах.
С ремеслом политика, призванного управлять народом, эта нелюдимость плохо вяжется. А впрочем, известны даже императоры-отшельники. В конце XVI века китайский император Чжу Ицзюнь устроил забастовку. Он отказался назначать чиновников, встречаться с министрами и участвовать в церемониях. Дожидаться аудиенции у него приходилось долгие месяцы, а то и годы.
При этом правление Чжу Ицзюня было удачным. В Китае распространились картофель и кукуруза из Америки. Народ был сыт, небесные знаменья благоприятны. Войны на севере (против монголов), в Корее (против японцев) и на юге (против вьетнамцев и тайцев) велись успешно, территория Поднебесной расширилась.
Кубатура шара
Идиома «натянуть сову на глобус» означает концепцию, полученную подтасовкой фактов (типа новой хронологии Фоменко). Либо высказывание, страдающее слабостью аргументации. (У политологов можно найти множество таких построений, придуманных наспех, ad hoc, на коленке.)
Но возможны и другие оттенки значений. Например, «впихнуть невпихуемое». Или «облечь притворною мудростью нечто слишком большое и сложное, не поддающееся исчерпывающему истолкованию».
Источником поговорки «натянуть сову на глобус» считается роман Андрея Лазарчука и Михаила Успенского «Посмотри в глаза чудовищ» (1997). Там есть такой абзац:
«Пузатый вахмистр упал и забился в грязи. Каска его воткнулась пикой в землю обочины и осталась стоять, подобно скорбной греческой урне. Потом он все-таки собрал себя с земли и пробежал мимо нас последним. Глаза у него были как у натянутого на глобус филина».
Пародийный роман Лазарчука и Успенского написан в жанре криптоистории – так что все сходится, привет академику Фоменко. Говорят, что история не имеет сослагательного наклонения – но ее наклоняют и сослагают все кому не лень.
Вспоминают также анекдот из 1980-х. Молодая учительница географии входит в класс. Дети галдят, беснуются и игнорируют ее. Она идет плакаться директору школы. Тот входит с нею в класс и говорит: «Дети, кто может натянуть презерватив на глобус?» – Голос с задней парты: «А что такое глобус?» – «Вот с этого мы и начнем наш урок».
В чьей-то голове криптоисторический филин и анекдотический глобус, похоже, и перемкнули. Хотя можно вспомнить и традиционную поговорку «притянуть за уши». У филина, кстати говоря, в отличие от большинства птиц уши четко обозначены: снабжены пучками перьев.
Политолог Тимофей Бордачев сокрушается: «Исследователь, даже самый начитанный, в принципе не может поставить себя на место государственного деятеля. Поэтому отношения квалифицированных наблюдателей и фактов, из которых складывается исторический процесс, напоминают взаимодействие совы и глобуса. Сова… символизирует абстрактную мудрость, стремящуюся логично расположить события в рамках правильной умозрительной схемы. Глобус, в свою очередь, является олицетворением реальности».
В общем, угловатая сова на круглом глобусе – это квадратура круга. Точнее, кубатура шара. Задача, которая никогда не будет решена. Самый премудрый политолог никогда не поймет адекватно даже самого рационального политика. Не говоря о случаях, когда политик сам себя не понимает, а действует по наитию.
Но отчаиваться не надо. Должник и кредитор, свекровь и невестка, морж и плотник, кот и повар, стрекоза и муравей тоже редко понимают друг друга с полуслова. И ничего – живут как-то, взаимодействуют. Тут можно говорить о плодотворном разладе. Неполное понимание рождает конфликт, конфликт – двигатель сюжета, а без сюжета не только искусство, но и вся человеческая жизнь не имеет цели и смысла.
Между прочим, в последних книгах Михаила Успенского (пародирующих волшебную сказку и богатырский эпос) фигурирует двухголовый филин Кузьма-Демьян. А также говорящий колобок по кличке Глобальный. С одной стороны, это волшебные помощники героя – наподобие Конька-Горбунка или Емелиной Щуки. С другой стороны, это живые гаджеты: нечто вроде компьютерного процессора с тремя ядрами – по числу голов. С их помощью юный богатырь-Митрофанушка, сила есть – ума не надо, спасает сначала родину, а затем и весь мир.
Против конспирологического принуждения
«Совы не то, чем они кажутся». Эта фраза из культового сериала «Твин Пикс» превратилась в мем. Смысл ее примерно тот же, что в диалоге из фильма «ДМБ», также весьма популярного: «Видишь суслика?» – «Нет». – «И я не вижу. А он есть».
Совы в разнообразных обличьях – навязчивый лейтмотив сериала Дэвида Линча. Они нагнетают мистики и заставляют повсюду подозревать зловещую подоплеку. Загадки таинственных секретов, секреты загадочных тайн, тайны секретных загадок – и так до остервенения.
Вот и политика обыкновенно шествует рука об руку с конспирологией. В политике всегда и всюду мерещатся двойное дно, неприглядная изнанка, черный ящик, грязная закулиса.
В итоге утвердилось мнение, что хороший политик не может быть ни стойким праведником, ни беззастенчивым злодеем. Вот двуличие Октавиана Августа, лицемерие Макиавелли, коварство Талейрана, изворотливость Генри Киссинджера – это подай сюда.
Чрезмерно благостных политиков действительно не уважают. Даже в житии Махатмы Ганди усердно отыскивают темные стороны.
Но грубых и прямых – уважают. Как Отто Бисмарка, о котором говорили: «Он опасен, он называет вещи своими именами». Как Александра Третьего, который любил ронять эпатажные афоризмы: «У России друзей нет. Да ей и не нужно». Как китайского маршала Хэ Луна, который еще в детстве зарезал кухонным ножом какого-то «угнетателя крестьянства» и до старости этим хвастался.
Впрочем, брутальность и прямоту хорошо демонстрировать уже на вершине власти. А по пути к этой вершине приходится пускать в ход более тонкие штучки. Вспомним хоть Никиту Хрущева, который развернулся в полном блеске лишь после смерти Сталина. Или Виктора Черномырдина, за брутальными афоризмами которого всегда ощущался солидный номенклатурный политес.
Но тут не стоит усматривать какого-то особо извращенного двуличия. Просто политика – такое уж ремесло, в котором, как в военной службе, учатся и повиноваться, и повелевать.
А на фразу «Совы не то, чем кажутся» у русской культуры есть твердый ответ: «А сову эту мы разъясним». Этот зарок пес Шарик дает вскоре после водворения в квартиру профессора Преображенского. И Шарик следует этой программе и в человечьем, и в собачьем обличье. Не жалея ни Энгельса с Каутским, ни Филипп Филиппыча и его окружение, ни членов домкома во главе со Швондером.
На политическом языке это называется «срывание всех и всяческих масок»: так Владимир Ленин характеризовал метод Льва Толстого.
Наперсница разврата
Офелия в разговоре с королем роняет фразу: «Говорят, что сова была раньше дочкой пекаря. Вот и знай после этого, что нас ожидает» («Гамлет», акт 4, сцена 5, перевод Бориса Пастернака).
За этой фразой стоит благочестивая легенда. Дело происходит в сочельник перед Рождеством. Дочь пекаря занята приготовлением ритуальных хлебов и злится на своего простодушного отца, который хочет накормить нищего у черного хода. В итоге вместо брани она испускает три совиных уханья, обрастает перьями и превращается в сову.
Мораль тут простая и незамысловатая. Хлеб, который дочь пекаря норовит отнять у нищего, у божьего человека, означает таинство, которое она отвергает.
Но есть еще один нюанс. «У выражения «дочка пекаря» имелось еще одно значение, понятное современникам Шекспира, – пишет Наталья Харса в книге «Суеверия викторианской Англии». – Дочери булочников считались особами легкого поведения, фактически проститутками. Неудивительно, что вслед за этой ремаркой Офелия напевает песню о Дне святого Валентина и потере девственности… В Уэльсе уханье филина указывало, что вскоре одна из девиц в округе лишится девственности до свадьбы. Таким образом, упоминание совы вызывает ассоциации с утратой невинности».
Что ж, «утрата политической невинности» – устойчивый термин. В политике, как и во многих занятиях, есть свой первородный грех (вспомним историю Никтимены). Но стоит также отметить, что жалобы Офелии – симптом ее безумия. Политики, как правило, крепче рассудком, хотя и с ними всякое случается.
Их нравы
Несколько цитат из Альфреда Брема добавят красок к портрету нашей героини.
«Большая часть сов начинает свою охоту только в сумерки; но они и днем довольно деятельны и даже в самый полдень отправляются за добычей. Мнение, что совы днем ничего не видят, лишено всякого основания».
«Сов нельзя причислить к умным птицам. Они пугливы, но неосторожны, с трудом отличают истинную опасность от воображаемой и никогда не выучиваются ничему, что требует некоторого умственного напряжения».
«С другими птицами своего вида совы живут в мире, пока в дело не замешается какая-нибудь страсть, например жадность. Тогда они способны спокойно съесть товарища, с которым много лет прожили в тесной дружбе».
«Ничего не может быть отвратительнее, как пожирание добычи совой, потому что она отрывает громадные куски и глотает их с большими усилиями, исполняя как бы тяжелую каторжную работу».
«Все виды сов обнаруживают сильную любовь к своему потомству, защищая его от врагов с необыкновенным мужеством».
«Совы имеют много врагов. Весь лес приходит в волнение, как только замечено присутствие совы; одна птица предупреждает другую, и бедной сове приходится плохо, так как сильные дневные птицы с яростью нападают на нее».
«Часовни, замки, старые здания, крепости являются любимым местом пребывания сипухи. Хриплый крик, который называют самым противным из всех птичьих голосов, возвещает о ее приближении и внушает большой страх суеверным людям».
«Снежная сова, обитательница тундр, смелостью и дерзостью превосходит всех прочих сов; она, например, бешено нападает на собак, подобно соколу».
«Домовый сыч заслуживает расположения человека: это очень миловидная птица; в ее взгляде можно прочесть хитрость и лукавство, но не злость. Кто знает эту птицу, тот поймет, почему греки видели в ней любимицу Афины».
«Охотничья жизнь филина начинается с наступлением полной ночи; тогда раздается его страшный крик, способный вызвать ужас. Ни одна из сов не пользуется такой ненавистью, как филин. Все дневные птицы и даже некоторые совы дразнят его, лишь только его заметят».
И в заключение – еще ряд цитат под рубрикой «Всестороннее описание предмета»:
«Сова имеет такую же голову, как кошка, так же хорошо видит ночью, летает бесшумно, как ходит кошка, ловит мышей, и крик ее похож на кошачье мяуканье» (Владимир Арсеньев, «В горах Сихотэ-Алиня»).
«Ежели исстари повелось, что волки с зайцев шкуру дерут, а совы ворон ощипывают, то хотя в таком порядке ничего благополучного нет, но это все-таки порядок – стало быть, и следует признать его за таковой» (Салтыков-Щедрин, «Медведь на воеводстве»).
«Сова – это политик, который надевает на себя личину свободомыслия, неподкупности, человеколюбия и, улучив минутку, без всякого шума вонзает нож в спину какой-нибудь жертве, а то и целому народу» (Шарль де Костер, «Легенда об Уленшпигеле», «Предисловие совы»).
«Профессиональная натурщица всегда похожа на чучело совы» (Анри де Тулуз-Лотрек).
«Что совой о пенек, что пеньком об сову – все сове как-то не по себе» (русская пословица).
«Там слышен крик совы, ей отвечает филин. Овацию листвы унять там вождь бессилен. Простую мысль, увы, пугает вид извилин» (Иосиф Бродский, «Пятая годовщина»).
