0
21534
Газета Идеи и люди Печатная версия

06.08.2024 18:14:00

К политической мифологии болота

Была бы трясина, а черти найдутся

Юрий Юдин

Об авторе: Юрий Борисович Юдин – журналист, литератор.

Тэги: французская ревоюция, мифология болотных испарений, болотные бесы. образ, политическое болото, образ, вашингтон, глубинное государство, идеология, патриотизм, философия, дугин


французская ревоюция, мифология болотных испарений, болотные бесы. образ, политическое болото, образ, вашингтон, глубинное государство, идеология, патриотизм, философия, дугин Памятник Петру I стал одной из основ городской мифологии, согласно которой Петербург – это место, где разыгрывается двоевластие природы и культуры. Фото РИА Новости

Образ политического болота восходит к Французской революции. Болотом прозвали группу депутатов, которая составляла большинство в Конвенте, но не имела своей программы, а в борьбе группировок вставала на сторону сильнейшей.

Это была трезвая и расчетливая политика. Такие лидеры Болота, как аббат Сиейес и виконт де Баррас, пережили радикальных вождей революции и достигли вершины власти в период Директории. Правда, в истории эти болотные корифеи остались беспринципными соглашателями.

Рептилоиды не дремлют

Сегодня о политическом болоте говорят обыкновенно применительно к США. Например, так: «Трамп хотел осушить вашингтонское болото, но в итоге вашингтонское болото замочило Трампа».

Город Вашингтон действительно был построен в болотистой местности. Район, где стоит комплекс зданий Госдепартамента, до сих пор называется Туманной лощиной. Когда-то это урочище было сплошным болотом с нездоровыми миазмами.

Хотя в Вашингтоне есть и возвышенности, например Капитолийский холм. Когда-то он звался Дженкинс-Хилл, но был переименован по древнеримскому образцу.

А символический образ американской столицы – «Сияющий Град на Холме». Это образ уже евангельский, из Нагорной проповеди (Мф 5:14). Он призван подчеркнуть американскую исключительность: что-то вроде попытки барона Мюнхгаузена выдернуть себя из болота за волосы. Вы-то все погрязли и лапки свесили, а я вон как могу.

Иногда термин «вашингтонское болото» употребляется как синоним понятия «глубинное государство» (Deep State). В узком смысле это группа неизбираемых госслужащих, орудующих без оглядки на выборное руководство. Всякий новый президент расставляет своих соратников на посты министров и другие видные позиции. Но аппараты министерств и ведомств остаются прежними и работают по-залаженному.

С одной стороны, это придает державному кораблю остойчивость, страхуя от случайных президентов – чудаков и маразматиков. С другой стороны, болото исправно гасит реформаторские порывы и потуги. Персидский царь Ксеркс когда-то в досаде приказал бичевать враждебное море. С болотом получается ничуть не лучше. Обратная сторона остойчивости – огромная инерция.

Но «глубинное государство» трактуют и расширительно, включая в это понятие и ВПК, и Пентагон, и Уолл-стрит, и злодеев-глобалистов, и зеленых заговорщиков. Дескать, именно Deep State убило президента Кеннеди, взорвало башни-близнецы, развалило Советский Союз и развязало десятки войн по всему миру.

С одной стороны, это подчеркивает могущество и витальность болота. С другой стороны, образ размывается до полной неопределенности: просто какая-то анонимная биомасса, бездонная и зловещая.

Лихорадка и тошнота

Но США – государство молодое, его державные атрибуты по большей части заимствованы у классической древности. Поэтому стоит обратиться к оригиналу.

Город Рим возник на левом берегу Тибра, на холмах над заболоченной низиною. Холмов, кстати говоря, было не семь, а больше – в канонический список вошли лишь самые заметные.

Воды здесь было столько, пишет Георгий Кнабе, что еще при древнейших царях-этрусках с ней повели борьбу: осушали болота, заключали в трубы ручьи и речки, дренировали почву. Знаменитый римский Форум изначально был натуральным болотом, люди селились лишь по его возвышенной северо-восточной кромке. У римлян были и нарочитые болотные богини Клоакина и Мефита: если их умилостивить, они могут избавить местность от нездоровых миазмов.

Теперь вернемся в век Просвещения. В Париже есть исторический квартал Марэ (Болото), связанный и с легендарными тамплиерами (которые это болото осушили), и с французскими королями (дворец Турнель был их главной резиденцией до строительства Лувра), и с евреями (старинное гетто), и с содомитами (первые гей-клубы).

Ныне же квартал Марэ знаменит Центром Помпиду, музеем Пикассо и другими культурно-туристическими объектами. И эта эволюция прекрасно выражает державные претензии Франции, которая давно утратила военное могущество, но желает оставаться законодательницей мод – в живописи и на подиуме, в философии и в парфюмерии, на ресторанной кухне и на футбольном стадионе.

О мифологии болотных испарений найдется рассуждение у Гастона Башляра: «Химия XVIII века обозначала словом moffette газ, вызывающий тошнотворные реакции... Воздушные флюиды заряжаются злом, объединяющим в себе все пороки земной субстанции, когда миазмы принимают на себя все зловоние болота, a moffettes – всю серу рудников... XVIII век страшился материй лихорадки, материй зачумленности, материй, замутненных так глубоко, что они смущают сразу и вселенную, и человека... Тлетворные пары вносят в них зародыш смерти, само начало распада».

Слово moffette происходит от уже известной нам Мефиты – богини болотных испарений. В этой связи и имя Мефистофель можно трактовать как «смрадный черт» (от нем. Teufel – «черт» и той же Мефиты).

В общем, как говорит русская пословица: было бы болото, а черти найдутся.

Порядок против хаоса

Москва также строилась на холмах и болотах. По одной из версий, имя Москва на финских наречиях означает «коровья речка» либо «коровий брод». Хотя и в праславянском языке корень mosk значил «вязкий, топкий» или «болото, сырость, влага». Утверждают, что сходно звучало и одно из названий женского полового органа. Хотя, с другой стороны, и «мозг» – слово того же корня.

Московские хляби и топи отражены в названиях Болотная площадь (у которой есть и новейшая политическая мифология), Балчуг (болото по-татарски), Поганый брод (Театральная площадь), Моховая улица, церкви Воскресения на Грязи и Троицы в грязех. Обширные болота располагались близ Комсомольской площади, у Савеловского вокзала, на Трубе и Самотеке.

Возьмем для примера Сукино болото в районе нынешнего Южного порта. В 1929 году здесь появился тепличный совхоз «Текстильщики». В справочнике 1931 года упоминается «Болото им. Каменева, быв. Сукино». А в пору создания автозавода ЗИС появилась брошюра «Детройт на Сукином болоте».

Основной миф города Питера кратко формулируют так: гранит против болота. По Владимиру Топорову, Петербург – место, где «воплощается и разыгрывается двоевластие природы и культуры». Провозвестники этого мифа – «Медный всадник» Пушкина и отрывок из «Подростка» Достоевского: «А что, как разлетится этот туман и уйдет кверху, не уйдет ли с ним вместе и весь этот гнилой, склизлый город, подымется с туманом и исчезнет как дым, и останется прежнее финское болото, а посреди его, пожалуй, для красы, бронзовый всадник на жарко дышащем, загнанном коне?»

Выделим также стихотворный цикл Бенедикта Лившица «Болотная Медуза» (1914–1918). Фонтанка тут предстает в обличье змеи, Нева – в виде медузы со змеиными волосами-протоками. Михаил Гаспаров обнаруживает здесь наложение сразу двух мифов: культура против стихии (гранит против болота) и Запад против Востока (порядок против хаоса).

Те же мотивы отразились в романе Константина Вагинова «Козлиная песнь» (1929) с его навязчивыми образами амфибий и рептилий. Город-музей Петербург редуцируется до Кунсткамеры – музея натуралий и уродов. Впрочем, мифические гады и рептилоиды традиционно наделяются особой мудростью (Царевна Лягушка, черепаха Тортилла, питон Каа – союзник Маугли). А Осип Мандельштам поверяет ими и современность: «Это век волну колышет / Человеческой тоской, / И в траве гадюка дышит / Мерой века золотой».

Болото и погост в Питере нередко совмещаются. Литераторские мостки на Волковом кладбище (место захоронения Тургенева, Гончарова, Лескова, Щедрина, Менделеева и др.) – потому и мостки, что кладбище устроено на болоте. Подходы к могилам приходилось гатить досками.

При этом болотная почва обладает консервирующими и мемориальными свойствами. В Великом Новгороде именно благодаря ей сохранились знаменитые берестяные грамоты.

Так что музейная функция свойственна болоту изначально.

Птичка с ключом

В этой связи новым смыслом наполняются стихи Михаила Успенского из романа «Время Оно» (1997), развивающие фольклорные мотивы:

«Гуси-лебеди летели, / Кулика уесть хотели. / Не уешьте кулика – / Кулик бедный сирота. / Скоро все узнают в школе, / Как несчастный тот кулик / Вопреки враждебной воле / Стал разумен и велик. / И теперь он лебедей / Не считает за людей. / Он врагов, как траву, валит / Да свое болото хвалит: / «Здравствуй, милое болото! / Я вернулся из полета, / Видел горы и леса, / Ерунду и чудеса. / Славен силой молодецкой, / Всюду лез я на рожон. / Видел берег я турецкий, / Только мне он не нужон. / Бил я крупну дичь и мелку, / Бил иные племена. / Видел Африку-земельку – / И она мне не нужна! / А нужна моя трясина. / Так встречай родного сына! / Ты у нас ведь хоть куда – / Не земля и не вода… / После нового рожденья / Я вернулся полон сил. / Тот не знает наслажденья, / Кто врагу не отомстил!»

Недавно президент Путин еще раз заявил, что единая идеология России не нужна (и к тому же запрещена конституционно). И что идеологию нам вполне может заменить патриотизм.

Патриотизм здесь, похоже, подразумевается древнейший и изначальный. Территориальный императив – это естественная потребность защищать свою территорию, свойственная не только людям, но и многим животным. В краткой афористической форме она выражена в пословице «Всякий кулик свое болото хвалит».

Все иные разновидности патриотизма в этом контексте сомнительны. Скажем, национализм прямо враждебен имперской традиции и неуместен в многонациональной федерации. А патриотизм с классовой подоплекою, как в раннем СССР, тем более не ко двору.

Между прочим, кулик в русской традиции вполне симпатичная птица. Он связан с весенними обрядами и считается владельцем ключей, отворяющих вешние воды. Правда, у других славян это образ отчасти демонический; например, у поляков он связан с утопленниками.

Похвала болоту

Представление о животворящих свойствах болота восходит к баснословным временам.

«Ил, лимус, представляет собой особенно животворную среду, – пишет Мирча Элиаде. – Незаконнорожденных детей бросали в ил – неистощимый источник жизни; тем самым совершалось их ритуальное возвращение в ту нечистую жизнь, из которой они вышли».

У многих народов нежеланных детей не убивали, но оставляли на болоте. Такой ребенок, отданный на волю стихий, часто становился героем, царем или святым. Этот мотив есть в житии Персея, Эдипа, Ромула и Рема, библейского Моисея и многих других.

Китайский первопредок Фу Си был зачат девой из райской страны Хуасюй. Как-то она решила прогуляться у огромного Болота Грома. Увидела там след великана и из любопытства ступила в него, после чего забеременела и родила мальчика. В происхождении этого китайского Адама также сказались животворные свойства болота.

Мифическое болото соединяет силы всех четырех стихий: воды и огня (болотные огни), земли и воздуха (болотный газ). Поэтому оно служит природным инкубатором для сирот и подкидышей. Михаил Пришвин так объяснял название своей сказки «Кладовая солнца»: «Однажды я встретил в одном ученом исследовании уподобление торфяных болот, хранящих в себе огонь и тепло, кладовой солнца. Ученый не претендовал на измышление художественного образа, он назвал явление точно».

Отдельная тема – болотная руда, которая на Руси была главным источником железа. Кузнецы-рудознатцы считались колдунами не только благодаря секретам ремесла, но и потому, что немало времени проводили на болотах, знаясь с тамошними бесами.

В Белоруссии существовало представление об иерархии болотных бесов. Глубже всех, в подземной оржавине (те самые залежи руды), живет главный бес оржавиник. Выше его – вировник (от «вир» – глубокое место). Еще выше, на поверхности – болотник. «Ня з виру, ни з болота, а з самой оржавини!» – говорится о крупном, первостатейном бесе.

Васюганское болото, самое большое на свете, находится в Западной Сибири, на территории Томской, Омской и Новосибирской областей, в междуречье Оби и Иртыша. Протяженность его с запада на восток – 573 км, с севера на юг – 320 км, общая площадь – 53 тыс. кв. км. Такая страна, как Швейцария, расположится свободно и с запасом.

Васюганское болото считается и основным источником пресной воды в регионе, и хранилищем ископаемых, и заповедником нетронутой природы. Из него берет начало множество рек. Важнейшая его функция – очищение атмосферы. Накапливая углерод в виде торфа, болото изымает его из воздуха – это глобальная ловушка СО2 и крупнейший в мире природный регулятор климата.

Люди на болоте

Александр Дугин, руководствуясь теорией воображения Жильбера Дюрана, пытается установить место русских среди других народов. Саму эту теорию я излагать не буду. Скажу только, что Дюран выделял три режима человеческого воображения: «дневной» – героический диурн и два «ночных» – два ноктюрна, мистический и драматический. Типичные носители диурна – германцы, включая англосаксов. Носители мистического ноктюрна – русские и финны, а ноктюрна драматического – китайцы и латиноамериканцы.

Важнейшие мотивы диурна – полет и падение, скалы и пропасти, битва (со зверем или врагом), победа над смертью, образы меча и стрелы. Ночь ужасна, животные – враги, демонизируются также женщины и пища. Диурн – это режим аскезы.

Для мистического ноктюрна важен образ чаши – эвфемизация бездны. Ужас падения здесь вытесняется блаженной дремой погружения. Другие ключевые образы – нора и яма, круг и овал, вода и Мать-земля. Близко лежит и интегральный образ болота. Животные – не враги, а побратимы; возможен даже брак со зверями (Маша и Медведь). А смерть можно и обмануть, как Бабу-ягу.

Славяне изначально были носителями диурна, как и прочие арии. Но когда индоевропейцы стали расселяться по Европе и Азии, им пришлось столкнуться с культурами ноктюрна. Из синтеза пришлого диурна и местного ноктюрна и сложились арийские этносы.

По Дугину, русские былины – классическое издание диурна (хотя архаические былины изобилуют хтоническими мотивами). Но русская система воображения принадлежит к режиму ноктюрна и складывается под знаком Великой Матери, она же Мать – сыра земля. Причину этого Дугин видит в смешении славян с финно-уграми.

По сравнению с германцами, пишет Дугин, у славян многовато сюжетов ноктюрна. Это взаимодействие с животным миром (волк, лиса, медведь), спуск в подземное царство, встреча с Бабой-ягой.

Вообще-то сказки о животных – это бродячие сюжеты, восходящие большей частью к индийской «Панчатантре». При этом у русских почти нет сказаний о подземных карликах – несомненных героях мистического ноктюрна. У германцев и кельтов они представлены гораздо шире.

Режим мистического ноктюрна, утверждает Дугин, заставляет докапываться до центра вещей. «Русские философы и поэты говорили о вечной женственности русской души... Феминоидно-мистический тип готов принести в жертву свое «я» и размазаться по миру, чтобы его объединить, склеить, собрать воедино... Посмотрите на англичан или испанцев, которые, захватывая новые области, привозят рабов, уничтожают и подавляют местное население... Русские строят империю совершенно иначе. Действует русский клей, который выстраивает особую империю ночи, империю сна, собирающую народы и пространства».

По Дугину, белорусы также представляют мистический ноктюрн. А вот украинцы – несколько иной регистр, где есть элементы и мистического, и драматического ноктюрна.

Против методологического принуждения

Вообще говоря, народ, который выдумал русский космизм и первым выбрался в космос, покорил себе шестую часть суши и сумел отстоять ее в войнах, относить к пассивному мистическому ноктюрну трудновато.

Можно согласиться, что Наполеона и Гитлера мы победили, заманив на свою территорию и растворив в наших пучинах. По Дугину, это пример вязкой стратегии мистического ноктюрна. Но задолго до русских эту тактику успешно применяли диурнические эллины в греко-персидских войнах и героические римляне в войнах пунических. А наиболее упорно ее исповедовали драматические китайцы: у них это уже не тактика, а национальная стратегия.

Отдельные тезисы Дугина выглядят убедительно: недаром же у нас всякий новый режим заново отстраивает «вертикаль власти», потому что прежняя конструкция погрязла в родном болоте. Но если русский народ чем-то удивителен, то непредсказуемостью, которую прекрасно описывает Вячеслав Пьецух: «На самом деле загадочность русской души разгадывается просто: в русской душе есть всё. Положим, в немецкой или какой-нибудь сербохорватской душе, при том что эти души нисколько не мельче нашей, а, пожалуй, кое в чем основательнее, композиционней, как компот из фруктов композиционнее компота из фруктов, овощей, пряностей и минералов, так вот, при всем том, что эти души нисколько не мельче нашей, в них обязательно чего-то недостает. Например, им довлеет созидательное начало, но близко нет духа всеотрицания, или в них полным-полно экономического задора, но не прослеживается восьмая нота, которая называется «гори все синим огнем», или у них отлично обстоит дело с чувством национального достоинства, но совсем плохо с витанием в облаках. А в русской душе есть всё: и созидательное начало, и дух всеотрицания, и экономический задор, и восьмая нота, и чувство национального достоинства, и витание в облаках. Особенно хорошо у нас сложилось с витанием в облаках».

Впрочем, и у самого Дугина не вяжутся концы с концами. Когда он характеризует русскую цивилизацию в рассуждении геополитики, оказывается, что ей свойственны все доблести героического диурна. «Цивилизация Суши представляет собой консервативную структуру, которая развивается достаточно медленно, имеет доминирующими ценности верности, чести, иерархии, постоянства, патернализма. Эта цивилизация героическая».

А пресловутые англосаксы в изображении Дугина, напротив, обнаруживают пристрастие к ночному болоту. «Цивилизации Моря более гибкие, более склонные к динамическому развитию и торговле... Ликвидность финансов связана с понятием влажности, текучести. Поэтому морские цивилизации, как правило, имеют торговый характер».

Как народ мистического ноктюрна может нести героическую миссию на протяжении столетий, это у меня в голове не укладывается. Похоже, в загашниках русского мифа и в самом деле есть все: и героическая вертикаль, и дух всеотрицания, и драматическая круговерть, и экономический задор, и мистические пучины, и витание в облаках. 


Читайте также


Вдруг на затылке обнаружился прыщик

Вдруг на затылке обнаружился прыщик

Алексей Туманский

«Детский» космос и репетиция мытарств в повестях Александра Давыдова

0
407
Отказ от катарсиса

Отказ от катарсиса

Данила Давыдов

Персонажам Алексея Радова стоило бы сопереживать, но сопереживать никак не выходит

0
415
Игра эквивалентами

Игра эквивалентами

Владимир Соловьев

Рассказ-эпитафия самому себе

0
888
Стрекозы в Зимнем саду

Стрекозы в Зимнем саду

Мила Углова

В свой день рождения Константин Кедров одаривал других

0
410

Другие новости