Марат Бисенгалиев
Уникальная ситуация вокруг Тайваня при неблагоприятном развитии событий может обернуться мировой экономической катастрофой. Фото Reuters
К большому сожалению для разумных людей, конфликты в современном мире вовсе не исчезают, а напротив – множатся. Межгосударственные, межэтнические, классовые – какие угодно. В них гибнут люди, разрушается с трудом созданная инфраструктура, и в целом можно сказать, что по итогам фиксации прибылей/убытков по завершении конфликтов стандартный вариант: когда в проигрыше все стороны, кроме той, что не участвовала, а наживалась на поставках оружия и т.д. обеим сторонам. Как в китайской притче об обезьяне, с безопасного расстояния наслаждающейся схваткой двух тигров.
Интересно, что существуют и процветают массы «конфликтологов» – с учеными степенями и хорошими зарплатами, – но плодов их деятельности не видно. То ли они не умеют доносить до лиц, принимающих решения, свои сокровенные рекомендации, то ли их задача не купировать конфликты, а поступать с ними иначе. Поэтому постараюсь предложить алгоритмы решения с применением самого простого метода – использования здравого смысла и обязательного понимания подлинных интересов каждой из конфликтующих сторон.
Привкус абсурда
Начать хотелось бы с достаточно старого и вроде бы изученного конфликта – советско-финского 1939–1945 годов. К сожалению, представления об этом событии – как минимум в школьной программе – весьма неполные и неглубокие (вопрос объективности выношу за скобки). Что-то типа «Добрый (вариант – злой) СССР решил поменять кусок территории в курортной зоне около Ленинграда на вдвое больший участок леса в карельской глухомани (выгодность этой сделки можно оценить, сравнив сегодняшнюю цену сотки в Зеленогорске с ценой гектара в Карелии) – но финны не согласились, и началась война. В реальности дело обстояло иначе.
Прежде всего надо отметить, что вопрос изменения статус-кво в военном положении на советско-финской границе стороны обсуждали серьезно и искренне пытались услышать друг друга. Еще в 1938 году личный представитель Сталина чекист Борис Рыбкин (подробности о нем можно узнать в книгах его супруги и сослуживицы Зои Воскресенской) пытался донести до финского министра иностранных дел Холсти предостережение вождя о том, что «реакционная финская военщина» может за спиной законной гражданской власти сговориться с Вермахтом… и пустить немцев в Финляндию для нанесения удара по СССР. Возможно, на такую неожиданную мысль Сталина навели итоги процесса Тухачевского и К.
Финны – не отметая категорически такую возможность – всячески акцентировали внимание на процедурной стороне, объясняя советскому эмиссару, что тайные переговоры (даже советский посол был не в курсе, мало ли, вдруг троцкист) – это, конечно, хорошо, но ведь чревато нарушением финских законов, по которым какие-то решения может принимать только президент, какие-то – одобряет парламент. Эти странные контакты безрезультатно дошли до августа 1939 года, когда СССР и Германия заключили Пакт Молотова–Риббентропа. После него, с финской точки зрения, какое-либо беспокойство о германской агрессии уже не должно было у советских вождей возникать. Но не тут-то было.
И вот уже в октябре 1939 года финнов – теперь официально – пригласили в Москву для обсуждения нового предложения советской стороны, теперь без привязки к конкретному агрессору, но с пожеланием изменения «ленинских» границ 1918 года. Переговоры, что важно, вел лично Сталин. Ворошилову, чьи таланты переговорщика обеспечивали лишь пустопорожние беседы с англичанами и французами, Сталин такой серьезный вопрос справедливо не доверил.
Участков границы к пересмотру предлагалось четыре. Первое предложение – маленькие острова в Финском заливе за Кронштадтом, которые действительно были для СССР очень важны – а финнам нет. К тому же, по авторитетному мнению маршала Маннергейма, оборонять их все равно было невозможно. И хотя в 1938 году переговоры по поводу статуса этих островков завершились ничем, осенью 1939-го финны были готовы этот вопрос решить положительно на какой-то возмездной основе.
Второе – тут финны категорически отказали, а СССР особо не настаивал – был статус единственного финского порта на Баренцевом море Петсамо (ныне Печенга Мурманской области). Сталин услышал финские доводы, что у СССР и так полно портов на Северном Ледовитом океане, а в развитие Петсамо вложены большие деньги. К тому же в этом районе были богатые месторождения никеля.
Третье – что проходят в школе – это идея, дабы обезопасить Ленинград от дальнобойной (в тот момент, по сведениям Сталина, 70 км) артиллерии, нужно перенести советско-финскую границу в сторону Выборга, а взамен получить районы Реболы и Поросозера в советской Карелии. Сделка, понятно, была финнам невыгодна, хотя СССР предлагал доплатить валютой, но – и это важно отметить – данный вопрос конкретно обсуждался. Идея привязки к дальнобойности артиллерии финнам не показалась существенной, ибо тогда при каждом усовершенствовании орудий границу пришлось бы пересматривать заново. В целом какие-то уступки и с их стороны предлагались – но с учетом фактора «линии Маннергейма», которую финны строили для обороны своей территории, а вовсе не для передачи СССР. Кстати, от карельских лесов Маннергейм рекомендовал не отказываться, ибо там можно было бы создать хороший оборонительный рубеж в случае чего.
Вроде бы все развивалось в конструктивном ключе. Понятно, что ничего хорошего в предложениях Сталина в духе дона Корлеоне не было и быть не могло, но финны признавали заслуживающим внимания сам факт их выдвижения и были готовы вопросы решать. Если бы не одно «но».
Сталин выдвинул и четвертое предложение: уступить, возможно, даже на правах аренды, еще царскую военно-морскую базу Гангут (в тот момент Ханко). С учетом уже присоединенной в военном отношении Эстонии с аналогичной базой Палдиски использование Ханко Балтийским флотом было бы крайне желательным для полного контроля над входом в Финский залив от любых враждебных СССР кораблей. Никакой угрозы важным объектам в самой Финляндии арендованная СССР база в Ханко представлять не могла, это хорошо показали реальные события уже лета 1941 года. Тем более что численность советского гарнизона Сталин сперва определил в 5 тыс., а после всего в 4 тыс. солдат и матросов.
И тут с финнами что-то произошло. Весьма объективный летописец всей той истории министр финансов Таннер – его мемуары изданы на русском языке – вдруг начинает транслировать какие-то бессмысленные лозунги типа «вопрос Ханко вообще не может обсуждаться» и такого же уровня прочие аргументы. Сталин продолжил искать выход из создавшегося положения, предлагал сделать из Ханко остров, вырыв между укреплением и финской территорией канал, а позднее даже был готов удовлетвориться базой на соседних с Ханко островах, которые были вообще не укреплены и требовали очень большой работы по своему обустройству.
Но финская сторона проявила в вопросе Ханко непонятное упорство и в итоге, по сути, сорвала весь переговорный процесс. Комментариев по этому поводу я пока не встречал, но осмелюсь предположить, что столь неуместная жесткость могла означать одно: Ханко уже был обещан в качестве военно-морской базы какой-то третьей стороне. Пришел ли к аналогичному выводу Сталин или нет, неизвестно, но переговорный процесс плавно перешел в боевые действия, закончившиеся плохо для всех.
Наличие не нейтральной, а враждебной Финляндии после начала Великой Отечественной обесценило все территориальные приобретения 1940 года, а Ленинград финны обстреливали из тех самых дальнобойных орудий, которые, по сталинским расчетам, нужно было отодвинуть «за 70 километров». В итоге и СССР, и Финляндия понесли огромные человеческие и материальные жертвы. А после 1945 года опять стали партнерами и развили взаимовыгодное экономическое сотрудничество.
Вишенкой на торте советско-финский конфликт вернул в большую политику из коминтерновского далека Отто Вильгельмовича Куусинена – человека, который впоследствии взрастил многих перестройщиков, чем подготовил распад страны в 1990-е. Но это уже другая история.
Надежда на китайскую мудрость
Второй конфликт, который есть смысл рассмотреть, весьма оригинален, скорее всего он не имел аналогов в прошлом. Я имею в виду ситуацию с Тайванем, которая при сильно неблагоприятном (и тем не менее возможном) варианте развития может привести к мировой экономической катастрофе.
Суть конфликта тоже нестандартна – речь идет о непризнанной в качестве независимого государства территории, экономически плотно связанной именно с материковым Китаем, а не с кем-то еще. Даже в голых цифрах экспорта-импорта китайско-тайваньская торговля – величина того же порядка, что и торговля российско-китайская, как мы все знаем, бурно развивающаяся и ставящая рекорды. Но при этом оба «Китая» бряцают оружием и угрожают друг другу войной. Зачем? Попробуем разобрать и этот конфликт с самых его истоков.
Тайвань можно считать частью Китая примерно с момента воцарения последней династии Цин, то есть с конца XVII века. Разумеется, с множеством оговорок. Во времена маньчжурского владычества в отдаленных провинциях Китая местные чиновники были не слишком властны над своими провинциями и тем более не слишком активно и буквально выполняли указания из Пекина.
Китаизацию этого острова и его успешное хозяйственное освоение прервала война с Японией 1894–1895 годов, по итогам которой Тайвань на целых 50 лет стал японской колонией. То есть в момент создания Китайской республики (1912), формальным наследником которой остров является до сих пор, это была японская территория, и никто из тогдашних руководителей Китая, начиная с великого Сунь Ятсена, с этим не спорил.
Даже после разгрома метрополии в 1945 году Тайвань, хотя и переданный американцами под оккупацию силам Чан Кайши, все равно не принадлежал пока Китаю, и судьбу острова должен был определить мирный договор. До той поры остров был территорией Японии, оккупированной США. Но все карты американцам спутали китайские коммунисты, которые разгромили армию генералиссимуса Чана и в 1949 году вынудили два миллиона сторонников его партии Гоминьдан бежать на чужой для них Тайвань.
Тогдашний президент США Трумэн отнесся к лузерам-чанкайшистам достаточно прохладно и даже пытался исключить Тайвань из сферы интересов США, предоставив его самому себе. Но тут Ким Ир Сен развязал войну в Корее – и гоминьдановцы тоже понадобились. В итоге при подписании Сан-Францискского мирного договора, фиксирующего итоги войны с Японией, Тайвань не был передан никакому Китаю – ни коммунистическому, ни гоминьдановскому. Правда, при новом президенте Эйзенхауэре в 1954 году США все-таки письменно гарантировали чанкайшистам защиту от нападения со стороны китайских коммунистов. И с учетом реалий противостояния с СССР и Китаем на Тихоокеанском театре военных действий взяли Тайвань под свое крыло, даже признали единственно верным представителем всего Китая.
Но «третьи силы» склонны приносить своих более слабых подопечных в жертву собственным интересам. И в 1970-е для усиления позиций в «пинг-понговой дипломатии» США совершили своего рода рокировочку для создания проблем своему главному врагу – СССР. И вот уже в ООН в 1972 году кресло делегата от Китая занял представитель товарища Мао, а Тайвань остался в непонятном статусе «мятежной территории», не признающей над собой законной власти из Пекина.
Безусловно, США могли попытаться в оплату нормализации отношений и легитимации китайских коммунистов как присоединить Тайвань к себе в качестве тихоокеанского Пуэрто-Рико, так и признать независимость острова де-юре и оставить в ООН как альтернативу маоистам. Но поскольку ничего подобного сделано не было, то договор о совместной обороне стал юридически ничтожным. Все равно, как если бы кто-то из президентов Франции заключил договор о совместной обороне с мэрией Нью-Йорка. Понятно, что в час Х найдется масса адвокатов, которые и в Конгрессе, и где угодно заблокируют вступление такого договора в действие.
Смешно, но еще добрых 20 лет – до середины 1990-х – тайваньские политические силы так и не поняли, что шанс на самостоятельность они упустили. Впрочем, до конца 1992 года на острове существовала однопартийная диктатура партии Гоминьдан, которая считала независимость Тайваня преступным сепаратизмом – и столь заторможенное развитие политического сознания тайваньцев вполне объяснимо даже одним этим фактором. А когда островитяне наконец поняли, что китайские коммунисты уже скорее всего не потеряют власть и не изменят главным принципам коммунистической доктрины, что-то менять было поздно.
Допускаю, что если бы в разгар внутриполитического кризиса в материковом Китае при позднем Мао – «культурная революция», конфликт с СССР – чанкайшисты рискнули и высадились бы на материк в героической попытке освободить своих соплеменников от марксистской диктатуры, что-то могло бы и получиться. Но в 1990-е уже преуспевающий Китай оказался давно и плотно встроен в мировую систему глобальной экономики – и Тайвань этим фактом активно в плане экономического сотрудничества воспользовался. Кстати, максимум прокитайских настроений на Тайване отмечался с 1992 по 1995 год – и там это время было временем надежд…
В итоге Тайвань – вполне уважаемая, хотя и никем серьезным, кроме Ватикана, не признанная страна. Но возможности самостоятельного выбора своей судьбы у острова, увы, нет и не предвидится. Даже самые умеренные китайские коммунисты в вопросе недопущения независимости Тайваня абсолютные ястребы, а американцам остров нужен только как непотопляемый авианосец в противостоянии с Китаем. Причем пожертвовать этим авианосцем они готовы не моргнув глазом.
Есть и еще одна проблема, возникшая уже в последние годы. Политика товарища Си по ликвидации бедности весьма похвальна, но ее неизбежный результат – резкое ухудшение экономического положения страны. Помогая своим людям выбраться из нищеты, КПК стала остро нуждаться в деньгах – и сегодня финансовая ситуация в высшей степени сложная. А вот Тайвань сказочно богат, и тут стандартное коммунистическое желание кого-то раскулачить не возникнуть просто не может. Гонконг уже ощутил новые реалии – хотя стратегически его показательное усмирение было Пекину невыгодно, тактически он выиграл.
Резюмирую – хотя и очень длинно – и прихожу к следующим выводам. Оба великих партнера Тайваня, США и КНР, заняты решением своих – хотя и глобальных – проблем. И розыгрыш тайваньской карты и тому, и другому гиганту может быть выгоден. В каком-то смысле Пекин сегодня даже в большей степени заинтересован в существовании экономически полноценного Тайваня, чем Вашингтон. И Китаю, и Тайваню военный конфликт друг с другом страшно не выгоден – а вот американцам мог бы быть и полезен, особенно после того, как ключевое для функционирования мировой экономики производство чипов переедет в Штаты (вроде бы к 2027 году). И провоцировать какие-то непредсказуемые реакции, будируя вопрос о независимости – и сейчас, и в обозримом будущем – будет очень серьезной ошибкой со стороны тайваньских элит, возможно даже фатальной.
К тому же часть населения Тайваня, не менее трети, искренне согласна с идеей, что Китай должен быть един (такие, впрочем, встречаются даже в далеком Сингапуре). По некоторым сведениям – хотя официальные подсчеты на острове особо не ведутся, – сторонников единения много среди людей старшего возраста, а также коммерсантов и военных, а это очень значимые группы. Так что вне рамок «большой тихоокеанской войны», которая совершенно не исключена, Тайваню следует быть во внешней политике тише воды ниже травы, или, используя не русскую, а родную китайскую мудрость – не дергать пекинского тигра за усы. Сейчас статус-кво, а там видно будет. Всевозможные визиты американских политиков при четкой позиции Тайбэя «мы едины» никто в Китае и не заметит.
И в заключение о тайваньской нации. В стране, где некая часть считает себя гражданами другого государства, национальное строительство крайне затруднено. Действительно, Тайвань обладает значительным этническим своеобразием, но даже в языковом отношении остров, где еще недавно говорили сперва по-японски, а потом на южноминьском диалекте, постепенно переходит на государственный язык материкового Китая – мандарин. Это значительный шаг назад для осознания себя как самостоятельной нации. К примеру, в Сингапуре мудрый Ли Куан Ю даже сделал национальным языком малайский, родной для меньшинства населения. Так что пока в перспективе у Тайваня постепенная, хотя и не слишком добровольная интеграция с братским народом «на материке», и хорошо, если удастся сохранить максимум экономической и внутриполитической самостоятельности.
Тайваньцы – как показывают опросы 2019 года – готовы в случае чего взять в руки оружие, но совершенно не желают, чтобы этот конфликт был спровоцирован их собственными руководителями. 85% тайваньцев совершенно согласны с тем, что вопрос о статусе острова можно решить когда-нибудь потом – а как именно, время покажет. В конце концов, экономически объединенный с Китаем Тайвань – это сила и весьма значимая, а что Китай, что Тайвань после войны друг с другом – никому не нужные руины. Поскольку любые китайцы – люди как минимум осторожные и неглупые, уверен, что до крайностей тут не дойдет.
Слабое утешение
Увы, даже не самая сильная в начальный период конфронтация при умелом раздувании искр вражды (подобные технологии хорошо отработаны в отличие от способов конфликты прекращать) может привести к многолетней бессмысленной войне. Можно вспомнить ирано-иракскую – когда ради совершенно бесполезного и небольшого по размеру клочка земли две страны воевали 10 лет и потеряли около миллиона своих граждан.
Безусловно, у каждого конфликта может быть много разных вариантов решений, но их в любом случае надо искать. Попытки же разрубить гордиев узел – пустить в ход армию – приводят только к невозможности что-то выиграть, максимум – постараться проиграть меньше, чем твой оппонент.
Константин Ремчуков