Борис Романов
И в политической, и в публицистической деятельности Милюков руководствовался необходимостью утверждения России как великой державы. Фото из Библиотеки Конгресса США
В современном российском общественном сознании понятия «либерал» и «патриот» противопоставляются. С одной стороны, в этом большая заслуга официальных СМИ, для которых с недавних пор термин «либерал» стал таким же ярлыком, как троцкист в 30-е годы прошлого века. С другой стороны, подобное противопоставление идет из 1990-х годов, когда оппозиция, называвшая себя патриотической, обвиняла либералов во власти – во многом справедливо – в проведении политики, противоречащей национальным интересам.
Поэтому для нас очень большой интерес представляет историческая фигура, в деятельности которой приверженность либеральным и патриотическим ценностям является очевидной.
«Если бы политика была шахматной игрой и люди были деревянными фигурками, П.Н. Милюков был бы гениальным политиком», – писал о нем в эмиграции профессор Петр Струве, соратник по освободительному движению до революции и главный оппонент впоследствии. Но и сам Струве далеко не был успешным политиком. Лев Троцкий метко назвал его монархистом из марксистов, ибо Петр Бернгардович Струве, сыграв немалую роль в борьбе против царского самодержавия, в конечном итоге в эмиграции стал одним из адептов и критиком не только революционного, но либерального освободительного движения.
Ученый-политик
Павел Николаевич Милюков был известным политиком, одним из основателей партии кадетов, лидером русских либералов и одновременно выдающимся ученым-историком. В эмиграции он написал книгу «История второй русской революции», которая наряду с «Историей русской революции» Льва Троцкого и работами Сергея Мельгунова представляется фундаментальным исследованием и одновременно свидетельством непосредственного участника событий.
Главный исторический труд Милюкова – «Очерки по истории русской культуры». В «Очерках» он показал большую роль государства в формировании русского общества, утверждая, что Россия, несмотря на свои особенности, шла европейским путем развития. «Разве вся история России после Петра не доказала окончательно, что Россия не Азия, а часть Европы?» – восклицал он в статье «Петровская годовщина».
Сейчас, когда стала популярной и чуть ли не официальной концепция особой российской цивилизации, этот взгляд маститого историка представляет особый интерес.
Основным историографическим трудом Милюкова стала книга «Главные течения русской исторической мысли», представлявшая собой переработанный и дополненный курс университетских лекций. В эмиграции он занимался историческими исследованиями, опубликовал наряду с «Историей второй русской революции» следующие труды: «Россия на переломе», «Эмиграция на перепутье», «Воспоминания», оставшиеся незавершенными.
Его ученая карьера складывалась нелегко. Занимая должность приват-доцента Московского университета, Милюков был подвергнут политическим репрессиям. В марте 1895 года за «намеки на общие чаяния свободы и осуждение самодержавия», которые содержались в лекции, прочитанной в Нижнем Новгороде, был отстранен департаментом полиции от преподавания в Московском университете в связи с «крайней политической неблагонадежностью». А в 1900 году был арестован за участие в тайном студенческом собрании, посвященном идеологу революционного народничества Петру Лаврову, и полгода находился в заключении.
Публикуя статьи в оппозиционном эмигрантском журнале «Освобождение», который редактировал Петр Струве, стал одним из признанных идеологов российского либерализма и демократического движения. В октябре 1905 года оказался одним из основателей Конституционно-демократической партии (Партии народной свободы), с марта 1907 года – председатель Центрального комитета этой партии. После роспуска I Государственной думы в 1906 году был одним из авторов «Выборгского воззвания», в котором содержался призыв к гражданскому неповиновению властям.
1 ноября 1916 года Милюков с трибуны IV Государственной думы произнес обличительную речь, вошедшую в историю как фактический призыв к свержению императора и его правительства, хотя сам автор такую трактовку решительно отрицал.
В ней были изложены факты неподготовленности России к войне, преступной халатности и коррупции должностных лиц, в частности военного министра Сухомлинова, была обоснована идея необходимости создания ответственного министерства из представителей думской оппозиции. Апофеозом речи было обвинение, выдвинутое непосредственно против императрицы и ее окружения. Автор ставил вопрос ребром: что это – глупость или измена?
По поводу этой речи и роли Милюкова в событиях февральской революции существует масса домыслов, а этому острому выступлению политика, озабоченного явными провалами в деятельности властей в ходе войны, приписывается чуть ли не решающая роль в подталкивании к революционным беспорядкам в Петрограде, произошедшим через несколько месяцев – в феврале 1917 года.
Занимая пост министра иностранных дел во Временном правительстве, Милюков выступал как сторонник продолжения войны с Германией до победного конца, за что подвергался резкой критике слева, со стороны социалистических партий, представленных в Петроградском совете, под их давлением был вынужден уйти в отставку в апреле 1917 года. Именно либерал Милюков как член Временного правительства первого состава отстаивал геополитические интересы страны, как он их понимал, а за свое навязчивое стремление к установлению российского контроля после войны над проливами Босфор и Дарданеллы получил ироническое прозвище «Милюков-Дарданелльский».
Попытка позитивной программы
Темным пятном на биографии лидера кадетов стали майские 1918 года переговоры с германским командованием, которое он рассматривал как потенциального союзника в борьбе с большевиками. Особенно если учесть недоказанные обвинения со стороны Временного правительства и либеральных кадетских кругов Владимира Ленина и большевиков в связях с германским Генштабом. Поскольку переговоры не были поддержаны большинством кадетов, Милюков сложил с себя обязанности председателя ЦК партии (позднее он признал эти переговоры ошибочными).
Особый интерес представляют взгляды Милюкова, окончательно сформулированные им в годы эмиграции: он попытался разработать новую положительную программу, опираясь на свои устоявшиеся либеральные и государственно-патриотические взгляды.
В современной отечественной публицистике нередко бытует мнение о патриотизме консервативной и монархической части белой эмиграции. Однако это мнение – во многом плод современного политического мифотворчества, когда любой консерватизм представляется благом, либерализм, конечно же, гнилой, – опасным заблуждением, а революционные идеи – изобретением геополитических противников державы. Следуя, однако, исторической правде, нельзя не признать, что именно левое – либеральное и социалистическое – крыло эмиграции не поддерживало стремления правых (монархистов, клерикалов и националистов) любой ценой, даже ценой иностранной интервенции, свергнуть большевиков.
Как известно, Милюков был автором документа, формулирующего цели и принципы Белого движения, под названием «Декларация Добровольческой армии», опубликованной 27 декабря 1917 года в «Донской речи». То есть фактически был одним из ведущих идеологов Белого движения. Но после поражения белых армий Павел Милюков одним из первых выступил против попыток реанимации так называемой белой идеи в эмиграции.
В конце 1919 года, еще в ходе Гражданской войны, он назвал четыре «роковые политические ошибки» Белого движения: 1) попытка решить аграрный вопрос в интересах поместного класса; 2) возвращение старого состава и старых злоупотреблений военно-чиновничьей бюрократии; 3) узконационалистические традиции в решении национальных вопросов; 4) преобладание военных и частных интересов.
Разрыв Милюкова с продолжателями дела Белого движения в эмиграции был связан с политическим поправением его руководителей из Русского общевоинского союза (РОВС) и Российского зарубежного съезда, проведенного в 1926 году, председателем которого был избран Петр Струве и который провозгласил своим вождем великого князя Николая Николаевича. Если с генералом Антоном Деникиным лидер кадетов мог найти общий язык, то со сторонниками реставрации монархии и военной интервенции в СССР – очевидно нет.
С апреля 1921 по июнь 1940 года редактировал выходившую в Париже газету «Последние новости» – одно из наиболее значимых печатных изданий русской эмиграции, вел активную полемику с консервативной газетой «Возрождение», которую в 1925–1927 годах редактировал Петр Струве. Это противостояние двух – либерального и консервативного – лагерей русской эмиграции создало нерв политической жизни русской эмиграции. Конечно, издавался еще меньшевистский «Социалистический вестник», однако идеи марксизма не пользовались особой популярностью в белоэмигрантской среде по вполне понятным причинам.
Анализируя причины поражения своей партии, Милюков существенно эволюционировал влево, понимая историческую закономерность происшедших революционных потрясений и радикальных социальных изменений в России, хотя как политик совершенно не принимал их итоги в виде установления режима «диктатуры пролетариата». Милюков, ища корни революционных потрясений в специфике русской истории, полагал, что «Ленин и Троцкий возглавляют движение гораздо более близкое к Пугачеву, Разину и Болотникову», чем к современному европейскому социализму.
При этом оценки советского режима также претерпевали изменения – от полного неприятия до более взвешенных и объективных выводов, сделанных во второй половине 1930-х и особенно в последних статьях, написанных в начале Второй мировой войны. Так, Милюков утверждал в своем труде, посвященном революции, что возникший большевистский режим довел Россию до «крайней степени разрушения всех ее национальных целей – государственных, экономических и культурных, которые копились веками». Тем не менее в написанной им «Истории второй русской революции» отсутствует обвинительный тон, который господствовал в работах авторов-социалистов и мемуарах Александра Керенского. Он в отличие от них не пытался защищать социалистические идеалы от «большевистских извращений» и рассматривал революцию 1917 года как единый и закономерный процесс и в этом, как ни странно, совпадал с Троцким.
Если многие авторы «Возрождения» и сам Струве осуждали революцию как неоправданную трагедию, вызванную революционными заблуждениями русской интеллигенции, то Милюков, хотя тоже писал про «идейную беспомощность, утопичность стремлений и максимализм русской интеллигенции», еще большую ответственность возлагал на правящий царский режим. Милюков призывал эмиграцию «смотреть на события в России не как на случайный бунт озверелых рабов, а как на великий исторический поворот, разорвавший с прошлым раз и навсегда».
Идеалы демократии против авторитарной идеологии
Главные выводы, которые делал Милюков в полемике с консервативным «Возрождением», состояли не только в отрицании программы консервативных адептов белой идеи, но и в пересмотре собственных взглядов по ряду принципиальных вопросов. Они состояли в неприятии идеи реставрации дореволюционной монархии в любой форме. Тогда как после Февральской революции, занимая пост министра иностранных дел во Временном правительстве, он отстаивал непопулярную в обществе идею сохранения монархии на конституционной основе и династии Романовых в лице брата Николая II Михаила, в пользу которого отрекся последний император.
Для Милюкова принципиальной позицией стала приверженность демократическим идеалам Февральской революции и отрицание авторитарной идеологии как слева в лице победившего большевизма, так и правых консервативных проектов «национальной диктатуры» философа Ивана Ильина (идеолога РОВС) и монархиста Василия Шульгина, которые, в частности, пропагандировались в газете «Возрождение» и журнале «Русская мысль». Хотя Петр Струве и утверждал, что «консерватизм, для того чтобы быть жизненным, должен быть либерален», Милюков ставил под сомнение приверженность демократическим принципам своего оппонента. По мнению Милюкова, Струве «продолжал цепляться за пережитки белой идеологии», а «Возрождение» фактически пыталось соединить правоконсервативную «христианско-фашистскую идеологию» со старым западноевропейским «манчестерским либерализмом», отрицающим социальные права работников.
Милюков признал и необходимость федеративного устройства России. Тогда как партия кадетов и ее лидер после Февральской революции вступили в конфликт с социалистами по вопросу предоставления автономии национальным территориям бывшей Российской империи. Особенно остро разногласия проявились в связи с требованиями автономии со стороны представителей Украины, которые привели к кризису в составе Временного правительства.
Милюков в своих статьях эмигрантского периода выражал согласие с решением революцией аграрного вопроса путем ликвидации помещичьего землевладения, считая это позитивным итогом революционных преобразований, возможно, главным реальным достижением. В рамках своей новой политической концепции Милюков считал необходимым союз с демократическими социалистами (меньшевиками и эсерами) на основе признания республиканского и федеративного порядка в России, уничтожения помещичьего землевладения, развития местного самоуправления. Против «новой тактики» выступили многие коллеги Милюкова по партии – в результате в июне 1921 года он вышел из нее, став одним из лидеров Парижской демократической группы Партии народной свободы (с 1924 года – Республиканско-демократическое объединение). Этот пересмотр взглядов не означает, что Милюков признал ошибочным свою политику в прошлом. Он предпочитал винить в крахе февральского режима Александра Керенского и социалистов – меньшевиков и эсеров, это было далеко не всегда справедливо, с учетом полевения самого Милюкова. Но закономерный провал попыток остановить революцию на полпути заставил Милюкова в эмиграции отказаться от консервативно-либеральной программы в пользу либерально-демократической, опирающейся на республиканские идеалы и способной предложить альтернативу как красной, так и белой политической реакции, того, что он называл левым и правым максимализмом.
Интересно, что оценки Милюкова роли советской бюрократии, возникшей и укрепившейся в годы сталинизма, расходились с оценками опального большевика Льва Троцкого. Так, если Троцкий весь свой талант полемиста сосредоточил на критике пороков сталинской бюрократии, поправшей, по его мнению, принципы диктатуры пролетариата и узурпировавшей власть над трудящимися, то Милюков делал иные выводы. «Было время, когда истребление бывших правящих классов… привело Россию в состояние анархии и хаоса. В настоящее время Россия вопреки советской теории об уничтожении классов отнюдь не является аморфным обществом. Неслучайным является и образование бюрократии из специалистов, специально отобранных Сталиным из рядов «новых поколений». Они вышли из рабочих слоев и связаны с народом. Они настроены национально, как настроен сам Сталин, и разделяют его политические девизы», – писал Милюков в статье «Положение накануне войны», опубликованной уже в Америке в 1942 году в «Новом журнале».
Историк Наталья Думова в предисловии к изданным в 1991 году в СССР «Воспоминаниям» отмечала: «Как и в предреволюционные годы, его внешнеполитическая позиция определялась единственным мерилом – насколько та или иная акция способствует повышению обороноспособности России (пусть даже советской), росту ее мощи, ее превращения в великую державу». И в этом его позиция принципиально расходилась со взглядами правых из «Возрождения».
С началом Великой Отечественной войны Павел Милюков последовательно выступал с патриотических позиций. Одной из последних статьей Милюкова была «Правда о большевизме», написанная как полемический ответ на статью бывшего эсера Марка Вишняка «Правда антибольшевизма» и опубликованная в США в «Новом журнале». Милюков объяснял свою поддержку СССР так. «Бывают моменты – писал он, – это еще Соломон заметил и даже в закон ввел, – когда выбор становится обязательным. Правда, я знаю политиков, которые со своей «осложненной психологией» предпочитают отступать в этих случаях на нейтральную позицию: «Мы ни за того, ни за другого». К ним я не принадлежу».
Милюков писал в этой статье, что народ в советской России не чувствует над собой «палку другого сословия, другой крови, хозяев по праву рождения». Статью «Правда о большевизме» во Франции тайно печатали на ротаторе, делали машинописные копии и подпольно распространяли среди русских эмигрантов. Разгром немцев под Сталинградом стал его последней радостью. 31 марта 1943 года Павел Николаевич Милюков скончался в маленьком французском городке Экс-ле-Бэн близ швейцарской границы в возрасте 84 лет.
Павел Милюков подвергался регулярным нападкам со стороны эмигрантов-монархистов как за участие в борьбе против царского самодержавия, так и за свою политическую линию в газете «Последние новости».
28 марта 1922 года в Берлине во время выступления в лекционном зале его пытались убить крайне правые террористы из числа русских эмигрантов. Милюков остался жив, но погиб известный деятель кадетской партии Владимир Дмитриевич Набоков, отец писателя Владимира Набокова, мужественно закрывший его своим телом. Он очень высоко ценил своего соратника и лидера по партии кадетов.
Владимир Дмитриевич Набоков считал Павла Милюкова самой крупной политической и умственной величиной в составе Временного правительства и называл его одним из самых замечательных русских людей. Однако, отдавая дань политическому и научному таланту своего соратника, Набоков делал неутешительный вывод: «Волею судеб Милюков оказался у власти в такое время, когда прежде всего необходима была сильная, неколеблющаяся и не отступающая перед самыми решительными действиями власть».
Дарья Гармоненко 