Александр Ципко
Советская система фактически умерла в перестройку, когда общество осознало нежизнеспособность режима, были отменены руководящая роль КПСС и цензура. Фото РИА Новости
1991 год – важная веха в истории России. Именно в августе 1991 года произошла демократическая революция, которая покончила с коммунистическим экспериментом, начатым в 1917 году. Все эти более чем 70 лет мы жили не для себя, а во имя возможности заниматься экспортом коммунистических революций в мире. По содержанию политическая система, созданная Лениным и Сталиным, умерла еще во время перестройки Михаила Горбачева, когда съезд народных депутатов СССР отменил статью о руководящей роли КПСС, когда была отменена цензура, когда советские люди стали свободны в преодолении пресловутого железного занавеса. А в ноябре 1991 года уже произошло юридическое оформление смерти коммунизма – был введен запрет на политическую деятельность КПСС.
Беловежские соглашения декабря 1991 года привели к неожиданному открытию: оказалось, что СССР никому не нужен. Даже КПРФ, которая претендовала на роль патриотической русской партии, проголосовала за Беловежские соглашения, за роспуск СССР. Всем тогда было очевидно, что СССР погиб, потому что не мог решить главную проблему власти: обеспечить продуктами население, то есть создать материальные условия для сохранения человеческой жизни. Но самое главное, стало ясно, что за 74 года коммунистического эксперимента мы не создали ни одного экономического и политического института, который был бы нужен демократической рыночной России: ушли в небытие плановая система, мобилизационная экономика, колхозы, совхозы и так далее.
Поразительно, но ни одна политическая партия не решилась сказать вслух о причинах смерти СССР и краха коммунистического эксперимента. Было очевидно, что СССР распался потому, что никакого добровольного союза народов СССР не было, что советская экономика была создана с помощью насилия, а собирание земель распавшейся царской империи происходило насильственным путем.
Веревка в доме висельника
Оказалось, что правда о 1991 годе нашим нынешним политикам не выгодна. Это еще одно свидетельство, что традиционный русский страх перед правдой о себе, о которой говорил Александр Пушкин в письме к Чаадаеву, жив до сих пор. Чем дальше мы уходим от 1991 года, от краха советского эксперимента, тем больше появляется политиков левого толка, которые конкурируют с КПРФ за право руководить реставрацией сталинской системы.
Я был неправ, когда в своей статье «Дорога на кладбище истории» («НГ» от 21.02.23) утверждение «репрессии Сталина – это самый эффективный способ укрепления государственной дисциплины» приписал историку Евгению Спицыну. Подобных высказываний в лекциях Спицына на YouTube я не нашел.
Но открытое оправдание репрессий Сталина в нашей политической литературе существует. Так, Александр Зиновьев в своей книге «Сталин. Нашей юности полет» писал, что «сталинская эпоха была страшной и трагической эпохой… В ней совершались бесчисленные преступления… Трагичность сталинской эпохи состояла в том, что в тех исторических условиях сталинизм был закономерным продуктом великой революции и единственным способом для нового общества выжить и отстоять свое право на существование». И что поразительно, блестящий логик Зиновьев не спрашивает себя: а какой смысл в новом некапиталистическом обществе, которое создается путем уничтожения миллионов людей? Нынешние левые считают, что русскому человеку капитализм не нужен, что необходимо возвращаться к мобилизационной экономике. Чем дальше мы уходим от 1991 года, тем больше моральных предпосылок создается для оправдания «трагедий сталинской эпохи». Чем быстрее сегодня идет милитаризация сознания, тем ниже опускается у нас культура мысли, тем меньше стоит человеческая жизнь.
В конце ХХ века стало ясно, что марксизм – не наука о будущем, а идеология рабочего класса, конкурирующая с христианством. Еще в начале века было известно, что все основные процессы, на которых был построен марксизм, не оправдались: абсолютного обнищания рабочего класса не произошло, промышленное производство не вытеснило мелкого и среднего производства, рабочий класс ни в одной стране Запада не стал преобладающей частью населения, машина, которая вытеснила простой физический труд рабочего, не подорвала основу капитализма – прибавочную стоимость и т.д. Ленин и Троцкий уходили от этой правды, ибо она лишала их права на пролетарскую революцию в стране, которая абсолютно не была к ней готова, где 80% населения составляли частники-крестьяне. Сегодня поражает не столько слепая позиция новых левых, призывающих вернуться к мобилизационной экономике, сколько падение уровня культуры мысли и образованности, такого падения, которое создает условия для роста социальной базы, готовой к новым социальным экспериментам.
Об уроках распада СССР в 1991 году не говорят не только левые, но и либеральные оппозиционеры. Они не трогают тему распада страны, ибо она не оставляет камня на камне от их убеждения, что за 24 февраля 2022 года стоит «непреодоленный русский имперский синдром». Как известно, либеральная оппозиция настаивает на том, что этот синдром погубит Россию. Но ведь 1991 год, история распада СССР говорит о прямо противоположном: никакого имперского синдрома у советского человека 1991 года не было, ему не нужна была империя, которая мучила его дефицитом, заставила в годы перестройки жить при пустых полках в магазинах. Поэтому население РСФСР, прежде всего москвичи, пошли за теми, кто говорил, что пора перестать кормить Украину и Кавказ, что нам нужна суверенная РСФСР, которая сохранит контроль над всеми нашими природными богатствами.
Правда о 1991 годе ничего не оставляет от веры в то, что Россия жива до тех пор, пока она способна расширять свои территории. Потому нынешние патриоты-державники не хотят изучать и обсуждать причины трагедии 1991 года. Ведь правда состоит в том, что не кто иной, как сами русские «разбросали в разные стороны подальше от себя и Украину, и Беларусь».
Константин Затулин в полемике со мной в статье «Триста и тридцать лет спустя: по пути Российской империи» («МК», 09.12.21) говорит, что попытка или желание всерьез изучать причины катастрофы 1991 года равносильны тому, что в дом повесившегося вы принесете веревку, при помощи которой он свел счеты с жизнью. Отсюда, с его точки зрения, и духовный запрет на правду о причинах распада СССР в 1991 году. Но тогда возникает вопрос: как вы можете формировать какую-то внятную программу развития страны, программу решения национального вопроса, не изучив причины распада СССР в 1991 году? Я думаю, что Константин Затулин, который призывает нас хотя бы на время забыть о веревке, на которой в 1991 году повесилась историческая Россия, забирает у нас правду о причинах распада СССР, которая может нас лишить многих иллюзий, порожденных СВО в 2022 году.
Не могло появиться в России имперское сознание в точном смысле этого слова, ибо наша империя была лишена многих черт, характерных для классической империи. У нас русский народ метрополии был не хозяином страны, а ее рабом. Имперского синдрома у нас не могло появиться, ибо не было сердцевины имперского синдрома – национального сознания в строгом смысле. Антон Деникин был прав, когда говорил, что «только русского крестьянина, лишенного национального сознания, большевики могли соблазнить куском земли, отнятой у помещика, и во имя этого куска земли привлечь его к кровавой революции, к разрушению собственной страны».
На мой взгляд, левизна в оценке истории СССР мешает понять не только причины экономической несостоятельности советской модели, но и причины распада СССР, причины ухода друг от друга даже народов сердцевины СССР, ухода друг от друга русских, украинцев и белорусов. Путин говорит, что в 1991 году русский мир был разбросан в разные стороны. Но ведь правда состоит в том, что разбрасывали русский мир в разные стороны сами русские, точнее, Борис Ельцин, за которого на президентских выборах 12 июня проголосовало более 60% населения РСФСР.
И главный вопрос, от которого уходят практически все патриоты современной посткрымской России: если не было у русского народа сознания единства русского мира в 1991 году, то откуда оно появится спустя 30 лет после распада СССР, когда и украинцы, и белорусы, и даже русские пошли своим, особым путем? Никто не будет отрицать, что различия между политическими системами РФ и Украины существенны. Где гарантия, что пропагандируемый ныне в средствах массовой информации миф о единстве русского народа, о том, что идея империи сидит глубоко в сознании русского народа, о том, что русские стремятся жить в России, которая восстановит границы СССР 1991 года, войдет в глубины русского национального сознания и будет определять поведение русского человека? Но я не верю, что ценность империи настолько глубоко войдет в сознание русского человека, что заставит его забыть о главных проблемах: о русской нищете, о неразвитости нашей системы медицины, о том, что мы живем без образа будущего. Идея всемогущей империи настолько абстрактна, что она не может заменить желание русского человека узнать, что будет завтра с его зарплатой, с ценами на основные продукты питания и так далее.
Пульс империи
Мне думается, что попытка подменить серьезный разговор о будущей России разговорами о пульсе империи – это уловка. Есть в этом что-то неприличное. Не можем мы сейчас, через более сотни лет после русской революции 1917 года, игнорировать русские проблемы, которые мы не могли решить в СССР и которые отягчают жизнь русского человека сейчас.
Но мне кажется, что о 1991 годе забывают, чтобы не вспоминать о тех проблемах, которые привели к распаду СССР и которые до сих пор не решены. Поэтому нельзя ставить вопрос о возрождении России в границах СССР.
Так уж получилось: когда я в 1967 году пришел на работу в ЦК ВЛКСМ, мной заинтересовался Борис Пуго, секретарь ЦК по кадровым вопросам. Он знал мою анкету, знал, что я не Ципко, а Дзегузе, значит, во мне есть латышская кровь (дзегузе по-лашыски – кукушка). Он пригласил меня к себе, потом к нам подошел литовец Чеснавичюс, секретарь ЦК ВЛКСМ, они начали всерьез рассуждать, как Ципко вернуть к его латышским корням. Это был 1967 год! Четверть века до распада СССР! Оказалось, наши прибалтийские секретари прежде всего были националистами, проблема крови для них была первостепенной. Куда Борис Пуго посылал меня в командировки? Конечно, в Ригу. И не занимался я никаким комсомолом, а жил у его друга, председателя Союза художников Латвии, он возил меня по Риге и рассказывал об истории Латвии, о том, как было нанесено поражение красным латышам, как появилась в 1920 году независимая Латвия и прочее. Некоторое время в силу личных причин я был погружен в мир латышского студенчества. Я увидел, что все студенты были националистами, они завидовали литовцам, у которых был Бразаускас, стремившийся к независимости Литвы. Поэтому, на мой взгляд, нет ничего более безумного, чем идея нового присоединения прибалтов к России, тем более что это присоединение может окончиться мировой катастрофой.
Очень важно понимать: никакого добровольного объединения великороссов, малороссов и белорусов никогда не было. Их объединила Российская империя. Осознания русского мира как чего-то ценного, обладающего историческими преимуществами, не было ни у великороссов, ни у малороссов, ни у белорусов. Кстати, обратите внимание: в последнее время белорусы все чаще и чаще себя называют литвинами. Они действительно к ним близки. Поэтому большой вопрос: насколько притягательны и долго ли будут притягательны идеи воссоздания русского мира?
Хорошо, что спустя 30 лет после распада СССР руководители нашего государства осознали, что в основе украинского национального сознания еще со времен преемника Богдана Хмельницкого – гетмана Выговского лежит антирусскость, желание исправить то, что для старшины Запорожской сечи было ошибкой Богдана Хмельницкого. Как известно, сразу после 1654 года Богдан Хмельницкий начал переговоры с королем Швеции, чтобы избавиться от русского подданства. Правильно, что денацификация как освобождение от украинского национального сознания означает и преодоление отторжения украинцев от великороссов. Но, как видно сейчас, план полной денацификации как план очищения этнических украинцев от глубинной основы их идентичности не мог быть реализован. Мы уже сейчас должны подумать о тех проблемах, которые породит в русско-украинских отношениях СВО. Леонид Кучма в своей книге «Украина – не Россия» обращал внимание политиков РФ на то, что не может независимая Украина не заниматься героизацией вождей украинского сепаратизма, всех тех, кто делал все возможное и невозможное, чтобы Украина вышла из русского мира. Как пример подобной героизации врагов России он привел фамилию Мазепы. Но я еще в начале 1990-х знал об особенностях украинского национального сознания, было ясно, что украинское независимое государство будет заниматься героизацией не только Мазепы и Выговского, но и Бандеры с Шухевичем.
Я был категорическим противником распада СССР, противником идеи суверенитета РСФСР. Я еще в мае 1990 года, как только на съезде народных депутатов РСФСР начала обсуждаться идея суверенитета РСФСР, сказал, что это приведет к гибели страны. Я был противником распада СССР тогда, потому что были практически все условия, изменив легитимность государства с коммунистической на историческую, сохранить то, что сейчас называют русским миром. Как я сказал, русского мира никогда на самом деле не было, но был советский мир, где жители Украины, Белоруссии, РСФСР действительно ощущали себя братьями, имеющими равные права. В то время никого не интересовали различия между славянскими национальностями. Полным бредом является пропаганда новой Украины, которая настаивает на том, что УССР была колонией России в СССР.
Мессианизм от лености ума
Мы не сумели сохранить страну, хотя для этого были все условия, кроме, правда, одного: Запад не помог Горбачеву решить проблему пустых полок летом 1991 года. А вообще, насколько я знаю, республиканцы, так называемые англосаксы, были сторонниками сохранения СССР, а демократы, которые контролировали «Свободу», напротив, поддерживали команду Ельцина и были активными сторонниками распада СССР.
Я все-таки оптимист и не думаю, что нынешний конфликт между так называемыми англосаксами и русскими навсегда и что нынешние враждебные отношения между западным миром и РФ сохранятся навсегда.
Я знаю, что англосаксы никакие не русофобы, по крайней мере я точно знаю, что англосаксы времен перестройки ими не были. В конце 1989 – начале 1990-х я общался почти со всеми руководителями США, кроме Буша-старшего. Намеченная встреча со мной не состоялась в январе 1991 года по техническим причинам, все, что я должен был передать Бушу-старшему, как меня учил его советник Шон Бернс, я передал подруге Буша-старшего госпоже Киркпатрик, которая, кстати, симпатизировала мне потому, что, как она сказала, я был единственным из деятелей перестройки, кто не просил у нее помощи в получении гражданства США.
Англосакс Питер Родевей, профессор Высшей школы экономики в Лондоне, во время обсуждения президентских выборов в РФ в 1996 году (не забывайте, штаб этих выборов находился в Вашингтоне, в здании Фонда Карнеги), сказал: если к власти в РФ придет Зюганов, то демократия в этой стране сохранится, а если победит Ельцин, то на демократии в России надо ставить крест. Я не знаю, жив ли Питер Родевей сейчас, но он пророчески предсказал будущее России. Ну, кстати, особого ума не надо, чтобы понимать, что 24 февраля 2022 года родилось 4 октября 1993 года.
Вернулся я к правде 1990 года – и стало грустно. Никогда за мою жизнь не было столько препятствий на пути очеловечивания русской жизни, как сейчас. Первым препятствием является русский мессианизм, непреодолимая русская жажда расширять свою территорию. На мой взгляд, пока Россия жива, мы должны послушать советы русского ума и ни в коем случае не отдавать свою судьбу различного рода мессианистам. Еще раз вспомним слова русского философа Владимира Соловьева, который в конце ХIХ века говорил, что русский мессианизм идет не столько от ума, сколько от его лености, от недостатка уважения к разуму и человеческой мысли.
На мой взгляд, очеловечиванию России откровенно мешают наши не столько старые левые, как КПРФ, сколько новые левые, которые мечтают вернуться к временам мобилизационной экономики Иосифа Сталина. Трагедия наших левых, что они не знают об исходной несостоятельности марксистского учения о коммунистическом труде. Ведь идея превращения капитализма в мобилизационную экономику, основанную на принуждении к труду, несла в себе одновременно и тенденцию к смерти коммунистической модели. Меня поражает до сих пор, что несомненно умный Карл Маркс не понимал, что его модель производства берет в свою основу чрезвычайщину, то есть работу не во имя частных интересов, а во имя общественных целей. Маркс не видел, я уже не говорю о Ленине и Троцком, они, на мой взгляд, вообще не имели представления о реальной жизни, что жизнь по закону чрезвычайщины не может быть долговечной, что чрезвычайное потому и чрезвычайное, что оно временное, результат уникальных обстоятельств. Как предвидели веховцы, желание Ленина и Троцкого создать нечто подобное мобилизационной экономике Первой мировой войны приведет к возрождению в России очередного крепостного рабства. И я не понимаю, почему наша власть не видит, что СССР умер прежде всего из-за усталости русского человека от этой чрезвычайщины, навязанной ему советской системой. Почему наша нынешняя власть не видит, что в условиях, когда русский человек устал от принуждения к подвигам во имя общества, снова толкает русских на путь так называемого героизма и самоотверженности уже во имя расширения русского мира.
Конечно, необходимо делать все, что обеспечивает безопасность страны. Но переход от забот о безопасности страны к заботам о реализации новой русской миссии, на мой взгляд, очень опасен. И трагедия состоит в том, что наши левые, влияние которых на общество растет с каждым днем, могут использовать все проблемы неравенства, порожденные нашим русским олигархическим капитализмом. Но победы левых на самом деле ничего вразумительного и полезного не будут нести с собой, только будут двигать нас к смерти с портретом реабилитированного имени Сталина.
Мне думается, что сегодня, вырабатывая стратегию развития России, надо все-таки исходить из главного урока 1991 года: русский человек устал от экстрима чрезвычайщины и требований жертвенности, он хочет прежде всего жизни для себя, для своего счастья, он хочет сам решать свою судьбу. В конце концов скажу главное: нынешняя власть, на мой взгляд, должна соотносить свою внешнюю политику с реалиями русской жизни, с моральным состоянием русского человека, отдавшего свой ХХ век во имя бессмысленного коммунистического эксперимента. И мне думается, нынешней власти, если она что-то хочет сделать реального для очеловечивания русской жизни, надо всерьез отнестись ко всем урокам 1991 года, о которых я пытался рассказать.
