0
9327
Газета Идеи и люди Печатная версия

05.12.2022 18:21:00

Российская система избрания меры пресечения нуждается в изменениях

Сегодня следователи и суд могут произвольно заключать подозреваемых под стражу

Дмитрий Тараборин

Об авторе: Дмитрий Алексеевич Тараборин – вице-президент Палаты адвокатов Самарской области, советник Федеральной палаты адвокатов РФ.

Тэги: вс, правосудие, обвинительный уклон, арест, подозреваемые, мера пресечения, правовая защищенность, фпа

On-Line версия

вс, правосудие, обвинительный уклон, арест, подозреваемые, мера пресечения, правовая защищенность, фпа Революционная целесообразность окончательно победила закон. Попав под стражу, вы будете сидеть вплоть до приговора с вероятностью в 98%. Фото PhotoXPress.ru

Эта статья основательно развивает тему, затронутую в материале «Для смены обвинительного курса нужна политическая воля», опубликованном в «НГ» от 21.11.22.

Мера пресечения – не наказание, она преследует совершенно конкретные цели, поэтому не может применяться произвольно. Это прямо следует из уголовно-процессуального закона, в котором имеются довольно четкие основания для избрания меры пресечения. Среди них нет такого основания, как обвинение или подозрение в совершении тяжкого или особо тяжкого преступления. По смыслу уголовно-процессуального закона в системном толковании статей 97 и 99 тяжесть обвинения должна лишь учитываться при избрании меры пресечения, однако не может подменять собой основания. То есть кроме тяжести обвинения должно быть что-то еще: иные данные, указывающие на возможность совершения обвиняемым действий, названных в статье 97.

Вместе с тем в 90% случаев именно тяжесть выдвинутого обвинения – единственное основание для избрания меры пресечения. И происходит это с подачи Верховного суда РФ, который в пункте 5 Постановления пленума от 19.12.2013 № 41 «О практике применения судами законодательства о мерах пресечения в виде заключения под стражу, домашнего ареста, залога и запрета определенных действий» указал, что на первоначальных этапах производства по делу тяжесть обвинения может свидетельствовать о возможном намерении обвиняемого скрыться от правосудия.

С моей точки зрения, это не что иное, как манипуляция и подмена понятий, осознанная уголовно-правовая политика судебной власти, которая проводится в интересах силовых структур.

Подобный подход фактически позволяет следователю и суду произвольно заключать подозреваемых и обвиняемых под стражу, поскольку, как правило, эта мера пресечения используется при расследовании дел о тяжких и особо тяжких преступлениях. Если следовать этой логике, все обвиняемые в совершении тяжких и особо тяжких преступлений должны автоматически помещаться под стражу, ибо убежать может любой, у кого есть ноги. Но на практике далеко не все оказываются в СИЗО.

Произвольное усмотрение

Что же происходит? Выйдет ли следователь с ходатайством о заключении под стражу, зависит только от него. Это и есть порочная основа произвольного усмотрения должностного лица. А далее происходит следующее: следователь предлагает обвиняемому сделку: ты даешь признательные показания, я отправляю тебя не в СИЗО, а под домашний арест. А то и вовсе под подписку.

С точки зрения уголовного закона это злоупотребление должностными полномочиями в чистом виде. Поставив заключение под стражу в зависимость от одной лишь тяжести обвинения, в прямое нарушение требований уголовно-процессуального закона, судебная власть своими руками превратила институт заключения под стражу в инструмент выбивания признательных показаний. О том, что судебная власть – непосредственный участник этих процессов, говорит статистика удовлетворенных ходатайств об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу. Стабильно – около 90%.

Еще более явно это вытекает из пункта 6 того же Постановления пленума Верховного суда, где прямо сказано: при рассмотрении ходатайства следователя или дознавателя об избрании в качестве меры пресечения заключения под стражу в числе прочего суду надлежит учитывать поведение лица после совершения преступления, в частности, явку с повинной, активное способствование раскрытию и расследованию преступления, заглаживание причиненного в результате преступления вреда.

Фактически Верховный суд заранее требует от нижестоящих судов относиться к обвиняемому так, будто его вина уже доказана. Человек еще не признан виновным, его дело даже не направлено в суд для рассмотрения по существу, а его уже ставят в прямую зависимость от признания вины и показаний в отношении третьих лиц.

В упомянутые 90% входят и удовлетворенные ходатайства о заключении под стражу, заявленные территориальными управлениями Следственного комитета и ФСБ России. Такие ходатайства, по моим наблюдениям, удовлетворяются в 99,9% случаев.

У этой проблемы есть и другие крайне негативные последствия. Согласно статье 110 УПК РФ, мера пресечения отменяется, когда в ней отпадает необходимость или изменяется на более строгую или более мягкую, когда изменяются основания для избрания меры пресечения. Проще говоря, если вас заключили под стражу на основании одного лишь факта обвинения в тяжком преступлении, то для изменения меры пресечения должно измениться обвинение. При изложенных обстоятельствах это процессуальный тупик для обвиняемого, поскольку изменение обвинения зачастую невозможно просто физически, а там, где возможно, оно зависит от усмотрения следователя, которое бесконечно широко.

Но самое печальное даже не в этом. Когда я цитировал 5-й пункт постановления Пленума, среди прочего прозвучало словосочетание «на первоначальных этапах производства по делу». И надо отдать должное Верховному суду, в пункте 21 Постановления пленума он указал: «Обстоятельства, на основании которых лицо было заключено под стражу, не всегда являются достаточными для продления срока содержания его под стражей.

Наличие обоснованного подозрения в совершении лицом преступления определенной категории является необходимым условием законности при первоначальном заключении его под стражу, однако по истечении времени оно перестает быть достаточным. Суду надлежит установить конкретные обстоятельства, свидетельствующие о необходимости дальнейшего содержания обвиняемого под стражей.

На первоначальных этапах производства по уголовному делу тяжесть предъявленного обвинения и возможность назначения по приговору наказания в виде лишения свободы на длительный срок могут служить основанием для заключения подозреваемого или обвиняемого под стражу ввиду того, что он может скрыться от дознания, предварительного следствия. Тем не менее в дальнейшем одни только эти обстоятельства не могут признаваться достаточными для продления срока действия данной меры пресечения».

Знаете, как это работает на практике? Никак! Судами продлеваются 98% ходатайств о продлении меры пресечения в виде заключения под стражу. По делам о тяжких и особо тяжких – практически 100%. Вне зависимости от стадии производства по делу. Дело может второй год лежать в суде, а суд все равно будет продлевать срок на основании одной лишь тяжести, а все доводы защиты и ссылки на прямое указание Верховного суда о недопустимости подобного подхода будут просто игнорироваться. Вы не найдете ни в одном из постановлений о продлении срока содержания под стражей пояснений, почему же суд считает несостоятельными доводы защиты в этой части. Суд делает вид, что этих доводов просто не было. Если в случае с первичным заключением под стражу суд хотя бы может сослаться на очень спорный, но все же существующий в природе пункт 5 Постановления пленума, то, продлевая таким образом меру пресечения, суд осознанно идет на неприкрытое нарушение прямого предписания Верховного суда. Идет, потому что твердо знает: все последующие инстанции закроют на это глаза.

Революционная целесообразность окончательно победила закон. Попав под стражу, вы будете сидеть вплоть до приговора с вероятностью в 98%. В условиях реального состязательного процесса это невозможно. А значит, никакой состязательности нет и в помине.

Сидеть должны все

У этих процессов есть еще одно негативное последствие. Дозволенное свыше пренебрежение не только законом, но и руководящими предписаниями Верховного суда разлагает судейское правосознание. Про обоснованность аргументов суда хочется поговорить отдельно.

Например, совсем недавно Самарский областной суд, продлевая меру пресечения на срок до двух лет и семи месяцев, указал следующее: «По смыслу закона мера пресечения подлежит применению уже только при наличии самой возможности наступления предусмотренных ч. 1 ст. 97 УПК РФ последствий».

В переводе с юридического это означает: сидеть должны все. Потому что чисто гипотетически все могут сбежать, оказать давление или совершить новое преступление. В этой логике в превентивных целях нужно посадить вообще всех начиная с 14 лет. Чтобы уж точно никто и никогда.

В другом постановлении суд написал следующее: «Из материалов дела усматривается, что у подсудимого имеется в собственности автомобиль, вследствие чего у суда имеются основания полагать, что он на нем скроется». Это равносильно утверждению, что человека нужно держать в клетке, потому что у него есть 100 руб. – он может скрыться на автобусе.

Нередки и постановления, когда, продлевая содержание под стражей уже на стадии судебного следствия, суд вообще не приводит в постановлении ни одного из оснований, указанных в статье 97, заменяя это фразой о неких интересах правосудия. Таким образом, в постановлении нет не то что каких-то доказательств необходимости продления стражи, там нет самого предмета доказывания, поскольку уголовно-процессуальный закон никаких абстрактных «интересов правосудия» как основания продления стражи просто не знает.

Зачастую суды используют в качестве обоснования для заключения под стражу так называемые результаты оперативно-разыскной деятельности в виде неких рапортов оперативных сотрудников, из которых следует, что ими якобы была получена некая информация о том, что обвиняемый намерен сбежать или оказать давление на свидетелей.

Как же суду проверить достоверность такой информации? Элементарно. Нужно выяснить, в результате каких именно мероприятий была получена такая информация, была ли она получена вообще, проводились ли такие мероприятия в действительности, соблюдена ли законность при их проведении, соблюден ли порядок предоставления такой информации следователю. Иначе ничто не мешает написать такой рапорт на коленке прямо в коридоре суда, куда, к слову сказать, оперуполномоченные, не являющиеся участниками заседания, зачем-то регулярно приходят и весь процесс пристально смотрят на судью.

Однако суды отказывают стороне защиты в такой проверке. Бывает, что суды вообще никак не оценивают такие рапорты и не ссылаются на них в постановлении – один из вариантов корректного процессуального поведения. Однако если ссылаются, это выглядит так: «У суда нет оснований не доверять оперуполномоченному Пупкину, поэтому все написанное им суд принимает ко вниманию».

Можно абсолютно бесконтрольно писать все что угодно, никто и никогда не станет проверять достоверность этой информации. Никто и никого не привлечет к ответственности за откровенную фальсификацию.

То же относится и к показаниям потерпевших или свидетелей, в допросах которых в разных делах встречаются как под копирку написанные фразы: «Я боюсь обвиняемого, потому что он влиятельный человек (или бандит), он способен на все, поэтому давайте заключим его под стражу».

Даже абстрагировавшись от того, что такие приписки – это инициатива следователя, изначально заложенная в текст допроса для заключения под стражу, следует признать, что это субъективный страх. Он ничем не подтвержден. Нельзя на этом основании прийти к объективному выводу о том, что обвиняемый действительно может это сделать. Хотя бы в силу все того же пункта 5, согласно которому о том, что обвиняемый, подозреваемый может угрожать свидетелю, иным участникам уголовного судопроизводства, уничтожить доказательства либо иным путем воспрепятствовать производству по уголовному делу, могут свидетельствовать наличие угроз со стороны обвиняемого, подозреваемого, его родственников, иных лиц, предложение указанных лиц свидетелям, потерпевшим, специалистам, экспертам, иным участникам уголовного судопроизводства выгод материального и нематериального характера с целью фальсификации доказательств по делу.

Результат т.н. исследования сведений о личности, как правило, выглядит следующим образом: «обвиняемый по месту жительства и работы характеризуется положительно, имеет постоянный источник дохода, семью, воспитывает троих детей, имеет устойчивые социальные связи, на учётах в психоневрологическом и наркологическом диспансерах не состоит, ранее не судим». И, буквально в следующем же абзаце: «с учетом фактическим обстоятельств, а также данных о личности обвиняемого, суд полагает необходимым заключить его под стражу».

Мой любимый пункт – результаты исследования судом социального положения обвиняемого с точки зрения влияния на необходимость содержать его под стражей. Бомж может скрыться, безработный может продолжить заниматься преступной деятельностью, сотрудник полиции знает методы и приемы, может уничтожить улики, чиновник имеет влияние, может оказать давление, бизнесмен может всех подкупить. Вы можете быть кем угодно, это гарантированно будет обращено против вас! Но стоит вам признать вину, как все тут же поменяется.

С моей точки зрения, наличие подобных пассажей в постановлениях – прямое и непреложное доказательство, что в вопросах заключения под стражу суд сознательно принимает сторону обвинения и это является частью общей – заданной сверху – уголовной политики.

Писать такое в своих постановлениях, оскорбляя этим самих себя, можно только в условиях крайней необходимости. А поскольку это общее место, значит, и необходимость эта едина для всех судов, ибо она спущена сверху.

Однако верхом процессуального цинизма является указание в постановлении о заключении под стражу на отсутствие сведений о наличии заболевания, препятствующего этому. Дело в том, что в соответствии с порядком, установленным по постановлению правительства от 14 января 2011 года №3 «О медицинском освидетельствовании подозреваемых или обвиняемых в совершении преступлений», произвести медицинское освидетельствование и констатировать наличие такого заболевания можно только на основании решения начальника СИЗО. То есть, по логике правительства, для того, чтобы выяснить, можно ли содержать человека под стражей, его сначала нужно заключить под стражу, и только потом начать выяснять, можно ли это было делать. Подозреваемый, в отношении которого только решается вопрос об избрании такой меры пресечения, априори не обладает и не может обладать документами установленного образца о наличии у него соответствующего заболевания. И судам это прекрасно известно. При этом любые справки, выписки и эпикризы, выданные в общем порядке, суд не примет во внимание, сославшись на то, что они получены вне порядка, установленного названным выше постановлением. Это совершенно иезуитская логика, ничем не мотивированная, невыносимая жестокость, которая на практике уже неоднократно приводила к смерти заключенных, имеющих последнюю стадию онкологии. Более того, если ранее к таким заболеваниям, например, относился сахарный диабет со склонностью к кетоацидозу (когда сахар превращает кровь в ацетон и она начинает разъедать внутренние органы), то теперь самой склонности мало, необходим сам кетоацидоз. То есть человека со склонностью к кетоацидозу нужно запихнуть в СИЗО, довести там до кетоацидоза и только после этого отпустить. И то не сразу. Поверить в то, что это придумал психически здоровый человек, довольно трудно.

Рекомендованные правки

В целях исправления ситуации полагаю целесообразным принять следующие поправки в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации:

1. Изложить части 1 статьи 108 УПК РФ в следующей редакции: заключение под стражу в качестве меры пресечения применяется по судебному решению в отношении подозреваемого или обвиняемого в совершении преступлений, указанных в главах 16, 17, 18, 24, 25, 29, 31, 32, 33 и 34 Уголовного кодекса РФ, за которые уголовным законом предусмотрено наказание в виде лишения свободы на срок свыше пяти лет, при невозможности применения иной, более мягкой, меры пресечения. При избрании меры пресечения в виде заключения под стражу в постановлении судьи должны быть указаны конкретные, фактические обстоятельства, на основании которых судья принял такое решение. Такими обстоятельствами не могут являться данные либо доказательства, не проверенные в ходе судебного заседания по правилам, установленным статьей 87 настоящего Кодекса, в частности результаты оперативно-разыскной деятельности, представленные в нарушение требований статьи 89 настоящего Кодекса. В исключительных случаях эта мера пресечения может быть избрана в отношении подозреваемого или обвиняемого в совершении преступления, указанного в иных главах Уголовного кодекса РФ, за которое предусмотрено наказание в виде лишения свободы, при наличии одного из следующих обстоятельств:

1) подозреваемый или обвиняемый является иностранным гражданином либо лицом без гражданства;

2) его личность не установлена;

3) им нарушена ранее избранная мера пресечения;

4) он скрылся от органов предварительного расследования или от суда.

2. В случае принятия предлагаемых выше изменений признать утратившей силу части 1.1 статьи 108 УПК РФ.

3. Дополнить часть 3 статьи 108 УПК РФ абзацем следующего содержания: в случае если ходатайство об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу заявлено в отношении только одного или некоторых подозреваемых (обвиняемых) в совершения преступления группой лиц, следователь обязан указать в ходатайстве причины, по которым оно заявлено только в отношении конкретных подозреваемых (обвиняемых) и не заявлено в отношении остальных. К таким причинам не может относиться отказ от признания вины либо отказ от дачи показаний.

4. Дополнить часть 7 статьи 108 УПК РФ пунктом 4 следующего содержания: по ходатайству стороны защиты, при наличии подтвержденных первичными медицинскими документами оснований полагать наличие у подозреваемого (обвиняемого) заболевания, препятствующего его содержанию под стражей, суд выносит постановление о проведении его медицинского освидетельствования, в порядке, устанавливаемом правительством РФ, которое должно быть проведено в течение 72 часов с момента вынесения соответствующего постановления, после чего рассмотрение ходатайства об избрании меры пресечения возобновляется.

5. Изложить часть 1 статьи 109 УПК РФ в следующей редакции: в случае невозможности закончить предварительное следствие в срок до 2 месяцев и при отсутствии оснований для изменения или отмены меры пресечения этот срок может быть продлен судьей районного суда или военного суда соответствующего уровня в порядке, установленном частью 3 статьи 108 настоящего Кодекса, на срок до 6 месяцев. Дальнейшее продление срока может быть осуществлено исключительно в отношении лиц, обвиняемых в совершении тяжких и особо тяжких преступлений, указанных в главах 16, 17, 18, 24, 25, 29, 31, 32, 33 и 34 Уголовного кодекса РФ, только в случаях особой сложности уголовного дела и при наличии оснований для избрания этой меры пресечения судьей того же суда по ходатайству следователя, внесенному с согласия руководителя соответствующего следственного органа по субъекту Российской Федерации, иного приравненного к нему руководителя следственного органа либо по ходатайству дознавателя в случаях, предусмотренных частью 5 Федерации или приравненного к нему военного прокурора, до 12 месяцев. При этом судебное решение о продлении срока содержания под стражей свыше 6 месяцев не может быть обосновано исключительно обвинением в совершении тяжкого либо особо тяжкого преступления, а также в совершении преступления в группе лиц, и должно содержать указание на иные конкретные обстоятельства, дающие основание полагать, что в случае изменения меры пресечения на иную обвиняемый совершит действия, указанные в статье 97 настоящего Кодекса.

6. Дополнить статью 110 УПК РФ частью 5 следующего содержания: заключение под стражу, во всяком случае, отменяется либо изменяется на иную меру пресечения по истечении 24 месяцев досудебного производства по уголовному делу, включая стадию выполнения требований статьи 217 настоящего Кодекса либо по истечении 12 месяцев с момента поступления уголовного дела в суд с обвинительным заключением. 


Читайте также


Московский музей современного искусства отмечает 25-летие новой аранжировкой коллекции

Московский музей современного искусства отмечает 25-летие новой аранжировкой коллекции

Дарья Курдюкова

Объединения в видения

0
1589
Как премию назовешь – тому она и достанется

Как премию назовешь – тому она и достанется

Александр Самохин

О важности точных формулировок в естественнонаучных номинациях

0
1758
Компьютерные науки должны стать физикой

Компьютерные науки должны стать физикой

Алексей Хохлов

Еще раз о Нобелевской премии Джона Хопфилда и Джеффри Хинтона

0
2075
Нобелевский комитет запутался в сетевой физике

Нобелевский комитет запутался в сетевой физике

Дмитрий Квон

Это знаменует собой закономерный триумф третьего пришествия искусственного интеллекта

0
3027

Другие новости