Председатель Си за десять лет превратился в идеального правителя: мудрого вождя, дальновидного стратега, выдающегося теоретика, по-конфуциански благородного мужа. Фото Reuters
Прошло почти 10 лет с того времени, как Си Цзиньпин возглавил Китай. Годы его правления получили официальное наименование «новой эпохи социализма с китайской спецификой», которая пришла на смену длившейся более трех десятилетий эпохи «реформ, открытости и социалистической модернизации» (1979–2012), неразрывно связанной с именем Дэн Сяопина. «Новая эпоха» должна стать длительным историческим периодом развития КНР и продолжиться до середины XXI века. Ее основное назначение – успешно осуществить заключительные стадии модернизации, превратить Китай в «богатую и могущественную социалистическую державу» и достигнуть «великого возрождения китайской нации».
Первое десятилетие «новой эпохи», и в особенности его вторая половина, пришлось на время «невиданных за 100 лет перемен» в мире, которые самым непосредственным образом затронули Китай. Определяющие события этих лет – во-первых, китайско-американская торговая война, ставшая как бы прологом долговременного ожесточенного глобального соперничества и противостояния двух держав; во-вторых, пандемия COVID-19, экономические и социальные последствия которой не преодолены полностью вплоть до настоящего времени. Эти события стали катализаторами пересмотра подходов китайского руководства ко многим ключевым проблемам политики и идеологии. Хотя процесс смены вех к настоящему времени еще не завершен полностью, основные векторы политического и экономического курса Китая в «новую эпоху» определились вполне отчетливо.
Возрождение вождизма
В сфере политики прежде всего бросается в глаза демонтаж созданного в 80-е годы прошлого века механизма регулярной ротации высшего партийного руководства на уровне первых лиц и системы коллективного руководства. Си Цзиньпин запустил эти процессы фактически сразу после прихода к власти путем последовательной концентрации в своих руках все больших объемов властных полномочий через различные «руководящие группы и комитеты ЦК»; тщательной зачистки политического поля от реальных или потенциальных соперников, в том числе с использованием перманентной масштабной антикоррупционной кампании; усиления контроля над армией и силовыми структурами, насыщения их своими людьми; ужесточения цензуры СМИ; постоянного усиления пропагандистской кампании прославления лидера. Уже к концу первого пятилетнего срока его правления основы сложившейся при Дэн Сяопине и его преемниках модели коллективного руководства партией, в рамках которой генсек был только преимущественно первым среди равных, оказались подорванными.
На рубеже первого и второго сроков главенствующее положение Си в партийно-государственной иерархии Китая получило юридическое закрепление. В октябре 2016 года VI пленум ЦК КПК XVIII созыва провозгласил его «ядром ЦК и всей партии», через год на XIX съезде КПК в устав партии было включено положение об «идее Си Цзиньпина о социализме с китайской спецификой в новую эпоху», подкрепленное установкой «решительно отстаивать статус генерального секретаря Си Цзиньпина как руководящего ядра ЦК и партии в целом, а также решительно защищать авторитет ЦК КПК и поддерживать единое централизованное руководство». Впервые со времен Мао Цзэдуна имя действующего руководителя было упомянуто в партийном уставе, а сам он был поставлен над всеми руководящими партийными инстанциями, включая постоянный комитет политбюро. В марте 2018 года сессия ВСНП приняла скроенную специально под Си поправку к Конституции, отменив ранее имевшееся ограничение (не более двух сроков подряд) на занятие постов председателя КНР и его заместителя. В то же время ограничения по срокам для других высших должностей были оставлены без изменений.
В последующие годы Си Цзиньпин продолжил бетонировать занятые политические позиции главным образом посредством активной пропагандистской кампании, в ходе которой создавался имидж «мудрого вождя», выдающегося теоретика, дальновидного стратега, бескомпромиссного защитника китайских «коренных интересов» на международной арене, добродетельного и гуманного в конфуцианских понятиях благородного мужа – словом, идеального правителя Китая. В актив Си с большими или меньшими на то основаниями заносились самые разнообразные победы, в том числе завершение «всестороннего построения общества умеренного процветания», ликвидация абсолютной бедности и эффективная модель борьбы с коронавирусом, постоянно подчеркивались его личное руководство или указания в решении практически всех важнейших вопросов жизни партии и государства. В концентрированном виде данный подход нашел свое выражение в принятой в ноябре 2021 года по случаю 100-летней годовщины КПК «третьей исторической резолюции». В ней подчеркивалось, что «Си Цзиньпин выдвинул ряд оригинальных новых концепций, новых идей и новых стратегий», что его идеи «являют собой марксизм современного Китая, марксизм XXI века, а также квинтэссенцию китайской культуры и китайского духа в новую эпоху». Исключительный статус Си Цзиньпина в руководстве подавался как «имеющая решающее значение для продвижения исторического процесса великого возрождения китайской нации необходимость».
Усиление централистских тенденций и отказ от политической реформы
Возрождение вождизма и отказ от системы коллективного руководства закономерно привели к усилению централистских тенденций, дальнейшему сращиванию партийного и государственного аппаратов, в процессе которого государственные структуры по большому счету превратились в придатки партийных органов, во многом утратили самостоятельную роль даже в решении чисто оперативных вопросов. Усиление централизации коснулось практически всех уровней управления и сфер общественно-политической жизни – от ограничения самостоятельности входящих в состав КНР специальных административных районов (Гонконг, Макао) и национальных автономий до жесткого контроля над интернет-пространством и деятельностью религиозных организаций. Партийное руководство и контроль через систему парткомов глубже, чем прежде, стали проникать в экономическую сферу, не только на предприятия государственного сектора, но и в компании иных форм собственности. В партийных документах и выступлениях Си Цзиньпина постоянно и часто использовалась выдвинутая в эпоху Мао Цзэдуна установка – «партия руководит всем». В Конституцию КНР в 2018 году было внесено положение о том, что «руководство со стороны Коммунистической партии является самой главной характеристикой социализма с китайской спецификой».
В этих условиях даже декларативные упоминания о политической реформе оказались неактуальными. Вместо них начала активно продвигаться идея «модернизации системы управления государством» как важной составной части общего модернизационного процесса. Хотя в рамках этой «пятой модернизации» проводилась мысль об обеспечении управления страной на основе верховенства закона, центральным пунктом всей конструкции опять-таки выступало «отстаивание всестороннего руководства со стороны партии». При этом о какой-либо демократизации внутрипартийной жизни речь не шла, наоборот, подчеркивался принцип «строгого управления партией», который предполагает следование «единому централизованному руководству». Одновременно принципиально отвергалась возможность заимствования элементов политических систем стран Запада, прежде всего чередования политических партий у власти и принципа разделения властей.
В то же время повышение уровня централизации далеко не во всех случаях сопровождалось адекватным ростом эффективности системы управления и преодолением коррупции. Власти, особенно на местах, по-прежнему были склонны действовать по шаблону «стричь всех под одну гребенку», боялись проявлять инициативу и докладывать наверх правдивую картину о положении дел. Эти недостатки ярко проявлялись в период первой волны пандемии весной 2020 года, «энергетического кризиса» осени 2021 года, серии коронавирусных вспышек и локдауна Шанхая весной нынешнего года. Что до коррупции, то по прошествии 10 лет активной кампании борьбы с ней ее масштабы в верхних эшелонах власти продолжают оставаться весьма значительными. Поставленная Си Цзиньпином задача добиться того, чтобы чиновники «боялись, не могли, не хотели брать взятки», так и застряла на этапе «бояться».
Коронавирусная пандемия нанесла китайской экономике серьезный урон. Локдаун в Шанхае. Фото Reuters |
Идеология «новой эпохи» выглядела довольно эклектично. Впервые за 40 последних лет истории КНР ее общий вектор явно начал сдвигаться влево. Об этом свидетельствовали даже не столько участившиеся обращения руководства к «универсальным принципам марксизма», сколько ренессанс целого ряда политических приемов, установок и идей, характерных для эпохи Мао Цзэдуна. Вторую жизнь обрели массовые политико-идеологические кампании, целями которых являлось укоренение в рядах партийных работников и рядовых коммунистов преданности Си, укрепление идеологической связи современности с политическим наследием и коммунистическими идеалами КПК в первые десятилетия ее существования. В политический лексикон современного Китая вернулись такие порядком подзабытые понятия эпохи Мао, как «линия масс», «партия руководит винтовкой», «партия руководит всем», «общее процветание». В отдельных выступлениях Си появились рассуждения о «коммунистической перспективе» Китая и т.д.
Вместе с тем сдвиг влево имел все-таки ограниченный характер. В самом названии «новой эпохи» сохранилось сформулированное Дэн Сяопином еще в 1982 году понятие «социализма с китайской спецификой», одно это уже объективно не позволяло радикально отбросить главные положения и установки, выдвинутые в предыдущую эпоху. При всей заметной симпатии Си к идейному наследию Мао Цзэдуна и слабо скрываемом желании подражать «великому кормчему» отрицательные оценки большого скачка, культурной революции, дававшиеся при Дэн Сяопине, были повторены в резолюции к 100-летию основания КПК. Сохранились также такие разработанные Дэном несущие конструкции, как «начальная стадия социализма», на этапе которой должен находиться Китай в течение всего периода модернизации, экономическая реформа, открытость внешнему миру.
Однако частичный отказ от идейного наследия Дэн Сяопина и замена его осовремененными конструктами эпохи Мао все-таки происходили. Причем это проявлялось не только в области теории, но и в практической политике. В дополнение к уже упоминавшимся вождизму и курсу на расширение прямого партийного вмешательства во все сферы жизни в 2020–2021 годах Си была инициирована кампания «противодействия беспорядочной экспансии капитала», в ходе которой был резко ужесточен контроль над деятельностью крупнейших китайских интернет-компаний, почти полностью разгромлен сектор частного образования. Государство, формально не отрекаясь от общего курса на сохранение и развитие многоукладности в экономике, фактически попыталось вернуться к идее Мао Цзэдуна периода «новой демократии» (конец 40-х – начало 50-х годов ХХ века) о необходимости «использовать и ограничивать» деятельность частного капитала. Последнему предлагалось развиваться только в строго очерченных рамках, которые должны регулироваться устанавливаемыми государством «светофорами». Левым уклоном отдавала и активно проталкивавшаяся Си летом прошлого года идея о так называемом «третичном распределении». Последнее трактовалось как добровольное перераспределение от наиболее богатых слоев более бедным, а также предусматривало «необходимость разумного упорядочения излишних доходов». Все эти новации вызвали неоднозначную реакцию в китайском обществе, породили настроения неуверенности и даже паники среди части частных предпринимателей и имущих групп населения, которые увидели в них призрак возвращающегося эгалитаризма, что стало одной из причин ухудшения экономической ситуации в стране. В этих условиях Си Цзиньпину, во всяком случае пока, пришлось притормозить их реализацию, но он не отказался от них в принципе.
Важной составной частью идеологии «новой эпохи» оставался национализм. Апелляция к национальным чувствам лежала в основе самой идеи «мечты о великом возрождении китайской нации», ставшей главным девизом правления Си Цзиньпина. Проявления националистических чувств в китайском обществе наблюдались и до прихода Си к власти, объективной основой для чего были прежде всего очевидные успехи Китая в социально-экономическом развитии, укрепление его международных позиций. Питательной средой для них также стали и глубоко укоренившиеся в общественном сознании, вернее сказать в подсознании, многовековые представления о цивилизационном и культурном превосходстве китайцев над другими народами.
В годы «новой эпохи» националистические настроения заметно усилились. Отчасти это стало побочным эффектом антикитайской направленности политики США и некоторых других стран Запада. Их попытки разыграть тайваньскую, гонконгскую и синьцзянскую карты породили в континентальном Китае сильную волну националистических чувств, которая временами, как это можно было наблюдать по реакции на недавнюю поездку Нэнси Пелоси на Тайвань, стала даже выплескиваться за отведенные ей властями рамки. Сходную реакцию вызывали также предпринимавшиеся на Западе попытки возложить исключительно на Китай ответственность за возникновение пандемии коронавируса, отдававшие расистским душком заявления о «китайском вирусе», о его утечке из уханьской лаборатории, требования о проведении «независимого международного расследования» и т.п., которые действовали на большинство китайской публики, как красная тряпка на быка. Кроме того, жесткие меры карантина, ставка на «нулевую терпимость» к вирусу, культивировавшийся официальной пропагандой страх перед «завозной инфекцией» усилили в обществе настроения ксенофобии, ухудшили его отношение к иностранцам в целом.
Рост националистических настроений активно использовался властью в собственных интересах, в попытках добиться более тесного сплочения народа вокруг флага, то есть вокруг фигуры лидера. Одновременно национализм получил как бы международную проекцию, на официальном уровне стало утверждаться, что КПК «успешно создала новую форму человеческой цивилизации, открыла развивающимся странам новые пути к модернизации, предоставила совершенно новые альтернативы странам и нациям, стремящимся ускорить свое развитие и желающим сохранить собственную независимость».
Высококачественное развитие и общее процветание
В сфере экономики основной установкой «новой эпохи» стало «высококачественное развитие», смысл которого в самом сжатом виде состоит в переходе китайской экономики из разряда просто большой в разряд во всех отношениях сильной. Это предполагает всестороннее повышение эффективности всех экономических звеньев, развитие инновационно-технологического потенциала, осуществление скоординированного регионального развития, построение экологической цивилизации при поддержании относительно высоких темпов роста, позволяющих удвоить ВВП к 2035 году. Китай таким образом намерен миновать «ловушку средних доходов» и к 2035 году добиться реального прогресса на пути к «общему процветанию», а к середине XXI века в целом достигнуть его.
В первое десятилетие «новой эпохи» для достижения этих целей прилагались немалые усилия, были разработаны и запущены масштабные программы подъема цифровой экономики, зеленого энергетического перехода, регионального развития и т.д. Однако переход к «высококачественному развитию» оказался очень сложным. Он тормозился необходимостью одновременно решать задачи, обусловленные снижением темпов экономического роста, и преодолевать последствия проводившейся ранее политики экономического стимулирования, которая обременила экономику внушительным объемом долгов на корпоративном и региональном уровнях, создала избыток мощностей во многих отраслях, ослабила устойчивость финансово-банковской системы.
В последние пять лет экономическое развитие Китая испытало на себе последствия двух серьезных ударов. Во-первых, от торговой войны с США и их настойчивых попыток, в том числе путем санкционного давления, осуществить экономический декаплинг с Китаем, поставить его в условия глобальной технологической изоляции. Во-вторых, от пандемии COVID-19, которая привела к большим экономическим потерям, ухудшила положение мелких и средних предпринимателей, ослабила базу роста внутреннего потребления. В этих условиях китайское руководство было вынуждено вновь прибегнуть к мерам по стимулированию экономики, то есть в определенной мере смириться с угрозой дальнейшего нарастания системных рисков.
Усложнившаяся обстановка активизировала поиск новой концепции развития. Она была представлена в одобренных в 2021 году программе 14-й пятилетки и долгосрочной стратегии до 2035 года. Акцент в ней был сделан на «внутреннюю циркуляцию», то есть внутренний рынок, необходимость комплексного учета развития и безопасности, поставлены задачи добиться обеспечения технологической, энергетической и продовольственной безопасности. Выполнить эти цели предполагается на основе преимущественной «опоры на собственные силы» при решающей роли государства путем всемерного использования такого, по мнению Си Цзиньпина, преимущества китайской модели, как ее способность добиваться концентрации всех сил на решающих участках.
Приближается намеченный на осень ХХ съезд КПК. С очень высокой долей вероятности можно предполагать, что на нем полномочия Си Цзиньпина будут продлены на очередные пять лет, а возможно, и на более длительный срок. Во всяком случае, на финишном отрезке перед съездом его политические позиции выглядят крепкими, степень контроля над партийными, государственными и силовыми структурами остается очень высокой, лидерство в рамках сложившейся системы власти – безальтернативно. В общем, как говорят в Китае, «десять тысяч дел сделаны, осталось дождаться попутного ветра».