Юрий Юдин
В 1934 году по инициативе Сталина Генрих Ягода образовал общесоюзный Наркомат внутренних дел. Фото © РИА Новости
Рассказать обо всей истории советских правоохранительных органов в одной публикации невозможно. Сосредоточимся на самом мифологизированном названии – НКВД.
Общесоюзный Наркомат внутренних дел во главе с Генрихом Ягодой был образован в июле 1934 года по инициативе Сталина. Прежде службы по охране правопорядка находились в ведении республиканских наркоматов. И только политическая полиция была собрана в единый общесоюзный ОГПУ (Особое главное политическое управление).
Теперь этот кулак как бы упрятали в перчатку. Органы бывшего ОГПУ вошли в состав НКВД и образовали внутри него Главное управление государственной безопасности (ГУГБ). При этом они сохранили прежнюю структуру.
Подразделения ГУГБ занимались контрразведкой и надзором за армией и флотом (Особый отдел). Заграничной разведкой (Иностранный отдел). Борьбой с диверсиями и вредительством в народном хозяйстве (Экономический отдел) и в особенности на транспорте (Транспортный отдел). Политическим сыском (Секретно-политический отдел). Охраной вождей, а также арестами, обысками и наружным наблюдением (Оперативный отдел). Обеспечением режима секретности, шифровальным делом и техническими разработками (Специальный отдел).
ГУГБ подчинялось непосредственно наркому Ягоде, а оперативное руководство осуществлял его первый заместитель Яков Агранов.
Огромное хозяйство
В подчинении НКВД оказались также милиция и военные трибуналы. Пограничная, лесная, пожарная и внутренняя охрана. Паспортная служба, ЗАГС и система магазинов Торгсина. Службы картографии и контроля мер и весов. Фельдъегерская служба и комендатура московского Кремля. Сеть трудовых поселений для кулаков и «социально-чуждых элементов». Сеть тюрем и лагерей, колоний и политических изоляторов – быстро растущий ГУЛАГ.
Войска пограничной и внутренней охраны ОГПУ-НКВД в 1934 году возглавил Михаил Фриновский. Пограничников было 70 тыс. У них была своя авиация: 17 авиаотрядов. Свои морские базы. Свои командные училища в Ленинграде (Новый Петергоф), в Москве, Харькове и Саратове.
Конвойных войск было 20 тыс. (при этом военизированная охрана лагерей не считалась военнослужащими). Войск оперативного назначения – 20 тыс. (в том числе Дивизия особого назначения имени Дзержинского). Охраной железных дорог, промышленных и государственных объектов в системе НКВД занималось еще 70 тыс. человек.
В 1919–1929 годах существовали Северные лагеря особого назначения (СЛОН), которые подчинялись ВЧК-ГПУ. Центр управления СЛОНом находился на Соловках, но у него были отделения на Беломорканале и на Вишере, притоке Камы, где строился крупный химический комбинат.
В 1929 году Совнарком СССР издал указ «Об использовании труда уголовно-заключенных», а в 1930-м появилось Главное управление исправительно-трудовых лагерей ОГПУ – пресловутый ГУЛАГ.
Идеология этих начинаний заключалась в том, чтобы тюрьмы постепенно заменить лагерями в видах колонизации безлюдных районов страны. К тому же система лагерей представлялась идеальным инструментом для осуществления гигантских проектов, которые так нравились вождю.
С 1934 года советские лагеря для заключенных перестали называть концентрационными, во избежание сравнений с гитлеровской Германией. До этого концлагеря существовали в СССР вполне официально.
Под эгидой НКВД оказался также Дальстрой: комбинат по освоению Крайнего Севера и Дальнего Востока. Формально Дальстрой вошел в структуру НКВД позднее. Но с самого начала им руководил чекист Эдуард Берзин, а почти всю его рабочую силу составляли заключенные.
В период своего расцвета Дальстрой хозяйничал на одной седьмой территории страны. В удел ему достались территории восточнее Лены и севернее Алдана.
Поначалу с Дальстроем конкурировал Главсевморпуть, которому отдали в управление территории севернее 62-й параллели. Под руку его подпали ледокольный флот и полярная авиация, оленеводство и заготовка пушнины, геологоразведка и горные работы. Сталин сравнивал систему Главсевморпути с британской Ост-Индской компанией.
Но к концу 1930-х годов Главсевморпуть превратился в обычное транспортное предприятие. Тогда как Дальстрой продолжал расширяться и укреплять свое могущество.
Старое и новое
Тут стоит напомнить, что Министерство внутренних дел Российской империи также исполняло отнюдь не только полицейские функции. Функции его были даже более обширными и многообразными, чем у Наркомвнудела середины 1930-х.
МВД назначало губернаторов и приглядывало за местными властями. Занималось здравоохранением и призрением убогих, путями сообщения и рекрутскими наборами. Почтой и телеграфом, цензурой и статистикой, книгоизданием и книжной торговлей, сектами и расколом, инородцами и иноверцами, пожарами и другими бедствиями. Географическими исследованиями, хозяйственными ревизиями, местами лишения свободы, судебным, строительным и ветеринарным надзором и много чем еще. Так оно повелось с 1802 года, с учреждения в России министерств.
Изрядная часть населения СССР об этом помнила. Так что НКВД образца 1934 года не должен был казаться таким уж монстром. В его создании даже могла примерещиться частичная реставрация прежних порядков.
Новизну сталинских установлений вообще часто преувеличивают. Начиная новый проект или учреждая новую организацию, советские деятели первым делом оглядывались: а как по этой части устраивались при старом режиме?
И план ГОЭЛРО, и сельские коммуны, и духи «Красная Москва», и кирзовые сапоги, и космические порывы, и глобальные претензии, и реформа орфографии, и красноармейская буденовка (она же богатырка и ерихонка) возникли или были задуманы еще в Российской империи.
Борис Гройс заостряет внимание на мысли Троцкого, высказанной в книге «Литература и революция» (1923). Троцкому не нравится футуризм и прочие «измы», потому что они хотят порвать со старой культурой. Но революционные марксисты – традиционалисты, ведь делать революцию – очень старое и вполне традиционное занятие.
У Троцкого это звучит так: «Мы, марксисты, всегда жили в традиции... Традиции Парижской коммуны разрабатывались и переживались нами... Потом к ним прибавились традиции 1905 года... Еще далее вглубь мы связывали Коммуну с июньскими днями 48-го года и с Великой французской революцией. В области теории мы через Маркса опирались на Гегеля и на классиков английской экономики».
Для интеллигенции Октябрь 1917-го был ниспровержением привычного мира. Но для большевиков революция была воплощением традиции. «Вот откуда несовпадение психологических типов коммуниста – политического революционера и футуриста – формально революционного новатора... Мы вошли в революцию, а он обрушился в нее».
Позднее Вальтер Беньямин, учитывая тезис Троцкого, говорил, что социалистическая революция – это попытка остановить социальный прогресс, рвануть стоп-кран. Революционный локомотив даже в теории ведет в тупик сиятельного коммунизма, где рельсы развития кончаются.
Само слово «революция» буквально значит «поворот», «обращение». Революция – это возвращение к старому, рассуждает Гройс. Это слово пошло из Англии, где хотели вернуться к христианским истокам – к Ветхому завету. Французская революция также звала назад: к естественному человеку Руссо, к римским гражданским доблестям. Марксизм понимали как возвращение на новом уровне к архаическому обществу, еще не знавшему частной собственности.
Октябрьская революция была невероятно традиционной, говорит Гройс. «Эти люди мыслили себя революционерами-якобинцами. Троцкий говорит о термидоре, о бонапартизме Сталина. Петроградская коммуна была копией Парижской по организации. У них совершенно не было идеи разрыва с прошлой культурой».
Конечно, нельзя сказать, что Октябрь не принес вовсе никаких новшеств: одно только уничтожение частной собственности чего стоит. Но конкретные проявления нового порядка чаще всего относительны, а принципы и рецепты давно известны.
Революции в умах Октябрь не произвел. Так считали (по разным причинам и с разными аргументами) и Ленин, и Троцкий. И Бердяев, и Милюков. И Горький, и Мережковский. И Маяковский с друзьями-футуристами, и Святополк-Мирский с союзниками-евразийцами.
Действительно небывалыми стали размах и масштаб преобразований. В чем-чем, а в размахе и решительности советской власти не откажешь.
Это касается и ликвидации неграмотности, и дебилизации образования. И развития индустрии, и борьбы с урожаями. И перекройки земных ландшафтов, и штурма небес и недр. И сплошной милитаризации страны, и истребления собственной армии. И роста продолжительности жизни, и уничтожения своих же граждан.
Похожая история случилась с «титанами Возрождения». Это сиятельное Возрождение так застит взоры, что заставляет забыть, кто такие титаны: подземные боги, архаические, жестокие и кровожадные.
Титаны величественны – но на свой нечеловеческий лад и салтык. О гуманизме тут можно говорить только в плане борьбы с небесными силами посредством мобилизации умозрительного и символического человека.
А судьба отдельного и конкретного человечишки никому не интересна. Медицинский градусник бесполезен в металлургии, рынок сметается одним чихом, здравый смысл засуньте себе поглубже. Не нужно считать Прометея основателем человеколюбивого титанического общества.
Корни ужаса
Как бы то ни было, царское МВД никогда не внушало подданным такого ужаса, как ведомство Ягоды-Ежова-Берии. Хотя царских министров, губернаторов и полицмейстеров общественное мнение считало сатрапами. А террористы их постоянно взрывали и отстреливали.
В СССР же попыток организованного сопротивления машине репрессий почти не было. После подавления крестьянских бунтов начала 1930-х противостоять ей решались только одиночки. В 1940-х годах было несколько восстаний в каторжных лагерях, также подавленных без особого шума.
Частично шлейф этого ужаса тянулся еще от ВЧК с ее бессудными казнями, зверскими пытками и слепым террором.
Но другой источник ужаса залегал гораздо глубже – в утопическом характере советской действительности. И тут нам поможет анализ Владимира Проппа из его классического труда «Исторические корни волшебной сказки» (1946).
Пропп связывает большинство мотивов и самый сюжет русской волшебной сказки с обрядом инциации, или посвящения. Прошедший обряд посвящения становится полноправным членом рода и может жениться. «Предполагалось, что мальчик во время обряда умирал и затем вновь воскресал уже новым человеком».
Для обряда строились нарочитые дома или шалаши. Обряд совершался в лесу, в строгой тайне. Он сопровождался истязаниями и телесными повреждениями (отрубанием пальца, выбиванием зубов). Мальчика символически сжигали, варили, изрубали на куски и воскрешали. «Эти действия должны были приучить к абсолютному послушанию старшим, здесь получали закалку будущие воины... Сами туземцы объясняют их иногда желанием уменьшить население, так как в результате этих «посвящений» известный процент детей погибал».
В сталинской коллективизации заметна цель: сломать хребет косной деревне и уменьшить долю сельского населения. Самые живучие и беспринципные должны пополнить ряды пролетариата, комсомола, армии. Самые слабые или, напротив, самые дерзкие – погибнуть как ненужный балласт или как потенциальные враги.
Но Пропп объясняет мучительства и другими причинами. И тут уже речь может идти обо всем населении СССР и коллективном психозе Большого террора.
«Эти жестокости должны были, так сказать, «отшибить ум». Продолжаясь очень долго (иногда неделями), сопровождаясь голодом, жаждой, темнотой, ужасом, они должны были вызвать то состояние, которое посвящаемый считал смертью... Он забывал свое имя, не узнавал родителей и, может быть, вполне верил, когда ему говорили, что он умер и вернулся новым, другим человеком».
Соотносил ли сам Владимир Пропп свои описания со сталинским строем? Должно быть, в той же степени, в какой средневековый карнавал под пером Михаила Бахтина приобретал сходство с советскими физкультурными парадами и колхозными ярмарками.
Это не намеренный эзопов язык. Но Пропп, похоже, допускал возможность такого прочтения. Вспомним, что в «Морфологии сказки» (1928) у него появляется сказочный тип вредителя: словечко из актуального советского лексикона.
Стражи царства смерти, впрочем, тоже жили недолго. Нарком Ягода, его заместители Агранов и Прокофьев, все главы отделов ГУГБ и руководители иных главных управлений НКВД образца 1934 года были арестованы и расстреляны в 1936–1941-м. Уцелел только Лазарь Берензон, начальник финотдела НКВД, умерший своей смертью.
Законы и порядки
Реформа ОГПУ-НКВД была направлена на укрепление законности и правовых институтов, прежде всего суда и прокуратуры.
Долгое время в стране существовала лишь прокуратура Верховного суда. Она действовала в рамках судебного процесса, то есть занималась лишь судебным обвинением и контролем за судопроизводством.
В 1933 году была создана прокуратура СССР с более широкими полномочиями. Но надзорная функция ее не распространялась на тайную полицию. Новые полномочия еще предстояло отвоевать.
К тому же при НКВД было создано Особое совещание с правом вынесения внесудебных приговоров на срок до пяти лет лагерей. Прокуратура в эти дела не вмешивалась. Впрочем, на практике это означало некоторое смягчение режима. Прежняя коллегия ОГПУ могла приговорить и к высшей мере. Возобновилась эта практика в 1937-м, когда появились «тройки НКВД», заочно утверждавшие расстрельные приговоры.
Особые совещания также выдумали не большевики: такие структуры были и в Российской империи. Особое совещание при МВД, созданное в 1881 году для рассмотрения дел об антигосударственной деятельности, могло отправлять политических преступников в ссылку на срок до пяти лет.
На практике оно порой смягчало наказание. В 1908 году Бакинское жандармское управление предложило «водворить под надзор полиции в Восточную Сибирь сроком на три года» Иосифа Джугашвили. Особое совещание сократило срок до двух лет, а Восточную Сибирь заменило Вологодской губернией.
Применялись ли в 1934 году к подследственным избиения и пытки? Конечно, применялись. Хотя и не так широко и бесконтрольно, как в 1937-м.
Главной пыткой были условия содержания заключенных. Тюрьмы, лагеря и колонии были переполнены. В камерах негде было сесть и лечь, можно было только стоять. Паек урезался до издевательских крох. Распространились эпидемии сыпного тифа. Участились массовые побеги с убийством конвоиров.
Примерно тогда же милиционеры взяли новую манеру обращаться к прохожим на улице: не «товарищ», а «гражданин». В самом слове «гражданин», освященном Французской революцией, не было ничего зазорного. В России это обращение вошло в употребление в феврале 1917 года и сохранилось после Октябрьского переворота.
Но к середине 1930-х оно приобрело оттенок официальный. Это означало, что блюстители порядка больше не считают рядовых граждан своими товарищами, заранее подозревая всех и всякого.
Оттого так гротескно звучит реплика советского палача, сохраненная Николаем Нароковым: «Товарищи смертники, заходи вон в ту дверь на шлепку!»
«Сталинская оттепель»
Как бы то ни было, в 1934 году страна ощутила некоторое ослабление репрессий.
По делам, заведенным ОГПУ-НКВД, было осуждено в этом году 79 тыс. человек (в 1933-м – втрое больше: 240 тыс.). Прекратилась практика массового выселения крестьян. Некоторые раскулаченные были амнистированы.
Приступили к разгрузке переполненных тюрем. Осужденным на срок до трех лет лишение свободы заменяли принудительными работами. Число трудпоселенцев и ссыльных стало сокращаться. В то же время быстро росла сеть лагерей ГУЛАГа.
Некоторым из лишенных избирательных прав (лишенцам, в разговорной речи лишонцам) стали эти права возвращать. Это было важное послабление.
Лишенцы не получали хлебных карточек, пенсий и пособий по безработице. Их выселяли из квартир, изгоняли из больших городов. Их дети не могли получать высшее образование, а порой их исключали и из школ. Михаил Пришвин писал в дневнике, что классовый подход применялся даже к умирающим: «В больнице выбрасывают трех больных, разъясненных лишенцами».
К середине 1930-х годов лишенцев было пять или шесть миллионов. Понятие это исчезло после принятия Конституции 1936 года. Она провозглашала победоносное окончание классовой войны и введение всеобщего избирательного права.
Впрочем, ее принятие не означало окончания террора. Если советское общество считалось отныне единым, то все, объявленные отщепенцами, превращались во врагов народа. Если лишенцы – потенциальные противники, без конкретной вины виноватые, то враги народа – прямые преступники, подлежащие уничтожению либо строгой изоляции.
О смене вывесок
Напоследок о переименованиях и короткой памяти.
ВЧК – ГПУ (ОГПУ) – НКВД – НКГБ (МГБ) – МВД – КГБ – МСБ – АФБ – ФСК – ФСБ. Ни одно ведомство в Советском Союзе и постсоветской России не переименовывалось так часто. Как теперь говорят, ребрендинг был перманентным.
