Надежда Арбатова
Территориальное строительство Российского государства далеко не всегда было мирным. К примеру, большой кровью далось завоевание Средней Азии. В.В. Верещагин. Нападают врасплох. 1871. ГТГ
Великая цивилизация не может быть разрушена извне,
если она уже не разрушила себя изнутри.
Вил Дюрант, американский историк
Все империи – экономические и военно-политические, трансокеанские и континентальные или морские и сухопутные – рано или поздно обречены на крушение, о чем свидетельствует неумолимая историческая диалектика. Нередко империями называют могущественные в экономическом, политическом и военном смысле государства, например США, и международные организации, как Евросоюз, однако это не более чем фигура речи. В действительности и США, и ЕС являются центрами силы в международных отношениях, но никак не империями. Империи – это объединение отдельных наций или регионов под господством одного конкретного государства. Иногда национализм трактуется как противоположность империализма. Однако именно национализм доминирующей нации, от лица которой единолично и зачастую лицемерно властвуют правители, является движущей силой расширения империй за счет покорения других народов.
Провалившие экзамен
Становление, подъем и упадок империй имеют свои особенности, но в основе их краха лежит одна общая причина – неспособность политических элит обеспечить устойчивое развитие всей империи, что делает невозможным ее существование. Среди причин падения некогда великой Западной Римской империи ученые выделяют несколько факторов: частые засухи и неурожаи вследствие климатических изменений, эпидемии, войны, массовая миграция в Римскую империю, нашествие варваров и т.д. Несомненно, эти явления представляли жизненно важные вызовы для правящей элиты Рима, существование которого зависело от способности римских властителей обеспечивать ему процветание или по крайней мере минимизировать убытки.
Во времена экономического бума новый класс богатых римлян неустанно приумножал богатство, создавая финансовые инструменты для инвестирования в прибыльные инфраструктурные проекты. Население Римской империи на пике своего могущества насчитывало 100 млн человек, что сделало его первой сверхдержавой на Земле, достигшей такого масштаба.
Однако потомки созидателей римского величия предпочитали тратить новообретенное богатство не только на покупку вилл и предметов роскоши, но и на приобретение «хлебных» должностей, государственных почестей и судебной безнаказанности. Как отмечал Эдвард Уоттс, один из известнейших исследователей поздней античности, накопление богатства начало вытеснять добродетель и служение государству в качестве основного показателя успеха.
Под давлением личных интересов и коррупции новой элиты развалился некогда существовавший консенсус между властью и гражданами. Массовый приток варваров перевернул рынок труда и оставил солдат и граждан без работы, порождая напряжение и насилие в обществе. Природные катаклизмы наложились на политическую поляризацию, вызванную экономическим неравенством, отказом элит от общего блага, экологическим хаосом, ведущим к болезням и бедствиям. В этих условиях территориальная экспансия и растягивание нуждавшихся в защите границ стали непреодолимым бременем для эффективного управления империей. Иными словами, как отмечали эксперты Международного валютного фонда Энтони Эннетт и Джошуа Липски, «и Римская республика, и Римская империя пали, потому что провалили тест на устойчивое развитие».
Тест на устойчивое развитие на определенном этапе истории провалили и морские империи XIX–XX столетий – Великобритания и Франция, Испания и Португалия, Италия, Голландия, Бельгия и Германия. Они строили свое процветание на беспощадной эксплуатации порабощенных коренных народов, проводя жесткое разграничение между общественным устройством метрополий и заморских колоний.
Спору нет, с колониальным господством привносились и некоторые плоды цивилизации: развитие медицины и грамотности, технологический прогресс, распространение европейских языков и формирование новых социальных условий и институтов. Но они же питали ростки национального самосознания порабощенных народов или переселенцев из метрополий в заморские колонии. Метрополии несли определенную ответственность за тех, «кого приручили», то есть за поддержание минимального уровня благосостояния в колониях для поддержания там стабильности. Но в силу множества причин, прежде всего войн, разрушение установившегося де-факто социального контракта между метрополиями и колониями предопределило появление различных форм антиколониального национализма, который в конечном счете привел к распаду мира империй.
И Советский Союз как большевистская версия Российской империи тоже провалил тест на устойчивое развитие. Его экономика с первых пятилеток была подчинена главной цели – подготовке к войне с империалистическим Западом, военная конфронтация с которым стала и смыслом, и естественной средой его существования. Советская промышленность была подчинена Молоху войны, а большинство населения в масштабах всей страны было лишено элементарных удобств: канализации, газа, асфальтовых дорог, товаров народного потребления. Вместо всего этого народу предлагали гордиться огромной территорией и колоссальной военной мощью как главными атрибутами державного величия.
Постсталинские экономические реформы, при всех благих намерениях их инициаторов, не могли отменить всевластие бюрократического партийно-хозяйственного аппарата, а тот не умел ничего делать, кроме непрерывного наращивания оборонного потенциала. Экстенсивный путь экономического развития СССР был метафорическим отражением самой сути военно-политической империи – неизбывного стремления к расширению периметра своей территории, которое оправдывалось интересами безопасности. И недаром: чем дальше шла экспансия, тем больше врагов возникало вовне и внутри страны.
Разрядка напряженности при Михаиле Горбачеве принесла долгожданный мир, но лишила руководство главного объяснения низкого уровня жизни советских людей – угрозы агрессии со стороны Запада. Российский экономист Владимир Мау отмечал, что Советский Союз не справился тогда со сложностями адаптации экономики к новой ситуации. Жесткость советской социально-экономической модели и неэффективность мобилизационной системы государственного управления привели СССР к экономической, а вместе с ней и к политической катастрофе.
Великий государственный деятель XX столетия Уинстон Черчилль призывал политиков изучать историю, поскольку именно в ней кроются все тайны государственного управления. История двух последних тысячелетий свидетельствует, что и становление, и падение империй, и попытки их возрождения всегда сопровождались кровопролитными войнами.
Говорим «империя» – подразумеваем «война»
Для великих морских или трансокеанских империй смыслом завоевания новых территорий было собственное процветание за счет беспощадной эксплуатации заморских колоний. А для военно-политических империй, какими были Российская империя и Советский Союз, главной целью было расширение территории и тем самым периметра своей безопасности, а также приумножение своего престижа и влияния в окружающем мире.
Морские империи не только военным путем покоряли заморские территории, но и ожесточенно боролись за них между собой. Так, соперничество Англии и Франции в XVIII веке в лице их Ост-Индских компаний за установление колониального господства над Индией сопровождали непрерывные войны, в которые были вовлечены отряды сипаев и местные правители. Война закончилась победой англичан, разгромивших французский флот в 1789 году. В Северной Америке Семилетняя война столкнула Францию, французских колонистов и их местных союзников с Великобританией, англо-американскими колонистами и Конфедерацией ирокезов, которые стремились расширить свою сферу влияния в приграничных регионах. Война обеспечила Великобритании огромные территориальные завоевания в Северной Америке, но споры по поводу последующей пограничной политики и оплаты военных расходов привели к недовольству колонистов и в конечном счете к Американской революции и войне за независимость американских колонистов от британской короны (1775–1784).
Становлению континентальных империй – Византийской, Османской, Австро-Венгерской и Российской – также сопутствовали войны. Но в отличие от морских империй, где заморские территории подчинялись далеким метрополиям, в континентальных империях отношения строились между центром и периферией, составлявшими единое территориальное целое. Именно по этой причине распад континентальных империй, разрывавший некогда единое тело, был наиболее болезненным и кровопролитным.
В одной из лекций курса русской истории наш знаменитый ученый Василий Ключевский отмечал: «История России есть история страны, которая колонизуется. Область колонизации в ней расширялась вместе с государственной ее территорией. То падая, то поднимаясь, это вековое движение продолжается до наших дней. Оно усилилось с отменой крепостного права, когда начался отлив населения из центральных черноземных губерний, где оно долго искусственно сгущалось и насильственно задерживалось. Отсюда население пошло разносторонними струями в Новороссию, на Кавказ, за Волгу и далее за Каспийское море, особенно за Урал в Сибирь, до берегов Тихого океана».
Однако территориальное строительство Российской империи далеко не всегда было мирным и бескровным. К примеру, завоевание Россией Северного Кавказа, который был главным направлением экспансии русского царизма, по некоторым подсчетам, унесло жизни почти двух миллионов человек с обеих сторон. Формально оно длилось около 50 лет – с 1817 по 1864 год. Однако до сих пор этот регион остается самым проблемным в составе Российской Федерации, о чем свидетельствуют две чеченские войны нашего времени. По признанию генерал-майора Михаила Федоровича Орлова, либерала и декабриста, участника Отечественной войны 1812 года, «покорить чеченцев и другие народы региона так же трудно, как выровнять Кавказские горы. Во всяком случае, этого нельзя добиться штыками; этого можно достигнуть только со временем, путем просвещения, которого и у нас самих не в избытке». Кровавым было завоевание и Средней Азии, отображенное в живописи Василия Верещагина, и покорение Сибири, которое живописал Василий Суриков в знаменитой картине «Покорение Сибири Ермаком Тимофеевичем».
Войны рождали империи, но войны же чаще всего приводили их к распаду. В результате Первой мировой войны рухнули Германская, Австро-Венгерская, Российская и Османская империи. Вторая мировая война сокрушила Третий рейх, а также союзные ему Великую Японскую империю и Итальянскую колониальную империю. В конечном счете последствия Второй мировой войны – новая холодная война Востока и Запада – предопределили распад Британской, Французской, Бельгийской и Португальской колониальных империй во второй половине XX века. Афганская война (1979–1989), как библейская соломинка, надломила несущие опоры Советской империи.
Принято считать, что распад СССР в отличие от Югославии не пошел по кровавому сценарию в большой степени потому, что было создано Содружество независимых государств (СНГ). Однако мнение о мирном распаде СССР не совсем обоснованно: только в Таджикистане в гражданской войне, по некоторым оценкам, погибло более 100 тыс. человек, а на территории бывшего СССР были и другие конфликты. Другое дело, что внимание мирового сообщества было приковано прежде всего не к периферии Советской империи, а к ее сердцевине – России и Украине, которые в отличие от югославских республик в 1990-е годы не перешли грань войны. Уже тогда некоторые западные политологи писали, что хотя де-юре СССР уже не существовал, но де-факто он все еще оставался в стадии распада.
Реваншизм как высшая стадия империализма
Многие поверженные империи и государства, возникавшие на их обломках, обуреваемые стремлением вернуть потерянные территории, возродить былое величие (что бы под этим ни понималось), вознаградить себя за унижение, развязывали кровопролитные войны. Попытки переиграть прошлое военной силой, как правило, заканчивались поражением.
Понятие «реваншизм», как известно, происходит от французского слова revanche, означающее месть или вознаграждение. Как термин, реваншизм возник во Франции 1870-х годов после франко-прусской войны среди националистов, вдохновляемых генералом Жоржем Буланже по прозвищу генерал Реванш. Буланжисты хотели отомстить за поражение Франции и вернуть утраченные территории Эльзаса и Лотарингии. Франция дважды теряла эти территории и смогла вернуть их только благодаря разгрому нацистской Германии. Но позднее в рамках единого Европейского союза эта проблема благополучно забылась.
Впрочем, феномен реваншизма существовал задолго до генерала Буланже. Агония Западной Римской империи, продолжавшаяся больше полувека (410–476), неоднократно сопровождалась попытками императоров, беспрестанно сменявших друг друга в тот период, отвоевать утраченные территории некогда самой большой империи в мире. К этому же стремился и Юстиниан Великий, византийский император, который почти сорок лет (527–565) не оставлял надежду восстановить Римскую империю. Его полководцы, сначала Велизарий, а затем Нерсес, одержали ряд впечатляющих побед над иранцами, вандалами и остготами, но Римская империя так и не была восстановлена. Византия понесла огромные убытки, а Западная Европа погрузилась в Темные века, отмеченные распадом экономики и культуры, глубоким упадком уровня жизни людей.
Как правило, реваншизм некогда великих империй, не смирившихся с поражением, черпает свою силу в патриотической или мессианской идеологии, непреложности возмездия и вере в то, что желаемые цели могут быть достигнуты за счет победы в новой войне. Подобно религиозным войнам XVII века, такая война становится частью «великих проектов», таких как всемирное восстание пролетариата в коммунистической эсхатологии или нацистская доктрина господствующей расы. Хрестоматийным примером катастрофического реваншизма XX века стала Вторая мировая война, развязанная Третьим рейхом под предводительством Адольфа Гитлера.
Вдохновленный адаптированными идеями христианских мистиков, особенно «обожением» человека, и книгой Артура Меллера ван де Брука «Третий рейх», Гитлер поставил задачу стать правопреемником двух империй – Священной Римской империи и империи Бисмарка, заразив имперской инфекцией большинство населения немецкой нации.
С нацистской Германией покончили СССР и его союзники по антигитлеровской коалиции ценой огромных жертв и беспримерного героизма. Крах реваншистских замыслов Гитлера похоронил эту бессмысленную в XX веке тевтонскую мечту. Американский журналист и военный корреспондент Уильям Ширер, автор нашумевшей книги «Взлет и падение Третьего рейха», писал о конце Германской империи: «После двенадцати лет, четырех месяцев и восьми дней Темного века для всех, кроме множества немцев, и теперь еще пребывающих в темноте, Тысячелетнему рейху пришел конец. Как мы видели, он поднял эту великую нацию и этот изобретательный, но так легко вводимый в заблуждение народ к вершинам власти и завоеваний, неведомых никогда прежде, а теперь он исчез с внезапностью и бесповоротностью, которые имели мало – если вообще имели – параллелей в истории».
Фантомные боли утраченного
Распад империй всегда был болезненным для их народов. Ощущение невосполнимой потери десятилетиями сохранялось у населения метрополий бывших морских империй, хотя деколонизация не привела к краху их политического строя, после того как они лишились своих колоний в период с конца 40-х до конца 60-х годов прошлого века. Так, опросы общественного мнения, опубликованные в британской Guardian несколько лет назад, констатировали, что около трети британцев тоскует по имперскому прошлому. По свидетельству некоторых французских исследователей, несмотря на то что Эвианские соглашения проложили путь к независимости Алжира от Франции после семилетней кровавой войны еще в 1962 году, 60 лет спустя раны этого кровавого конфликта по-прежнему глубоки по обе стороны. В Турции, ощущающей себя наследницей огромной трансконтинентальной Османской империи, до сих пор жива ностальгия по великому прошлому империи, «правившей на трех континентах». Президент Владимир Путин назвал распад СССР «величайшей геополитической трагедией XX века», эта мысль получила поддержку большинства политической элиты и общества.
Нередко имперское прошлое обрастает мифами о том, какой замечательной была своя империя в отличие от чужих. Этот феномен психологи называют избирательной амнезией, когда вспоминаются только хорошие моменты из прошлого и забываются плохие.
Однако главным в постимперском настоящем всегда был мучительный вопрос о том, как примириться с утратой былого имперского величия и найти новое место под солнцем. Некоторым утешением политикам и народам, страдающим от фантомных болей потерянных империй, может служить тот факт, что без исключения все империи подвержены действию универсальных законов социально-экономической, военно-политической и морально-психологической цикличности. Но перед бывшими империями сохранялась возможность стать современными государствами XXI века, и многие этим воспользовались, пожав плоды реального процветания.
Дарья Гармоненко 
