Виктор Мизин 
Павел Севостьянов В отличие от гравитации международные конфликты – не предопределенная природная сила. Их существование зависит от основных технологических, экономических и культурных факторов. По мере изменения этих факторов меняется и сама возможность конфликта. Но наличие ядерного оружия превратило войну между сверхдержавами в акт коллективного самоубийства, заставив самые могущественные страны в мире искать другие способы разрешения конфликтов. Однако это не значит, что конфликтов не может быть с другими странами.
Внешняя политика движется, по нашему мнению, циклически. Распад Советского Союза положил начало десятилетию превосходства Соединенных Штатов и агрессивного утверждения американских ценностей. Однако эта однополярная конструкция споткнулась об Ирак. С этого момента США активно пытались разработать новую концепцию коалиций и союзов, изолируя неугодных. Но в Сирии это не сработало. Происходящее сегодня на Украине, безусловно, знаменует собой новый «фазовый переход» мирового развития. Избитая фраза «мир никогда уже не будет прежним» на этот раз, похоже, оправдается полностью. Действительно, сегодня мы видим обострение соревнования новых возникающих полюсов силы. Сделаем несколько шагов назад и вернемся в историю.
Крах глобализма
Предпосылки этого соперничества назревали давно. После краха Советского Союза и социалистического лагеря некоторые, возможно, не слишком дальновидные западные политические гуру заявили о конце истории и столкновении цивилизаций. Проявилось непонимание азов диалектического материализма и гегелевской философии, да и космогонии, ибо история не конечна, как и Вселенная, а цивилизации не столько сталкиваются, сколько веками сосуществуют, иногда, правда, воюя друг с другом. Да и много ли мы насчитаем цивилизаций? Оказались неадекватными и фактически устраненными развитием событий концепции нового мирового порядка, конца истории, да и столкновения цивилизаций сейчас точно не наблюдается.
Новые тренды мирового развития бросают вызов и подвергают сомнению такие привычные концепции, как сущность и верховенство демократии, наличие некой мировой системы международных отношений или международного порядка, демонстрируют обреченность ранее широко разрекламированных стратегий глобализации или мультикультурализма. Настойчиво утверждаемый главным образом американской либеральной идеологией глобализм, по мнению многих наблюдателей, провалился; дело идет к возрождению концепций национальной идентичности и суверенности, зачастую под популистскими, а то и ксенофобскими лозунгами. Но уже можно сказать, что фактически обрушилась вся прежняя конструкция международных отношений. От системы прежних союзов и коалиций, интеграционных блоков и концепций типа Единой Европы государства все больше обосабливаются, озабочиваются укреплением суверенитета и защитой прежде всего национальных интересов, поддержанием собственной идентичности.
На смену общемировому противостоянию и соревнованию двух антагонистических военно-политических блоков периода холодной войны пришли конкуренция Востока – нового экономического центра силы и теряющего некоторые позиции, дряхлеющего Запада, недовольство вечно протестующего Юга неоколониалистским засильем индустриального Севера, а также противопоставление России ведущим странам коллективного Запада.
На Западе в экспертной среде, среди политологов и политиков все чаще говорят о конце Вестфальской системы, об уходе в прошлое Ялтинской системы. Эти разговоры особенно интенсифицировались после начала украинских событий. Множатся попытки расшатывания традиционных постулатов международного права, пренебрежения ключевыми прерогативами ООН и безрассудных наскоков на нее.
Экономические кризисы и пандемия, казалось бы, укрепили осознание того, что мир, словно корабль со стапелей, со всплеском вошел в качественно новое состояние, не сравнимое с ситуацией прошлого века. Мало кто из экспертов возьмется сегодня отрицать наличие явной турбулентности, усиление вектора хаотизации в мировой политической жизни. Ясно, что приходится ожидать коренной трансформации всей мировой системы, которая может привести к непредсказуемым сейчас и зачастую крайне негативным последствиям. Перефразируя одного позднесоветского лидера, можно утверждать, что «мы не знаем мира, в котором живем». Это связано прежде всего с действиями США в мире, старающихся сохранить свои глобально доминирующие позиции и роль единственной сверхдержавы. Парадигма Россия–Китай–США стала главным творцом всего многообразия смыслов и ценностей мира.
Нынешнее развитие мировых процессов требует от нас, прежде всего политиков и политологов, холодных философов и прагматичных практиков, глубинного переосмысления окружающей действительности. Очевидно, что прежняя методология политического анализа в области внешней политики уже не адекватна реалиям. Нужны новые подходы, новая методология изучения, в том числе и на уровне теории международных отношений. Сегодня в области изучения развития международных отношений мы находимся в такой же ситуации, в которой оказались физики в начале прошлого века, когда стала очевидна необходимость принципиально новых инструментов теоретического и экспериментального исследования, что привело к появлению квантовой механики. Нам просто необходим условный Карл Маркс, чтобы вскрыть подлинную основу происходящих в мировой политике и экономике сдвигов. В первую очередь ранний Маркс.
Извечный российский гегемонизм
В теперешних условиях, позволим себе предположить, ведущие страны мира как бы откатываются в XIX век, в эпоху противостояния ряда сверхдержав. Действительно, нынешнее состояние мировых процессов в значительной мере, как и тогда, зависит от «концерта» ряда соревнующихся держав – сегодня США, Китая и обновленной России. Модно стало вновь пробрасывать тезис о закате Европы. Вновь Москва, как бы подтверждая тезис Карла Маркса и Фридриха Энгельса об извечном российском гегемонизме, требует фактически передела глобальной политики.
Международные отношения словно качественно мутировали, они упростились до старых, давно ставших анахронизмом схем, атомизировались и сейчас полностью непредсказуемы в тенденциях своего развития. Внешняя политика, безусловно, не является некой эзотерической кантовской вещью в себе. Ее главной задачей представляется создание наиболее благоприятных условий для развития страны, продвижение приоритетов и интересов государства в мировых делах, минимизация и нейтрализация внешних вызовов и угроз.
Это, естественно, справедливо и для России, стремящейся сегодня занять свое место в мировых процессах глобализации, устойчивого развития и комплексной модернизации. На центральное место новой России в этом раскладе сил многополярного мира постоянно указывал известный идеолог многополярности Евгений Примаков. Россия – бесспорно, один из столпов и формирующих факторов нового оформляющегося миропорядка.
Россия остается в XXI веке ведущей европейской державой, без участия которой невозможно решение ключевых проблем. Это понимают даже недоброжелатели Кремля.
Вспомним, как окончание холодной войны и распад мировой социалистической системы, как казалось многим экспертам и политикам в 90-е годы прошлого века, создавали радикально новую парадигму стабильного развития Европы – колыбели мировой цивилизации, культуры и научно-технического прогресса, ведущей политической силы мира на протяжении столетий. Многим политикам и политологам в России мнилось, что Россия противостоит и отстоит от Европы, как некий остров.
На волне эйфории от окончания противостояния двух систем в начале 1990-х, победы идеологии нового пространства безопасности от Владивостока до Лиссабона, подкрепленного мощным развитием экономики и стабильностью социальной инфраструктуры в целом, западному политическому классу представлялось, что окончательно преодолено разделение Европы, созданы реальные предпосылки для появления континента без разграничительных линий, заложен фундамент общеевропейского дома с подлинной коллективной и равной безопасностью для всех. При этом Россия уже не рассматривалась как главная угроза безопасности Запада, хотя во многом и игнорировалась как серьезный политический игрок. Это позволило создать целую систему международно-правовых механизмов, таких как Большой договор Россия–ЕС 1994 года о партнерстве и сотрудничестве и Основополагающий договор Россия–НАТО 1997 года, начать процесс адаптации Договора о сокращении вооружений и вооруженных сил в Европе.
Между тем с началом контртеррористической операции в Чечне в 1994 году обозначились линии будущих разногласий между Москвой и западноевропейскими партнерами, которые еще более обострились после определенной смены вех и определенного торможения демократических и прорыночных реформ в российской внутренней политике, особенно вследствие неприятия Россией действий НАТО и США в бывшей Югославии и на Ближнем Востоке.
В основе обозначившихся расхождений лежит различие в подходах и политической культуре элит России и Запада, а также известная внутренняя трансформация российского общества, принятие, пусть и неформальное, идеологии величия мощной, не поддающейся какому бы то ни было внешнему давлению суверенной державы, а зачастую и отличное от западного понимание многих демократических ценностей. В Брюсселе и Париже полагают, что Россия не прошла так называемого демократического транзита с люстрациями и запретами на профессии, как страны Восточной Европы, что режим чуть ли не нелегитимен и что для улучшения отношений Западу в целом следует терпеливо ждать его ухода. Это приводит к заметно разнящимся подходам к большинству международных проблем и вообще характеру мировых процессов, причем обозначившаяся конфронтация имеет фундаментальный характер, несмотря на сотрудничество в отдельных областях, она развивается на фоне постоянного соревнования в значимости статусов России и ведущих стран Запада.
Противостояние с Западом отнюдь не исчезло с концом первой холодной войны. Россия сегодня формирует свои альянсы в противовес НАТО и ОЭСР. Очевидно, что БРИКС и Шанхайская организация, ОДКБ и ЕАЭС вполне дееспособны и перспективны.
Проблема правильного выбора
Однако трагической ошибкой было бы поддаться соблазну замкнуться в себе и противопоставить себя не принимающему и отрицающему Россию в ее нынешнем облике Западу. Это путь в затворничество с негативными экономическими последствиями. Дело в том, что глобальная экономика превратилась из экономики, основанной на материалах, в экономику, основанную на знаниях. Если раньше основными источниками богатства были материальные активы, такие как нефтяные скважины, пшеничные поля или золотые прииски, то сегодня основным источником богатства являются знания.
Россия давно уже нашла свою национальную идею величия, суверенного развития и единства в многообразии, сформулированную Петром и Екатериной, Суворовым и Ушаковым, Нахимовым и Кутузовым. Ведь если бы тогда Петр не прорубил окно в Европу и не начал масштабную модернизацию страны на европейский лад, Россия вполне могла бы пасть, разодранная на колониальные фольварки Швецией или Польшей.
С тех пор Россия стала непререкаемой частью европейской политики. Это, разумеется, не означало, что не было вечного противостояния с Европой, в том числе в Большой игре за восточные территории, или что Москву не наказывали, например с помощью османского кнута, как это печально случилось в Крымской войне. Но перед лицом угрозы германского империализма Россия всегда сражалась с агрессором вместе с остальной Европой. И вместе побеждала – о чем сегодня никому не стоит забывать.
В этом году Россия вошла в ситуацию полномасштабной конфронтации. Курс ведущих западных стран взят на исключение Москвы из мировой политики и экономики, закрепление в статусе мирового несистемного парии, олицетворения нового зла Мордора. В похожей, не менее опасной ситуации Россия уже была в начале 20-х годов прошлого века и в 1940 году – при исключении из Лиги Наций.
Запад отрицает наличие русофобии: мы любим, уважаем и ценим все русское, Толстого и Достоевского, Чайковского и Рахманинова, Чехова и Бродского, Павлова и Менделеева, для нас неприемлема существующая система власти в России. Она не прошла в начале 1990-х типичного для Восточной Европы демократического транзита с люстрациями и запретами на профессию для бывших силовиков и бонз Компартии.
Мир вновь оказался разделенным на два лагеря. Россия с Китаем (тут не стоит преувеличивать степень союзничества), вероятно, Индия (тоже вроде бы клонящаяся в сторону Запада), ряд стран Азиатско-Тихоокеанского региона, Латинской Америки и Ближнего Востока. Всегда колеблющаяся Сербия. Против – США и НАТО.
В последние десятилетия правительства во всем мире чувствовали себя в достаточной безопасности, чтобы тратить в среднем лишь около 6,7% своих бюджетов на собственные вооруженные силы, при этом тратя гораздо больше на образование, здравоохранение и социальное обеспечение.
Это воспринимается как естественное состояние, но ведь это удивительное достижение в истории человечества – тратить на оружие так мало. На протяжении тысячелетий военные расходы были самой большой статьей в бюджете каждого императора или султана. Почти ничего не тратилось, например, на образование или медицинскую помощь. Поэтому последующее сокращение числа конфликтов – это решение людей. Но раз это производное от человеческого выбора – его обратимость также очевидна.
Однако, полагаем, не стоит преувеличивать этот глобальный раскол и строить новую Берлинскую стену в Европе, да и в мире в целом. Накал напряженности неизбежно спадет.
Начинать можно будет пусть даже с ограниченного экономического взаимодействия. В конце концов, Европа не в силах отказаться от российских нефти, газа, металлов, зерна и удобрений, но ведь и Россия их не прекращает продавать. Перспектива отказа от российских товаров заключается в более высокой инфляции в мире по мере роста цен на природные ресурсы, усугубляющей выбор, с которым столкнутся центральные банки разных стран в сдерживании корпоративных инвестиций, поскольку нестабильные рынки подрывают доверие. Чем масштабнее будут использоваться санкции, тем больше стран будут стремиться избежать зависимости от западных финансов. В конечном счете это приведет к опасной фрагментации мировой экономики. Авторитарным политическим конструкциям принадлежит половина мировых резервов и активов, оцениваемых в 23 трлн долл. Активно применяя санкции ко все большему количеству стран за последние два десятилетия, а теперь еще и многократно усиливая их жесткость, Запад рискует подтолкнуть больше стран к выходу из финансовой системы, возглавляемой самим Западом.
Поэтому рано или поздно контакт возобновится, отбрасывание Москвы не будет вечным. Российская экономика выстоит, несмотря на беспрецедентное давление, оно тоже будет постепенно спадать.
Уменьшение закупок российских энергоносителей логично воспринимать как ускоренную декарбонизацию. Это неизбежно произошло бы и без санкций, просто на несколько лет позже. Например, Германия еще в прошлом году объявила о потенциальном отказе от закупок газа начиная с 2030 года. Поэтому отказ от новой климатической политики для России невыгоден, наоборот, нужно скорее найти свою уникальную нишу. Вариантов здесь много – водород, атомная энергия, снятие логистических барьеров для международных грузов и многое другое.
Потом возобновятся и взаимоотношения по вопросам контроля над вооружениями, от этого напрямую зависит мировая стабильность. Полагаем, совсем исторически скоро, по мере прояснения нынешней непростой ситуации, возобновится и диалог с США по стратегической стабильности и даже возможным мерам в продолжение ДСНВ 2010 года. Из истории XX века известно, что контроль над вооружениями может осуществляться в условиях почти тотальной холодной войны. Но это, как говорится, уже совсем другая история.
Первые явно организованные конфликты в истории человечества, судя по археологическим записям, появились более 11 тыс. лет назад. Но конфликты не являются непреодолимой силой. Хотелось бы напомнить, что в 1983 году в своей знаменитой речи перед национальной ассоциацией евангелистов Рональд Рейган сказал: «Мы никогда не прекратим искать подлинный мир. Однако правда состоит в том, что равновесие сил теперь является опасным мошенничеством, поскольку это – просто иллюзия мира. Действительность состоит в том, что мы должны найти мир через силу».
Но Рональд Рейган, несмотря на призывы «выбросить СССР на свалку истории как империю зла» и другие жесткие высказывания, понимал, что нельзя доводить до ядерного столкновения и делать попытки вывести СССР за скобки международного права, как это происходит сейчас.
Поэтому важно всего лишь одно – чтобы каждая сторона сделала правильный выбор.
