Победа героинового джихада

Крестьяне в провинциях, где выращиваются опиаты, собирают не один, а два урожая в год. Фото Reuters

Возвращение «Талибана» (организация запрещена в РФ) к власти в Кабуле способствовало бурному расцвету наркобизнеса в Афганистане. Об этом в эксклюзивном интервью обозревателю «НГ» Андрею СЕРЕНКО заявил бывший начальник разведки антинаркотической полиции МВД Афганистана полковник Незамуддин БАХАВИ.

– Незамуддин, талибы уже более полугода находятся у власти в Афганистане. Как бы вы охарактеризовали сегодняшнюю ситуацию с производством наркотиков в этой стране?

– Сегодня афганский наркобизнес чувствует себя очень и очень хорошо. После прихода талибов к власти в августе 2021 года ситуация развернулась в его пользу. Ни для кого не секрет, что «Талибан» всегда курировал производство, транспортировку и продажу наркотиков. И сейчас талибы свободно этим продолжают заниматься. До августа 2021 года преступники, связанные с наркобизнесом, нас, антинаркотическую службу МВД Афганистана, боялись. Мы боролись с ними, причем достаточно успешно, учитывая сложность военной ситуации и ограниченные возможности, которые у нас были. Но теперь обстановка в сфере наркопроизводства изменилась и продолжает ухудшаться. Афганская и региональная наркомафия при фактической поддержке талибов набирает силу. Увеличились площади наркопосевов, растет наркопроизводство. Так, например, по моим данным, только в северо-восточной провинции Бадахшан к началу 2022 года начали работать около 30 новых лабораторий по производству героина.

– Это в дополнение к тем, что уже существовали раньше?

– Да, и это стало возможно только благодаря талибам. Как и выход из тюрем на свободу практически всех наркобизнесменов, ранее осужденных властями Исламской Республики Афганистан (ИРА). Согласно вынесенным судебным приговорам, они получили большие сроки лишения свободы – от 20 до 30 лет. Однако реально отсидели не более двух-пяти лет, после чего были выпущены талибами из тюрем. Мне известно, что практически все они, покинув места заключения, немедленно организовали новые наркопроизводства и сейчас весьма успешно ведут преступный бизнес практически по всему Афганистану.

– Что они сегодня производят? Героин?

– На севере страны, в том же Бадахшане например, в основном выращивают опиум, производят героин, как и на востоке, в Джелалабаде, в провинции Нангархар. А вот на западе и юго-западе, в провинциях Герат, Фарах, Нимроз, Гельманд, помимо героина, сейчас наладили масштабное производство метамфетамина – популярного синтетического наркотика. Для этого используется местная дикорастущая трава, которую называют хума или бандак. В ней содержится определенный процент эфедрина, который и становится основой для метамфетамина. Благодаря этой совершенно свободно растущей на полях траве фактически отпала необходимость в экспорте эфедрина из-за границы, поэтому синтетический наркотик производится сейчас в Афганистане, что называется, по программе импортозамещения, без дополнительных затрат на эфедриновый прекурсор.

– Талибы даже не пытаются бороться с наркобизнесом?

– Реально нет, хотя они периодически и пытаются имитировать для международной публики такую борьбу. Например, запретили открытую мелкую розничную торговлю наркотиками на улицах. Но такие показательные кампании организуются отнюдь не для того, чтобы прекратить наркотическое производство. Это просто способ увеличить цену на товар. Именно поэтому после такого публичного запрета подорожал метамфетамин, а также героин и гашиш, что, безусловно, только увеличит прибыли наркодельцов и связанных с ними талибов.

– То есть талибы регулируют цены на наркотики через видимость запретов?

– Именно так, они управляют ценами под лозунгами борьбы с наркобизнесом. На самом деле в сегодняшнем, талибском Афганистане созданы самые благоприятные условия для занятия наркобизнесом. Раньше, например, крупные партии наркотиков возили по тайным маршрутам, мимо блокпостов, через труднопроходимые места в горах. Сейчас же они совершенно свободно транспортируются по территории Афганистана: губернатор-талиб накладывает разрешающую резолюцию, и всё – путь свободен, надо всего лишь уплатить небольшую пошлину. Допустим, некий наркоделец хочет несколько тонн наркотиков провезти из Бадахшана в Джелалабад. Он должен заплатить талибскому чиновнику определенную сумму за каждый килограмм своего товара, после чего ему выписывается транзитное разрешение, с которым его никто не тронет до столицы провинции Нангархар. А уже из Джелалабада наркотики идут дальше, по привычному маршруту в Пакистан.

– Что собой представляет афганский наркобизнес сегодня?

– В основном это опиумное производство, 56% всего мирового опиума имеет корни в афганской провинции Гельманд. В 2020 году в Афганистане было засеяно опиатами 223 тыс. га. В 2021 году, я думаю, это было уже более 500 тыс. га. И в дальнейшем эта цифра вряд ли уменьшится. В 2020 году урожай опиума составил 6400 т, в этом году весной можно ожидать в 2–3 раза больше – от 12 тыс. до 18 тыс. т. При этом необходимо иметь в виду, что крестьяне в Гельманде, а также в Фарахе, Нангархаре, Урузгане, Нимрозе, выращивающие опиаты, собирают не один, а два урожая в год. Хотя во всех международных статистических отчетах, включая те, что готовит ООН, речь идет лишь об одном урожае. Таким образом, ежегодно один урожай опиатов в Афганистане проходит мимо всех международных структур учета и контроля над наркопроизводством.

– А что еще не попадает в статистические отчеты?

– Например, гашиш – его никогда не включали в отчеты. Всегда учитывали только опиум и героин. Цена килограмма гашиша и килограмма опиума всегда была примерно одинакова – до прихода талибов к власти она составляла примерно 250 долл. за 1 кг. Сейчас она выросла в несколько раз, так как спрос увеличился и продолжает расти. По моим данным, наркодельцы из Кандагара, Нангархара в массовом порядке осваивают Бадахшан, теперь здесь значительные площади засажены опиатами. Выкупают землю, выкупают сырье и на месте производят героин, а также вывозят опиаты в другие провинции и за рубеж. Именно бадахшанский наркотик сейчас отправляется по северному маршруту через Таджикистан, Узбекистан, Киргизию и дальше в Россию. Большая часть героиновых поставок идет через пакистанский маршрут – из Афганистана в Пакистан, затем морем в Иран, Турцию, потом в Европу, Африку.

– В Африку афганский героин тоже попадает?

– Конечно, и давно, причем не только героин, но и метамфетамин. Кстати, с приходом к власти талибов в Кабуле и других афганских городах появились весьма любопытные представители международного наркобизнеса, например нигерийцы. Это представители крупных африканских покупателей наркотиков, которые приезжают в Афганистан, чтобы лично выбрать товар, убедиться в его качестве и проконтролировать отправку. Серьезный бизнес требует серьезного отношения. Ну и сервисное обслуживание оптовых покупателей улучшается. Разумеется, все это известно талибам, которые никак не мешают расширению и укреплению международных связей афганской наркомафии.

– Кажется, осенью прошлого года появлялась информация о том, что индийская полиция в ходе только одной операции задержала сразу три тонны афганского героина. Это же огромная партия, как она могла выйти за пределы Афганистана?

– Нет никакого контроля со стороны талибских властей. Более того, они не только не хотят его даже имитировать, но и сами обеспечивают безопасность транспортировки наркотиков за границу. Обещания главарей «Талибана» бороться с наркотиками – это чушь. Деньги, которые талибы зарабатывают на транспортировке и реализации наркотиков, ни одна страна мира им не в силах возместить. Ни для кого не секрет, что спецслужбы некоторых стран благодаря деньгам, полученным от реализации наркотиков, финансировали тот же самый «Талибан», боевики которого воевали против нас, афганских сил безопасности, против наркополиции. А мы при своих минимальных технических и финансовых возможностях изымали наркотики тоннами. К сожалению, теперь эта работа в Афганистане полностью прекращена.

Не секрет, что к торговле наркотиками были причастны влиятельные фигуры в афганской политике и системе власти. Мы задерживали нескольких генералов, старших офицеров в звании полковника. Это были как полицейские, так и армейцы, был даже арестован один генерал из Управления национальной безопасности (УНБ). К сожалению, уничтожить наркомафию как элемент криминальной экономики крайне трудно, а в нынешних афганских условиях едва ли возможно. Тем более что сегодня к наркобизнесу в стране причастны самые влиятельные фракции и группы в «Талибане». Например, та же «сеть Хаккани» (запрещена в РФ), которая самым тесным образом связана со спецслужбами Пакистана. На мой взгляд, «хакканисты» – это самая крупная группировка наркомафии в сегодняшнем Афганистане.

Кстати, в 2018 году в уезде Ачин провинции Нангархар талибы начали вдруг активно воевать против появившихся здесь боевиков «Исламского государства» (ИГ, запрещено в РФ). Это было связано не с какими-то высокими политическими целями, а со все тем же наркобизнесом: Ачин – один из главных центров производства героина в Афганистане. Командиры «Талибана» и ИГ просто дрались за доходы от реализации героина. Тогда, кстати, талибы лишились значительной доли наркоприбыли.

– Вы упомянули о пакистанском маршруте транзита афганских наркотиков. Известно, что пакистанские спецслужбы всегда активно поддерживали «Талибан». А как Исламабад боролся с наркотиками? Афганская наркополиция сотрудничала с пакистанскими силовыми структурами?

– Взаимодействие это было весьма специфическим. Мы, например, лет 10 пытались добиться, чтобы пакистанцы заключили с нами договор о сотрудничестве в сфере борьбы с незаконным оборотом наркотиков. Они упирались изо всех сил. Наконец, когда спустя годы усилий такой договор все же мы с пакистанской стороной подписали в Дубае, он немедленно приобрел сугубо одностороннее движение. Пакистанцы хотели получать от афганской стороны максимальную информацию, при этом ничего не предлагая взамен. В итоге реальное сотрудничество прекратилось, так и не начавшись. Кстати, еще один нюанс: до прихода к власти талибов около 42% производимых в Афганистане наркотиков – героина, опиума, гашиша – уходили за границу, на Запад, в Африку, Россию, через Пакистан. При этом пакистанские службы изымали ничтожное количество героина, фактически – ничего.

– Иран, как и Пакистан, тоже граничит с Афганистаном. Какой процент вывоза афганских наркотиков приходится на Исламскую Республику?

– Около 32%. Оттуда героин, опиум и, кстати, метамфетамин уходят в Турцию, в арабские страны, возможно, на Кавказ, в Россию.

– Какова доля России и стран СНГ в афганском наркобизнесе? Сколько, по вашим оценкам, героина из Афганистана попадает на постсоветское пространство?

– По разным данным, от 15 до 17%. Это довольно внушительная цифра получается. Думаю, сегодня, после прихода талибов к власти, это что-то около одной тонны. Речь идет о миллиардах долларов. Напомню, что годовой оборот афганского наркобизнеса составляет от 60 до 70 млрд долл. Это официальные данные ООН. И он формируется именно за счет торговли за пределами Афганистана. Например, внутри Афганистана килограмм опиума стоит от 250 до 500 долл., гашиша – около 500 долл. Чем дальше от афганских границ, тем выше цена. В Таджикистане и Узбекистане килограмм гашиша стоит уже 6 тыс. долл., в России – от 20 до 50 тыс. долл. и т.д. Это просто сумасшедшие доходы. И понятно, что трансрегиональная наркомафия никогда не позволит тем же талибам всерьез бороться с наркобизнесом, даже если бы сам «Талибан» этого вдруг захотел.

– Какой элемент в этой системной связке, на ваш взгляд, главный – талибы или наркомафия?

– Они оба на равных в этой системе. Поэтому если мы хотим по-настоящему бороться с терроризмом, то надо одновременно бороться и против наркотиков. Это основной источник финансирования террористов. Если этих наркодолларов не будет, то террористы не смогут снабжать своих бойцов оружием, боеприпасами, деньгами. В этом смысле прав был бывший директор ФСКН Виктор Иванов, когда говорил о высокой рентабельности борьбы с наркотиками с точки зрения противостояния индустрии терроризма.

– Российские представители много лет и регулярно высказывают озабоченность масштабами наркопроизводства в Афганистане. Какую помощь оказывала Россия афганской наркополиции в борьбе с наркотиками?

– В нулевые и десятые годы Россия оказывала содействие в повышении квалификации сотрудников МВД Афганистана. Афганцы приезжали на учебу в Москву, Санкт-Петербург, Новосибирск, по-моему, за 10 лет 800–900 наших офицеров и сержантов прошли через программу повышения квалификации в вузах Российской Федерации. Практически всех этих сотрудников полиции талибы выгнали со службы или преследуют их. Многие из них вынуждены скрываться от боевиков наркомафии, которые хотят им отомстить. К сожалению, в последние полгода многие сотрудники афганской наркополиции, не сумевшие покинуть Афганистан, погибли или пропали без вести.

В последние несколько лет был достаточно успешным проект создания кинологического центра для афганской антинаркотической полиции, в котором участвовали Россия и Япония. Российская сторона оказывала содействие в подготовке полицейских-кинологов, японцы предоставляли финансирование и вели строительные работы. Сейчас этот проект заморожен, сотрудники афганской наркополиции, которые обучались в России, после прихода талибов к власти не вернулись на родину. По моей информации, служебных собак отправили в Голландию, возможно, их теперь передадут киргизским коллегам.

Насколько мне известно, сейчас Россия никак не участвует в каких-либо проектах борьбы с наркотиками в Афганистане. Впрочем, она бы не смогла этого сделать, даже если бы очень сильно захотела. Россия сегодня практически не играет никакой роли в политической жизни Афганистана. Попытки Москвы наладить доверительное партнерство с талибами ни к чему не привели. Талибы просто играют с Россией, на деле ориентируясь на Пакистан, а через него – на сотрудничество с США и Великобританией. Вот это направление международных отношений «Талибан» на самом деле интересует. России же талибы будут просто улыбаться – по-настоящему дружить с Москвой они никогда не станут.