Сергей Игумнов
Фото Reuters
После таких резонансных преступлений, как в Перми или ранее в Казани, массмедиа, а нередко и правоохранительные органы пытаются переложить вину на психиатров, как будто убийства совершают только психически больные люди.
В действительности невменяемыми (то есть неспособными сознавать значение своих действий и руководить ими вследствие психического расстройства) экспертными комиссиями признаются не более 1% лиц, совершающих общественно опасные деяния насильственного характера. Таким образом, абсолютное большинство преступников в услугах психиатра не нуждаются, и их деяния обусловлены не «психопатологическими механизмами», а социально-психологическим неблагополучием общества. Немалую роль в этом играют средства массовой информации и коммуникации.
В США еще в 1970-е годы ученые (профессор психологии Леонард Берковиц и др.) провели масштабные исследования того, могут ли сцены насилия, которые наблюдают несовершеннолетние с экранов ТВ, отразиться на их поведении. В результате пришли к выводу: если увиденное впечатляет подростка, если он отождествляет себя с агрессором, то это несет угрозу и может вызвать проявления агрессии с его стороны. Если юноша (девушка) проявляет жестокость к младшим братьям и сестрам, сверстникам, животным, если с удовольствием смакует сцены жестокости в кинофильмах и компьютерных играх, то, безусловно, это должно насторожить родителей и педагогов.
Видный французский социолог Роже Кайуа выделяет головокружительные игры, направленные на получение удовольствия от нарушения стабильности своего состояния. Это тип игр, связанных с интенсивным, форсированным изменением состояния сознания. Смысл головокружительной игры сводится к подчинению разрушительным влечениям, стремлению к гибели, отключению инстинкта самосохранения, оторванности от реальности. Примером может служить современная молодежная «адреналиновая культура» с ее головокружительными играми: опасные виды спорта и увлечения, экстремальные селфи, зацепинг, асфиксиофилия (ловля «кайфа» с помощью самоудушения), уличные игры «Беги или умри» и др.
Гомицидные (сопряженные с убийством) и суицидальные игры в интернете относятся к классу игр, которые Кайуа описал как «головокружительные». Их значимость для подростка может быть ничтожна без документированного видеосвидетельства такого рода «испытания угрозой смерти», фиксации своего отчаянного поступка в Сети.
Феномен виртуализированной жестокости, которым заражено сетевое подростковое и молодежное сообщество, неадекватность оценки последствий суицидальных действий связаны с нереалистичностью представлений о смерти у подростков и молодежи, недопониманием ее необратимости. С этим тесно связаны и подстрекательства, подталкивания к «решительным действиям», вплоть до убийства и самоубийства, «зрителей игры», имеющих возможность в режиме онлайн писать комментарии, ставить лайки и т.д., тем самым повышая количество просмотров публикации. Совершая акт самоубийства, в том числе расширенного, сопряженного с гибелью других людей, подросток-суицидент перестает существовать в своем физическом теле, но еще длительное время презентируется в виртуальном пространстве, продолжая заявлять о себе.
В интернете есть публикации, когда молодые люди снимали свои действия, грозящие смертью для себя или других, на видео, размещая там уже свое «посмертное сообщение». Даже смерть оказывалась всего лишь продолжением виртуальной игры (ведь после самоубийства он останется в виртуальном мире и станет «героем»). Таким способом создается «иллюзия виртуального бессмертия».
Основная опасность компьютерных и сетевых игр подростков в контексте угрозы убийства и самоубийства объясняется особенностями включенности их в процесс игры. Так, герои могут сколько угодно раз быть убитыми и воскреснувшими. Находясь в психологической зависимости от интернет-игр, подростки не видят грани между реальностью и виртуальным миром. В итоге чередование жизни и смерти в их сознании становится настолько естественным, что они перестают понимать, что после смерти никакой жизни в реальности уже быть не может. Если на этом фоне возникают мысли об уходе из жизни, в том числе в «сопровождении спутников», то подросток не до конца осознает, что вернуться назад будет уже невозможно.
Подобные трагедии, безусловно, случаются не только в России. Так, в США в большинстве штатов для приобретения оружия достаточно свидетельства шерифа о том, что претендент не причастен к преступной деятельности. В Германии, где второй пилот авиалайнера совершил «расширенное самоубийство» путем авиакатастрофы, унесшей жизни 150 человек, тоже, очевидно, не все гладко с освидетельствованием кандидатов на опасные профессии. Таким образом, предотвращение «расширенных самоубийств», как и прочих актов массового насилия, – проблема мировой значимости.
Какие уроки нужно извлечь из происшедших трагедий? Охрана психического здоровья нации должна войти в число приоритетов национального здравоохранения, просвещения, социальной политики. Необходимо совершенствование федерального законодательства, регулирующего правоотношения в сфере охраны психического здоровья (включая оказание психиатрической, психотерапевтической, наркологической и психологической помощи) и в сфере психологического благополучия населения. Необходимо создание межведомственного национального координационного, научно-методического и консультативного центра по проблемам девиантного поведения.
В дореволюционное, а затем советское время лица, претендующие на приобретение охотничьего оружия, помимо испытательного срока должны были получить рекомендации не менее чем от двух членов регионального общества охотников, имеющих опыт беспроблемного членства в этой общественной организации. Таким образом, возрождение института «поручительства» в данной сфере, безусловно, позволило бы предотвратить приобретение охотничьего оружия характерологически безответственными и морально неустойчивыми лицами. А в настоящее время охотничий билет можно заказать чуть ли не через интернет-сайт. Такую, с позволения сказать, «цифровизацию услуг» следовало бы отменить.
Помимо введения обязательного кандидатского стажа можно повысить возрастной предел для приобретения оружия с 18 лет до 21 года, как в большинстве развитых стран. Исключение, пожалуй, возможно лишь для потомственных охотников-промысловиков (но они-то редко используют оружие не по назначению). При этом в России около 15 тыс. лиц, владеющих огнестрельным оружием, находятся в возрасте от 18 до 21 года, и зарабатывают на жизнь охотой среди них весьма немногие. В качестве средства самозащиты охотничье ружье (особенно в городских условиях) тоже вряд ли годится. Остаются – для его приобретения – мотивы мщения или реализации сюжетов игр-«стрелялок». Присоединяюсь к мнению коллег о необходимости проведения углубленного медицинского и психологического обследования данной когорты владельцев оружия, особенно имеющих проблемные страницы в соцсетях. Не лишним было бы представление по запросу психологических характеристик из учебных заведений.
Школьная психологическая служба может быть эффективной только при условии своей организационной независимости от администрации школ, ссузов и вузов и отдельного самостоятельного финансирования. Только в этом случае специалисты-психологи смогут давать объективную (и порой нелицеприятную) оценку психологического климата в учебном заведении.
комментарии(0)