Юрий Юдин
Эпопея героев-челюскинцев 1934 года стала стала одним из главных советских полярных мифов. Фото © РИА Новости
Тема Арктики снова звучит громко. Северные моря вследствие планетарного потепления очищаются ото льдов. Стала доступна добыча нефти и газа на арктическом шельфе. Оживился интерес к Северному морскому пути – короткому маршруту из Европы на Дальний Восток. Американцы забрюзжали: русским в одиночку владеть этим путем слишком жирно будет. Мы ответили: накося выкуси, напомнили про военную базу в Североморске и ускорили строительство ледоколов.
У этой темы есть своя богатая традиция, о которой я хочу напомнить. В частности, тот же Севморпуть в СССР пытались освоить почти 100 лет назад – в 1930-е годы.
До самых до окраин
Советская пропаганда и советская словесность создавали образ земного рая. Славянская традиция помещала земной рай на Востоке. И словесно-географическая экспансия этой традиции следовала.
Но в целом национальные окраины СССР были лишь пестрым орнаментальным обрамлением, узорною каймой по краю политической карты.
Грузия могла похвастаться скромным селением Гори – родиной Великого и Простого. Реками вина и шашлычным дымом. Диким, но благородным витязем в барсовой шкуре и царицей Тамар, местным изданием Клеопатры.
Армения напирала на антично-библейскую древность. Царство Урарту было лишь чуточку младше Египта и Месопотамии. Корни Страны Советов, таким образом, уходили в доисторические времена. А что пресловутый Арарат остался на турецкой территории – это временно, это мы, товарищи, исправим.
Баку – огненная земля у теплого моря, очаг самобытного кавказского пролетариата, индустриальный рог изобилия. Да и Великий и Простой здесь тоже подвизался: в местной тюрьме неоднократно сиживал.
Туркестан и Средняя Азия почти сводились к аромату, колориту и орнаменту. Урюк, кишлак, аксакал, арык, ишак, саксаул. Чайхана, пахлава, долма, косхалва, бастурма, шаурма. Кишмиш, хурджин, рахат-лукум, чурек, чувяк, узун-кулак. Ученые нацмены Бируни и Ибн Сина. Хромой тиран Тимур, к которому испытывал интерес сам Великий и Простой. Немирные индейцы – басмачи и хунхузы.
Были, впрочем, и индейцы мирные. Бурят-монголы, потомки Чингисхана, расслабленные кумысом и ламаизмом и впавшие в апатию. Хищные когда-то чукчи, побежденные водкою и ставшие олицетворением простодушия. Приморские примордиальные примитивы – арсеньевский Дерсу и пришвинский Лувен.
А Фадеев так и ваял своего «Последнего из удэге» – с оглядкой на «Последнего из могикан» Фенимора Купера.
Где холодно, там и родина
Но скоро выяснилось, что главный советский фронтир – это Арктика и Севморпуть. Моделью литературно-географической экспансии стали полярные подвиги и северные сказания. Андрей Платонов даже писал о Туркмении как о горячей Арктике.
Катерина Кларк замечает: «типичный образ далекой периферии в сталинской культуре» – это ледяные пустыни Сибири и Арктики. Снежные просторы связаны и с изгнанием Наполеона, и с сибирской ссылкой Сталина, и со спасением челюскинцев и папанинцев. В кино эти просторы помогают разбить немцев на Чудском озере («Александр Невский», 1938), составляют фон героической зимовки («Семеро смелых», 1936) и победы героя над холодом («Чкалов», 1941).
Русские ледовые забавы рассматривал Михаил Эпштейн: от перехода Суворова через Альпы до побед советских хоккеистов. Отношение к пространству здесь сводится к принципу: где холод, там и родина.
Кирилл Кобрин выделяет в русской литературе особенный жанр метели (не путать с пургой). Это тексты Пушкина («Метель»), Льва Толстого («Метель», «Хозяин и работник»), Чехова («По делам службы») и Владимира Сорокина («Метель»).
Основная фабула: некое расстояние следует преодолеть для достижения неких целей, но козни русской зимы расстраивают эти планы. «В сущности, «метель» – жанр кафкианский; рассказ Льва Толстого как бы предвосхищает мытарства землемера К.».
В общем, русские народные кафки, но подмороженные или отмороженные.
Говорят, на Западе любимая сказка Андерсена – сентиментальная «Русалочка». А в России – «Снежная королева». Где мальчик Кай пытается сложить из льдинок слово «вечность». Но из четырех букв – три С и одна Р – никак не получается.
Хорошо перелицованный миф
Гиперборею, страну за северным ветром, античные авторы изображали как счастливую страну, где живет народ, не знающий ужасов войны, любимцы Аполлона. Земля эта щедра и изобильна, но окружена горами и недоступна для простых смертных.
Позднее Петрарка скорректировал этот миф в своей канцоне: «Там, где дни облачны и кратки, родится племя, которому умирать не больно». Причем поэт уточнил, что народ этот – прирожденный враг мира благодаря своей чрезвычайной свирепости.
Интерес к Гиперборее воскресил в XVI веке картограф Герхард Меркатор, помещавший на своих картах вымышленные северные острова. А также русский купец Яков Санников, рассказавший в 1812 году о зеленом острове среди студеных морей. Остров так и не был найден, но стал местом действия романа Обручева «Земля Санникова» (1924), скрестившего старые гиперборейские сказания и новейшие геологические гипотезы.
Упомянем и Салтыкова-Щедрина, пересказывающего в «Истории одного города» некоего летописца: «Был, говорит он, в древности народ, головотяпами именуемый, и жил он далеко на севере, там, где греческие и римские историки и географы предполагали существование Гиперборейского моря».
Был еще оккультист Александр Барченко, который искал то Гиперборею в Карелии, то Шамбалу в Тибете, то Киммерию в Крыму, причем под эгидой ОГПУ-НКВД. Но об этом написано столько всякого треша, что не хочется ворошить.
Мимоходом упомянем еще ранние поэмы Леонида Мартынова:
Такова Гиперборея: в писке
всевозможных зарубежных раций
радиотелеграфистки
замирают в позах снежных граций.
Уже в наше время гиперборейскую идею пытались реанимировать Александр Дугин и Гейдар Джемаль. Последнему, в частности, принадлежит занятная поэма в прозе «Ориентация – Север», замаскированная под философский трактат.
Но есть одна проблема: труды Дугина и Джемаля патологически серьезны. А русского человека на это не купишь, у нас даже «Колымские рассказы» и «Архипелаг ГУЛАГ» проникнуты саркастическим юмором.
Земля и море
На роль свирепого племени, которому смерть нипочем, вполне годятся новгородские ушкуйники, которые осваивали Север методами испанских конкистадоров. И добыча их была столь же осязаемой. Пушнина, именуемая мягкой рухлядью, долго составляла главную статью русского экспорта.
Вслед за ушкуйниками двинулись монахи и казаки, старообрядцы и купцы. Но странствовали они по большей части пешком либо на речных судах, отчего и именуются землепроходцами. А тему Севморпути впервые поднял помор Михайло Ломоносов в труде «Краткое описание разных путешествий по северным морям и показание возможного проходу Сибирским океаном в Восточную Индию».
Для отыскания этого прохода даже снарядили секретную экспедицию под руководством Чичагова-старшего, будущего адмирала. Того самого, что рассказывал однажды Екатерине II, как воевал швед, увлекся и стал ругать противника по-матерну. Потом сконфузился, но царица молвила: «Ничего, Василий Яковлевич, продолжайте, я ваших морских терминов не разумею». Пути во льдах экспедиция Чичагова не пробила, хотя общую обстановку разведала.
В Советском Союзе Арктику в 1930-х годах осваивали два ведомства.
Во-первых, Дальстрой: комбинат по освоению Дальнего Севера. В удел ему достались территории восточнее Лены и севернее Алдана. Дальстрой не имел отношения к ГУЛАГу. Но с самого начала им руководил чекист Эдуард Берзин, а почти всю рабочую силу составляли заключенные. В период своего расцвета Дальстрой хозяйничал на одной седьмой территории страны.
Во-вторых, Главсевморпуть, которому отдали территории севернее 62-й параллели. Под его руку подпали ледокольный флот и полярная авиация, оленеводство и заготовка пушнины, геологоразведка и горные работы (уголь Шпицбергена и Таймыра, флюориты Амдермы). Сталин сравнивал систему Главсевморпути с британской Ост-Индской компанией.
Но к концу 1930-х Главсевморпуть превратился в обычное транспортное предприятие, причем не слишком успешное. А Дальстрой продолжал расширяться и укреплять свое могущество.
Лучший литературный памятник Главсевморпути – роман Вениамина Каверина «Два капитана» (1938–1944). Интерес к нему нынче оживился: вышла «энциклопедия романа» (сборник исторических и филологических штудий).
Лучший памятник Дальстрою (точнее, крест на его могиле) – роман Олега Куваева «Территория» (1975). Действие его происходит сразу после закрытия комбината, в хрущевские времена. Советские геологи напоминают благородных золотоискателей Брет Гарта и Джека Лондона. Заключенные упоминаются мельком.
Впрочем, «Колымские рассказы» уже были написаны. Но они имеют мало отношения к северным сагам и арктическим подвигам. Это книга о земном аде.
Челюсти
В феврале 1934 года в Беринговом проливе был раздавлен льдами пароход «Челюскин», недавно построенный в Дании и уже одолевший Севморпуть. При крушении погиб один человек: завхоз Борис Могилевич.
Экипаж парохода и экспедиция полярников, 104 человека, высадились на льдину и прожили на ней два месяца. Среди них были две малолетние девочки: одна направлялась с родителями на зимовку на острове Врангеля, другая родилась уже на пароходе в Карском море.
Все зимовщики были эвакуированы летчиками полярной авиации. Так катастрофа обернулась триумфом. Семеро летчиков – Леваневский, Ляпидевский, Молоков, Каманин, Слепнев, Водопьянов и Доронин – были отмечены званием Героя Советского Союза, только что учрежденным. Капитан парохода Воронин и начальник экспедиции академик Шмидт наказаны не были. Три года спустя Отто Шмидт стал Героем Советского Союза за организацию дрейфующей полярной станции.
В тени челюскинской эпопеи оказались другие полярные экспедиции. Упомянем лишь те, что состоялись в том же 1934-м.
Зимовку на Северной Земле возглавила первая женщина-полярник Нина Демме. Зимовщикам пришлось остаться на острове на вторую зиму, ледоколы не смогли к ним пробиться. Часть провизии и топлива смыло в море штормами. Один из полярников заболел цингой; тогда летчик Алексеев вывез всех самолетом. Больного спасти не удалось: он умер уже на ледоколе.
В очерке Владимира Канторовича («Новый мир», октябрь 1936) Нина Демме произносит такой монолог: «Псы – мастера сильного, но короткого напряжения... Но чем длиннее путь, тем отчетливее становятся преимущества сук... Сука тянет упорно, самозабвенно, даже ободрав лапы. Передовая сука лучше выбирает дорогу, бережется. Псовая упряжка мчит сани слепо, не считаясь с препятствиями, и быстрее выдыхается. В пургу псы ложатся в снег, ни за что их не подымешь. Суки гибнут реже, чем псы».
Была еще первая Ленская экспедиция. Ее затеял Борис Лавров, один из пионеров Севморпути. Летом 1933 года экспедиция на трех лесовозах, ведомых ледоколом «Красин», отправилась к устью Лены. Два судна из трех достигли цели и основали порт Тикси, но на обратном пути им пришлось зазимовать у берегов Таймыра. Следующим летом ледокол «Ермак» освободил их из ледового плена. Лавров был награжден орденом Ленина. Позднее его расстреляли за связи с троцкистами.
Наконец, в сентябре все того же 1934 года ледорез «Федор Литке» впервые прошел по Северному морскому пути с востока на запад за одну навигацию. Начальник экспедиции капитан Дуплицкий был награжден орденом Ленина.
Челюсти разжимаются
О встрече героев-челюскинцев стоит рассказать подробнее.
В Москве полярников и летчиков чествовали Сталин и Каганович, Жданов и Ягода. На Красной площади провели митинг и праздничную демонстрацию. С самолета «Максим Горький» сбросили 200 тыс. листовок.
В Ленинграде устроили экспозицию под открытым небом. На лужайке перед Казанским собором установили макеты парохода и аэроплана, бутафорскую льдину с деревянными избушками и собачьи нарты. Статуи Кутузова и Барклая закрыли белыми саванами.
Все челюскинцы, кроме детей, были награждены орденом Красной звезды. (Позднее этим орденом награждали преимущественно за военные заслуги. Но поначалу его давали и штатским: летчикам, конструкторам, медикам. После триумфа «Веселых ребят» получил Красную звезду и кинорежиссер Григорий Александров: как острили газетчики, «за храбрость в победе над трудностями кинокомедии».)
Отто Шмидт совершил триумфальное турне по Америке и Европе. Бернард Шоу заявил советскому послу Ивану Майскому: «На роль главного героя ледовой драмы вы нашли настоящего Санта-Клауса с большой бородой. Уверяю Вас, что борода Шмидта завоевала вам тысячи новых друзей».
Газета «Правда» оперативно издала сборники «Как мы спасали челюскинцев», «Поход «Челюскина» (в двух томах) и «Героическая эпопея челюскинцев» (в трех томах).
Уже в июле на экраны вышел документальный фильм «Челюскин». В Камерном театре поставили спектакль «Не сдадимся!» по пьесе Сергея Семенова. Мужество зимовщиков и подвиги летчиков воспели Сергей Михалков и Илья Сельвинский (который сам был пассажиром «Челюскина», но покинул судно до начала ледового дрейфа).
Художник Федор Решетников прошел челюскинскую эпопею до конца. В ту пору будущий автор картин «Опять двойка», «Прибыл на каникулы» и «Генералиссимус Советского Союза И.В. Сталин» был студентом Художественного института имени Сурикова. Рисунки, сделанные им на льдине, многократно выставлялись и воспроизводились.
В Республике немцев Поволжья сложили сказку под названием «Шелюски-Шмидт»:
На дальнем нашем Севере, где всегда зима и горы льда, великан Шелюски-Шмидт жил. Он такой большой был, что все люди, даже самые высокие, ему только до колена доходили.
Голова очень умная; глаза как две голубые звезды, и борода очень-очень большая. Великан очень тихий и добрый был. Никого он не обижал. Но зря вся его сила пропадала...
Шелюски-Шмидт встал и в Москву пошел. К товарищу Сталину пришел.
– Доброе утро!
– Здравствуйте и пожалуйста садитесь. – Сталин говорит.
– В соцсоревновании я участвовать хочу. – Великан объясняет. – Работу дайте мне.
– Это очень хорошо. Вот у нас море есть. Это море замерзло. Нам по морю дорогу проложить надо, чтобы можно было ездить.
– Хорошо. Я себя ударником объявляю, дорогу проложу, – сказал Шелюски-Шмидт и ушел домой.
Сто великанов под началом Шелюски-Шмидта за сто дней прокладывают дорогу во льдах. Капиталисты-кулаки подстраивают крушение парохода, но ледовых богатырей спасают посланцы Сталина: семь крылатых братьев, тоже великаны.
Архангелогородская сказительница Марфа Крюкова сочинила новину «Поколен-борода и ясные соколы». Поколен-бородою именовался все тот же Отто Шмидт. Особенное внимание уделялось встрече героев в Москве:
Из тех ли ворот
из кремлевскиих
Выходил же тут сам
Сталин-свет,
Сам Сталин-свет
с соработничками...
Он встречал гостей
да целовал-то всех.
Во-первых, целовал дитя
малого,
Дитя малого, ледового.
Во-вторых, целовал
Поколен-Бороду,
Поколен-Бороду, корабельщика
большего.
Во-третьих, целовал ясных
соколов,
Ясных соколов, геройских
перелетчиков…
Все эти сочинения можно объявить конъюнктурными стилизациями. Но никто не упрекнет в этом песню «Челюскинская Мурка»:
Здравствуй, Леваневский,
здравствуй, Ляпидевский,
Здравствуй, лагерь Шмидта,
и прощай!
Капитан Воронин судно
проворонил,
А теперь червонцы получай!
Если бы не Мишка,
Мишка Водопьянов,
Не видать бы вам родной
Москвы!
Плавали б на льдине,
как в своей малине,
По-медвежьи выли от тоски.
И даже отклик эмигрантки Марины Цветаевой отдавал агитацией и ажитацией:
Челюскинцы: звук –
Как сжатые челюсти!
Мороз на них прет,
Медведь на них щерится...
На льдине (не то
Что – черт его – Нобиле!)
Родили дите
И псов не угробили –
На льдине! Эол
Доносит по кабелю:
«На льдов произвол
Ни пса не оставили!»
Генерал Нобиле – это итальянский полярник, его экспедицию спас ледокол «Красин» в 1928-м. Рожать детей на полюсе он вообще-то не собирался. А его собачка – фокстерьерша Титина, сопровождавшая генерала в Арктике, – была благополучно спасена. Правда, потеряла от цинги все зубы и получила золотые протезы.
Глагол «дрейфить» (сомневаться, опасаться), заимствованный из жаргона моряков, приобрел после спасения челюскинцев новое каламбурное звучание.
В СССР появились женские имена Оюшминальда («Отто Юльевич Шмидт на льдине»), Лапанальда («Лагерь папанинцев на льдине») и Лагшмивара («Лагерь Шмидта в Арктике»). Новыми блестками заиграло и имя Изольда.
Что касается мальчиков, их без лишних затей называли Отто. Такое имя дали при рождении, например, киноактеру Анатолию Солоницыну.
Вышло постановление о сооружении памятника челюскинцам. Но потом его как-то замотали. Хотя для памятника уже выбрали место на стрелке московского Обводного канала.
Ныне там стоит церетелиевский Петр, подобный Гулливеру в Стране лилипутов. Споры о его эстетических достоинствах никогда не кончатся, но в идеологическом плане это неплохой заместитель.
Вместо эпилога
Грезы о Гиперборее очень понятны в стране, половина которой покрыта вечной мерзлотой. Но интерес к полярным мифам в СССР подогревали еще два источника.
Во-первых, сочинение французского утописта Шарля Фурье «Четыре движения» (1808). Это оригинальная космогония, предрекающая процветание человечества благодаря глобальному потеплению и покорению северных пространств. Фурье считался одним из предтеч научного коммунизма, так что в СССР его почитали, хотя редко перечитывали.
Во-вторых, это сочинения Фридриха Ницше, еще раз пересмотревшего гиперборейский миф. Гиперборейцы – это герои, которым надлежит обновить человечество. Лед и холод – не географический антураж, а основа характера этих новых завоевателей.
Большевики не считали Ницше вождем и учителем, но его проповедь повлияла на советских идеологов Горького и Луначарского. Образ хладнокровных сверхчеловеков также казался лестным. Фоторобот идеального чекиста с холодной головой и умытыми руками, вероятно, был составлен Дзержинским не без влияния ницшеанской морали.
Важными мифологемами были и «ледяная пустыня, по которой бродит лихой человек» Константина Победоносцева. И проект «подморозить Россию, чтобы не сгнила» Константина Леонтьева. Они неплохо рифмовались со сталинским государственным оледенением, за которым последовала хрущевская государственная оттепель.
На последней почтовой марке с надписью «Почта СССР» был изображен атомный ледокол среди полярных льдов. Выпустили марку 20 апреля 1992 года.
комментарии(0)