Синдром навязчивых желаний. Образы и прообразы фигур на "Площади революции"

Непреложным фактом считалось, что для «Девушки с диском» позировала Тамара Курбатова.  Фото АГН "Москва"

Тетя Тамара

В 2008 году число претендентов на роль моделей манизеровских скульптур прибавилось. Валентин Курбатов, незадолго до того перебравшийся в Москву из Ташкента, опознал в «Девушке с диском» свою тетку Тамару Курбатову и пришел с этой новостью в редакцию популярной московской газеты, той же, куда явилась и «пионерка с глобусом». Вместе с принесенным в редакцию старым снимком. На нем – изображение обнаженной женщины, лицо и прическа которой, по словам Валентина Курбатова, «будто скопированы со статуи на «Площади Революции». Так был впервые опубликован его рассказ (впоследствии многократно повторенный в статьях, книгах, постах и перепостах) о его родной тетке, бывшей когда-то натурщицей у Матвея Манизера. С тех пор в армии пишущих о московском метро считается непреложным фактом, что именно Тамара Курбатова позировала для скульптуры на «Площади революции».

А вот и еще одно, помимо неочевидного сходства, доказательство, считающееся непоколебимым, – на обороте той фотографии надпись: «Московский художественный институт, класс Матвея Манизера». Ну, класс так класс. Вот только класс Манизера в период создания фигур для метро был в Ленинграде, во Всероссийской академии художеств, а в Московском художественном (Суриковском) институте появился лишь после войны, когда скульптор переехал в Москву.

…Недалеко от метро «Динамо» среди пятиэтажек прячется одноэтажное строение, на воротах которого висит табличка «В этом доме жил и работал с 1951 по 1966 гг. народный художник СССР, академик и скульптор Матвей Генрихович Манизер». Когда он в 1951 году строил себе дом-мастерскую, все дома вокруг были одноэтажными, там жили рабочие трамвайного депо и цыгане, служившие в ресторане «Яр». Кто там живет сейчас, не знаю. За глухим деревянным забором виднеются скульптуры вождей и балерин. Последних любила ваять жена скульптора Елена Янсон-Манизер, у которой была и не менее популярная дискоболка. В довоенное время советская монументальная пропаганда из всех спортсменов выделяла метателей диска, что, вероятно, объяснялось своего рода эстетизацией будущей войны, казавшейся неизбежной. Скульптура дискобола Манизера украшала все парки культуры и отдыха страны. Фильм «Строгий юноша», снятый в 1936 году Абрамом Роомом по сценарию Юрия Олеши, первоначально назывался «Дискобол».

И тем не менее меня заинтересовала судьба Тамары Курбатовой – пусть она и не имеет отношения к дискоболке на «Площади революции». Не только оттого, что позировала его ученикам – она была свидетелем того же времени и его же, пусть и не самой типичной, представительницей.

Тамара Курбатова родилась в 1906 году в Пензе, в семье последнего губернского архитектора. Павел Николаевич Курбатов был известен не только в родном городе, до революции он принимал участие в строительстве гостиницы «Метрополь». А еще – здания Cтрахового общества «Россия», про которое в 1930-е годы ходил крамольный анекдот. Москвич, показывая приезжему Москву, говорит: вон в том красивом доме раньше было Страховое общество «Россия». – Сейчас тут, наверное, Госстрах? – Нет, Госужас. После революции там разместилось ОГПУ и до настоящего времени продолжают пребывать его наследники. Между прочим, поставленный перед ним в 1950-е годы памятник Дзержинскому (тот, что свалили в 1991 году) был изготовлен в той самой ленинградской мастерской, где отливали фигуры для «Площади революции».

Из дома в Пензе, построенного архитектором Курбатовым для себя самого, его после революции выселили. Оставшись у разбитого корыта, 16-летняя Тамара перебралась в Москву. А ее отец последние годы жизни провел в голоде и скитаниях и умер в 1932 году от воспаления легких. Тамара трудилась тапершей в кинотеатре, играла во время показа немых кинофильмов, снималась в массовке, подрабатывала натурщицей. Искала мужа – старым испытанным способом. «Я как-то в шутку спросил ее, – вспоминает племянник, – тетя, а вы со многими из своих знакомых мужчин были в интимных отношениях? И она, рассмеявшись, заявила в ответ: «Да со всеми!»

Знаете, за кого она мечтала выйти замуж? За писателя. В наше время это желание звучит немного странно, но на протяжении всей советской эпохи, до самой перестройки и крушения писательского союза как касты, быть писательской женой было престижно и сытно. Супругом Тамары стал Леонид Кольберт-Нежданов (1898–1969), журналист, поэт, театральный критик родом из Одессы. Она хвасталась родным и подругам, что муж ее кормил-одевал и регулярно водил в рестораны.

О ее муже-писателе известно немногое. В молодые годы в Одессе входил – вместе с Багрицким, Катаевым, Олешей – в объединение поэтов «Зеленая лампа».

…В предрассветных обманах бесшумно моторы

Ускользают, как тени, в небесной дали.

Неуверенны клятвы, изменчивы взоры,

И от губ опьяняющий запах «Шабли».

С Ваших пальцев летят лепестки туберозы…

При советской власти в его, так сказать, творчестве «лепестки туберозы» уступили место грубому агитпропу. На просторах Сети на одном из аукционов обнаружил отпечатанную в Ялте летом 1921 года листовку, призывавшую на выборы в Советы рабочих, крестьянских и солдатских депутатов. В ней за подписью Леонида Нежданова опубликованы такие вот вирши.

Кто не с нами – против нас

Прочитай в листовке – раз

Новый мир творит Москва

Это есть в листовке – два

Близок светлый лик зари

Говорит листовка – три.

«Кто не с нами – против нас» – фраза, ставшая популярной в первые послереволюционные годы, перефразированные евангельские слова («Кто не со Мною, тот против Меня). Остальное же немного напоминает шарады старика Синицкого из «Золотого теленка»: «Мой первый слог на дне морском, на дне морском второй мой слог». Между прочим, Илья Ильф был вхож в московский дом поэта.

С момента выхода замуж Тамара уже больше никогда не работала, ну разве что немного подрабатывала натурщицей. Даже во время войны, когда на полтора года эвакуировалась к родственникам в хлебный город Ташкент. Ее попытались было мобилизовать на «трудовой фронт» и отправили работать в местную типографию. Однако выдержала она там всего три дня: «Нет, не могу: уж слишком машины шумные. У меня от них уши болят!»

В 1948 году Леонида Кольберта арестовали, но, по словам Валентина Курбатова, работать «по-настоящему» это ее не заставило: она предпочитала относить в комиссионку припрятанные заблаговременно драгоценности. В 1954-м мужа освободили и вернули квартиру, где они жили до самой его смерти. «Бывало, идем с ней на Новодевичье кладбище, где похоронен ее муж (он попал туда как старый большевик. – Л.С.), – вспоминает ее племянник, – так тетя Тамара обязательно делает крюк: нет, сначала на могилку Матвея Генриховича заглянем. Она была неравнодушна к Манизеру.

Ближе к концу его тетка переехала к ним в Ташкент. «Вплоть до глубокой старости тщательно следила за своим гардеробом. Обновки делала, без конца перешивая какие-то старые платья. Давно разменяв девятый десяток, тетушка предпочитала носить юбки выше колен. В условиях среднеазиатского города такой наряд вызывал среди местных жителей бурю эмоций. Аксакалы у нас спрашивали: что это, мол, ваша бабушка в таком виде ходит, разве можно?» Тамара Курбатова скончалась в 1998-м, на 92-м году жизни, похоронена в Ташкенте.

Студентка с книгой

Пассажиров метро на этой станции будто настигает синдром навязчивых желаний. Проходя мимо скульптур, они до них обязательно дотрагиваются, да не абы куда, а в определенные места – согласно приметам. Поэтому левая грудь дискоболки светлее правой, ее трогают мужчины, рассчитывающие на женскую ласку. А у студентки с книгой в руке отполирована бронзовая туфелька, ее касаются девушки, не желающие остаться старыми девами. Правда, семнадцатилетняя Нина Каданер, позировавшая Матвею Манизеру, так и не вышла замуж, и детей у нее не было.

Летние каникулы 1937 года она, москвичка, проводила у тетки в Ленинграде, где и попала в модели к Манизеру. Станцию «Площадь революции» открыли 13 марта 1938 года, спустя неделю после ареста отца Нины, работника Московского завода обработки цветных металлов. На комсомольском собрании в школе ей пришлось отречься от отца, «врага народа и шведского шпиона». Много позже ей с мамой сообщили, что он умер в 1942 году от воспаления легких. На самом же деле его расстреляли по постановлению «тройки» через два месяца после ареста и бросили в общую могилу на Бутовском полигоне.

В 1941-м, будучи студенткой, копала окопы под Москвой, после окончания Московского полиграфического института долго не могла устроиться по специальности (борьба с «космополитизмом»), но в конце концов села в редакторское кресло, да так в нем и состарилась. Нина Израилевна Каданер, при жизни ставшая одной из московских примет, еще в конце 90-х трудилась в редакции журнала «Знамя», где мы и познакомились. В редакции ее называли ходячей энциклопедией, это особенно ценилось, интернета-то не было. Она ведь с утра до ночи читала книги, сидя за редакционным столом, будто примостившись в углу арки на станции метро. Правда, стройную фигуру с идеальными пропорциями сохранила до старости. За красоту ее и выбрал в модели Манизер. Мужчинам она всегда нравилась. Писатели, приносившие в редакцию рукописи, оказывали Нине знаки внимания, когда ей было уже за пятьдесят. Но человек была закрытый и никому о своей личной жизни не рассказывала. Не стало ее в 2001 году, в 81-й год рождения.

Про большой линкор «Марат»

Неподалеку от студентки стоит матрос с сигнальным флажком в руках, который – если с утра его потрогаешь – сделает твой день удачным, так считается. Моделью для него стал еще один, наряду с Алексеем Никитенко, курсант Высшего военно-морского училища имени Фрунзе Олимпий Рудаков. Правда, свидетельств самого скульптора на этот счет не осталось, но есть сведения, что его изваял один из его учеников Алексей Дивин, в 1937 году выпускник Всероссийской академии художеств по классу Манизера. Похоже, 24-летний курсант был выбран Манизером в качестве модели для матроса-сигнальщика за мужскую красоту, отвечавшую представлениям того времени. Красота – это страшная сила, мужская – может, даже в большей степени, чем женская. Наделенные ею мужчины обычно уверены в себе, общительны и легче сходятся с людьми, чаще занимают высокие посты, и даже интеллект у них, как пишут со ссылками на неведомых «британских ученых», выше, чем у некрасивых. Не знаю, как дело обстоит на самом деле, но с Олимпием Рудаковым, его еще называли самым красивым офицером Балтийского флота, все это похоже на правду.

Линкор «Марат» (поначалу он был «Петропавловском») – один из четырех первых российских дредноутов. Экипаж корабля принимал участие в Первой мировой войне, потом – в Октябрьской революции. Спустя несколько лет матросы разочаровались в большевиках и приняли участие в Кронштадтском мятеже, после подавления которого были расстреляны те из них, кто не ушел по льду залива в Финляндию. На линкор прибыл из Петрограда новый экипаж, решивший дать кораблю новое имя – в честь Жана-Поля Марата.

Это был показательный корабль Балтфлота, его посещали вожди. «К.Е. Ворошилов на линкоре «Марат» – есть такая картина придворного художника Исаака Бродского, 1929 год. В 1937 году линкор отправили в Англию для участия в международном военно-морском параде на Спитхэдском рейде Портсмута по случаю коронации Георга VI. Одним из участников похода стал Олимпий Рудаков. В 17 лет он приехал из Казани в Москву, работал грузчиком на заводе «Каучук», оттуда по комсомольской путевке был направлен на учебу в Ленинград.

Во время войны он уже служил не на «Марате», а на эсминце «Сокрушительный». В октябре 1941 года за мужество и героизм Рудаков был награжден орденом Красной Звезды. «Сокрушительный» прикрывал транспорты и сбивал самолеты. Но 20 ноября 1942 года корабль попал в жесточайший шторм, под ударами волн у корабля отломилась корма, и он пошел ко дну. Чудом удалось переправить большинство членов экипажа на другие корабли, на борту остались 15 матросов – с тем, чтобы удержать судно на плаву до прихода тральщиков, и все они погибли. Командир эсминца вместе с замполитом и старпомом – старшим лейтенантом Рудаковым покинули его не последними, как положено на флоте. По приговору военного трибунала первые двое были расстреляны, а смертный приговор Рудакову заменили 10-летним заключением (с отсрочкой его исполнения до окончания военных действий). Относительно того, насколько обоснованным был приговор, существовали разные мнения. Есть свидетельство, что Рудакова сняли с терпящего бедствие судна раненым и 138-м по списку, а потом флотское начальство выставило его крайним.

Рудаков воевал рядовым минометного взвода штрафной роты на Карельском фронте. Взвод держал оборону на полуострове Рыбачий, том самом, где немцам так и не удалось перейти государственную границу. Определили Рудакова в «ботики» (так именовали доставщиков боеприпасов и продуктов), что означало верную смерть, они жили в среднем не более двух-трех ходок. По счастью, его как опытного артиллериста вскоре оттуда забрали, и он в звании рядового воевал командиром противотанковой батареи. После двух ранений, в 1944 году он был восстановлен в звании и возвращен на Северный флот (там остро не хватало опытных морских офицеров). Вскоре он стал командиром эсминца «Доблестный», что само по себе невероятно – недавний штрафник закончил войну капитаном третьего ранга, кавалером трех боевых орденов. Его наградные листы доступны на портале «Память народа» – в них о том, что он конвоировал суда, доставлявшие по ленд-лизу боевую технику и все остальное (всего 31 судно), успешно охотился за немецкими подводными лодками. Первый орден Красной Звезды ему, правда, возвращен не был.

Дальнейшая карьера Рудакова шла без особых скачков. Командир корабля – новейшего на тот момент крейсера «Свердлов», капитан первого ранга. И тут новый поворот. В Англии – вновь коронация, на этот раз Елизаветы II, унаследовавшей трон после Георга, на параде в честь коронации которого он когда-то присутствовал. Рудакова вызывают в Москву, где его принимает сам министр обороны маршал Н.А. Булганин. Шел май 1953 года – продолжалась холодная война, прошло всего ничего после смерти Сталина, еще не арестован Берия (его арест состоится в конце июня), новые советские руководители рассчитывают хоть немного ослабить разлитое в воздухе напряжение. Это был первый зарубежный послевоенный визит боевого корабля в государство вероятного противника. На борту отправляющегося в Англию крейсера – Алексей Косыгин, в ту пору министр легкой и пищевой промышленности СССР. Экипаж доукомплектовывается спортсменами, артистами, поваром и двумя официантами из ленинградской «Астории».

По дороге в Англию корабль попал в сильный шторм. Пришлось наверстывать упущенное время. Опоздавшему крейсеру предстояло пройти в плотном строю стоящих на рейде 200 боевых кораблей различных стран. Рудаков повел крейсер на отведенное ему место на полном ходу, подошел к отмеченной на карте точке. Однако сигнальный буй с советским флагом отсутствовал – как потом только выяснилось, его затянуло течением под воду. И тем не менее капитану удалось встать на два удаленных один от другого якоря всего за 12 минут, в шесть раз перекрыв норматив британского Адмиралтейства. Это было оценено зрителями парада. И не ими одними.

Высокая маневренность корабля была замечена представителями британских спецслужб. Обследовать днище советского крейсера во время стоянки был направлен известный боевой пловец британского Королевского флота, коммандер по званию (капитан третьего ранга) Лайонел Крэбб. Он, как считается, вдохновил Яна Флеминга на создание романа «Шаровая молния», где коммандер Бонд, опытный водолаз, обезвреживает врага на Багамах. Спустя три года, когда в Портсмут прибыл «Орджоникидзе», крейсер типа «Свердлова», на борту которого были Хрущев с Булганиным, Крэбб был послан исследовать гребной винт крейсера, о новой конструкции которого хотела знать британская морская разведка. Больше живым его никто не видел.

Вернемся в июнь 1953 года. 20 офицеров «Свердлова» во главе с командиром получили приглашение на Коронационный бал. Рудаков преподнес королеве горностаевую мантию – подарок от советского правительства и был приглашен ею на тур вальса. На следующее утро после коронации, 3 июня 1953 года, в Портсмуте проходил морской парад, ставший не только огромным национальным праздником, но и вехой в истории телевидения. Впервые более 100 млн человек в Великобритании, многих странах Европы и на американском континенте могли в прямом эфире наблюдать за этим событием по телевизору. Строй военных кораблей обходила сама королева на яхте «Сюрприз», а затем на британском флагмане «Авангард» устроила награждение капитанов гостевых кораблей юбилейными медалями. Они выстроились на корме по старшинству воинских званий. Первыми в строю стояли американские и французские адмиралы, но Елизавета II сначала вручила медаль Олимпию Рудакову.

Крейсер «Свердлов» пользовался невероятной популярностью – гостям разрешали подняться на верхнюю палубу, фотографироваться. В английской прессе с удивлением писали об интересном культурном отдыхе простых матросов, которые то затягивали красивые песни, то пускались в пляс. Никто и представить не мог, что то были солисты ансамбля песни и пляски Краснознаменного Балтийского флота.

Дальше начинаются легенды, возникшие тогда же в британской желтой прессе, а полвека спустя достигшие российского глянца. Самая популярная из них – о том, как при виде русского красавца дрогнуло сердце молодой британской королевы. Он, конечно, мог произвести впечатление. Как пишет один из его сослуживцев А.Л. Лифшиц, командир эсминца «Урицкий», «внешне Олимпий Иванович был русский былинный богатырь». Но, как сообщает мемуарист, «в домашней жизни он был тих и находился под влиянием своей жены Валентины, бывшей монтажницы судостроительного завода, где они и познакомились на стройке «Гремящего».

Из сайта в сайт, из глянца в глянец переходит рассказ о младшей сестре королевы, принцессе Маргарет, будто бы приславшей ему прямо на корабль целый фургон цветов. А потом «с солдатской прямотой» заявившей Рудакову, что он ей очень понравился, а потому она хочет, с разрешения королевы, совершить с ним десятидневное путешествие по замкам Англии. Отважный капитан смог отлучиться только на пару деньков.

На самом деле вечером того же дня «Свердлов» ушел домой, в Балтийск, где еще долго ходили байки про его поход. Приведу опубликованный рассказ Бориса Рудакова, сына Олимпия Ивановича, тоже офицера ВМФ. «Какой-то офицер, который не знал отца в лицо, начал рассказывать ему, как на балу у королевы Рудакову поднесли бокал шампанского. А тот в ответ: «Да вы что, разве русские так пьют!» С этими словами, мол, вытащил из стоявшей рядом вазы цветы, налил туда водки и залпом выпил. При этом мужик этот клялся и божился, что они с Рудаковым корешки еще с училища. Когда же отец представился, офицер чуть не сгорел от стыда».

Вскоре после возвращения из Портсмута, в 1953 году, бывшего сигнальщика линкора «Марат» награждают новым орденом и присваивают звание контр-адмирала. В том же году сам линкор был отправлен на металлолом. Вскоре Рудаков становится начальником штаба эскадры, потом служит в Главном разведывательном управлении. Однако в 1959 году карьере 46-летнего адмирала приходит конец, его отправляют на преподавательскую работу. Причина, как полагают, связана с тем, что случилось 7 июня 1959 года в польском порту Гдыня.

Оттуда на катере вышел порыбачить командир эсминца «Сообразительный» капитан 3-го ранга Николай Артамонов и приказал матросу-мотористу взять курс на Швецию. В период английского похода «Свердлова» Артамонов служил на нем, и Рудаков взял его на знаменитый бал. В КГБ не исключили, что именно тогда он был завербован ЦРУ, с которым стал сотрудничать, переехав в США. Там спустя лет 10 его нашла советская разведка, и он согласился ей помочь – «в обмен на прощение, восстановление воинского звания, устройство сына в военно-морское училище». А потом выяснилось, что он был двойным агентом, фактически работая на ФБР. Тогда, как пишет в книге «Прощай, Лубянка» экс-генерал КГБ Олег Калугин, было принято решение «приводить в исполнение смертный приговор, вынесенный ему еще в 1960 году». В 1975 году его выманили на встречу в Австрии и повезли в сторону чехословацкой границы, надев на лицо маску с хлороформом, а по прибытии обнаружили, что он не дышит.

К тому моменту Олимпия Рудакова, «самого красивого офицера Балтийского флота», уже год как не было на свете, он скончался в 1974 году от болезни почек.