Тайные тропы нелинейного мышления

Китай – это цивилизация, притворяющаяся страной. Фото Pixabay

В середине прошлого века Мао Цзэдун наконец пришел к власти, установив контроль над более чем миллиардным населением. Однако этого Мао было мало. Мыслил он приблизительно так: если страна, которую он контролирует, будет доминировать, то на вершине мира окажется и ее правитель. Однако для этого необходимо устранить две доминирующие на тот момент державы – СССР и США. По мысли Мао, третья мировая война (лобовое столкновение СССР и США) расчистила бы поле для китайского доминирования. Он публично озвучивал мысль, что многочисленность китайцев позволит именно им пережить третью мировую войну. По сути, Мао старался войти в соответствии с известной стратагемой в роль мудрой обезьяны, которая наблюдает, как два тигра в долине уничтожают друг друга. Тогда он этого сделать не сумел. Однако идея жива, а мудрая обезьяна перешла от наблюдения за тиграми к более активным действиям.

Мао полагался на ядерное оружие, полученное и лаской и таской от СССР (конкретный промах Хрущева). Однако доминирующую роль в мире принесло оружие вовсе не ядерное, а экономическое (конкретный промах Киссинджера–Никсона). Спохватившийся еще до Трампа американский истеблишмент пытается остановить экономическое наступление Китая. В ответ Китай включил глубоко законспирированного агента влияния, выпестованного в свое время едва ли не под личным контролем Мао.

Такова наша версия хода событий после проведенного тщательного расследования. Некоторые фрагменты из нашей новой книги «Летальные игры стратегов» приводим ниже.

«На деле с нелинейным мышлением у нас дела обстоят прямо-таки катастрофически. В этой книге – после предварительного изложения «подсобного» материала – я и мои коллеги приводим неопровержимые аргументы и факты нелинейной игры Китая в рамках стратегического треугольника, где две другие страны – США и РФ – ведут линейную игру. Нелинейные решения чаще всего стратегические, линейные же – соответственно тактические.

Говоря терминами геометрии, в вышеупомянутом треугольнике оказалось сразу два тупых угла – наш и американский. Такого не может быть ни в геометрии Евклида, ни даже в геометрии Лобачевского – это возможно только в геометрии Римана. Выходит, Китай вынудил США и РФ действовать, образно говоря, в политическом пространстве Римана. Чтобы в этом убедиться, достаточно заглянуть в приведенное в качестве одного из приложений к основному тексту книги досье одного высокопоставленного американского политика, заклятого друга России, чуть было не ставшего президентом Соединенных Штатов».

«И, коль мы заговорили об искусственном интеллекте и Китае, напомню об одном поразительном факте. В 1997 году суперкомпьютер Deep Blue, разработанный компанией IBM, переиграл чемпиона мира по шахматам Гарри Каспарова. И с этого момента шахматы потеряли свой ореол: машина превзошла человека. Но только через 20 (!) лет программа искусственного интеллекта AlphaGo, разработанная в компании DeepMind, принадлежащей Google, переиграла чемпиона мира по игре в го Ке Цзе. Какой разрыв! Киберинтеллекту потребовался дополнительный рывок в технологиях, чтобы победить игрока в го (с перевесом всего в половину очка). Но это и неудивительно: если шахматы – игра только для левого полушария мозга, то игра го требует активной работы обоих полушарий, а также комплексной мобилизации интеллектуальных, волевых, психологических и других человеческих факторов.

О чем это говорит? Обратившись к шахматной аналогии книги Збигнева Бжезинского «Великая шахматная доска» с его геополитическими рассуждениями, получим следующее распределение политиков 1990-х по интеллектульно-игровым номинациям: если Буш играл в шахматы, то Дэн Сяопин – в го, Горбачев – в шашки, а уж Ельцин – сначала в поддавки, а потом и совсем скатился до чапаевцев».

«В современном Китае Конфуция вспоминают в других аспектах, используя модернизированные постулаты конфуцианства под конкретные ситуации, например, в попытках урегулировать проблему социального неравенства крестьян (с 2003 года формируется новая система корпоративной сельской медицины; с 2007-го среднее образование становится бесплатным для крестьянских семей – в городах реформа начала действовать с 2008-го; с 2009-го вводится система пенсионного страхования и т.п.). Но это фрагментарные, опосредованные проекции: в них великое учение не всегда и просматривается сквозь социально-хозяйственное содержание проводимых мероприятий. Если же говорить об аутентичном, глубинном конфуцианстве, то не факт, что сейчас Китай стал жить по Конфуцию. Не отрицая учения Конфуция, но в то же время не делая его основополагающим, китайские руководители и стратеги тем не менее отлично владеют древнекитайскими алгоритмами достижения целей – стратагемами, что делает Китай очень и очень непростым объектом переговоров и партнерских намерений».

«Китайская древняя цивилизация оставила ценное наследие – целую систему алгоритмов нелинейного мышления, называемых в европейской традиции стратагемами. Китай за тысячи лет своего существования выработал немало методов воздействия и тонкого управления стратегическими процессами, позволяющих входить в конфронтацию с более сильным соперником и его же руками придвигать к себе опору.

В 1950 году опубликован в русском переводе академика Николая Конрада трактат древнекитайского автора Сунь-цзы «О военном искусстве». Сейчас об этом мыслителе много говорят и пишут. Кто такой Сунь-цзы? По мнению историков, под этим псевдонимом писал выдающийся полководец Сунь Бинь. Он и сотворил этот знаменитый трактат еще в IV веке до н.э. в древнем царстве Ци. Именно он по факту разработал теорию стратагемности.

Как указывал академик Конрад, многие разработки трактатов Сунь-цзы «всегда легко переносились из области войны в область политики и дипломатии». Причем сам Сунь-цзы считал высшим достижением военного искусства – побеждать, не прибегая к военным действиям. В разделе своей книги «Стратегическое нападение» Сунь-цзы прямо пишет: «Поэтому самая лучшая война – разбить замыслы противника; на следующем месте – разбить его союзы; на следующем месте – разбить его войска. Поэтому тот, кто умеет вести войну, покоряет чужую армию, не сражаясь; берет чужие крепости, не осаждая; сокрушает чужое государство, не держа свое войско долго. Поэтому и можно, не притупляя оружия, иметь выгоду – это и есть правило стратегического нападения».

Одна из самых характерных стратагем, основанных на нелинейном алгоритме, – «Убить чужим ножом».

«Мао манипулировал не только Хрущевым, апеллируя к ядерной угрозе, якобы идущей от американцев, и выманив у него ядерные технологии для своей страны. Он пытался и Никсона убедить, что у Китая – ключевая роль в холодной войне против Советского Союза. Высокопоставленный китайский государственный деятель Гэн Бяо на внутреннем заседании в 1975 году высказался откровенно: «Американские империалисты хотят воспользоваться нами, чтобы взаимодействовать с советскими ревизионистами. У них нет возможности нас использовать. Скорее мы можем использовать их».

«США всегда хотели иметь КНР в качестве противовеса Советскому Союзу. Именно достижению этой цели были посвящены тайные поездки Киссинджера в Китай в начале 1970-х годов, предварившие встречу на высшем уровне. Американцам был выгоден антисоветизм Китая, удерживающий часть внимания Москвы, в том числе – и военного – на Востоке, что было на руку США. Мао вообще считал, что США хотят создать ситуацию, когда Москва «увязнет в Китае», пока Соединенные Штаты будут разбираться с Вьетнамом, поэтому Китаю нужны были рычаги воздействия на американцев, чтобы побудить их сдерживать СССР на этом направлении. Примерно о том же – только уже с американской точки зрения – говорится в статье «Никсон идет в Китай» на сайте Ассоциации дипломатических исследований: «За счет переговоров с СССР и Китаем власти США хотели заставить Ханой вести серьезный диалог о разрешении вьетнамского конфликта».

Какое фокусное – сверхконцентрированное – пересечение интересов!

А теперь представьте, что в это перекрестие попадает сбитый советской ракетой молодой летчик из элитной американской военной династии (сын и внук адмиралов) – тот самый, который чуть не станет президентом США через несколько десятков лет, нога в ногу шагая с Обамой. В какой политический антициклон могли «зарядить» этого ценного военнопленного китайские спецы, напрямую имевшие к нему доступ через своих вьетнамских друзей?»

«Был у Маккейна период, когда он оказался «спрятан за стенами» и никто не знал, где он находится. Речь – о вьетнамском плене.

Казалось бы, что тут особенного? Представитель напавшей страны пленен во время боевых действий (его самолет сбит советской зенитной ракетой «Двина» в октябре 1967 года). Но информация об этом периоде его жизни весьма противоречива: от утверждения, что его мучили «специально приглашенные кубинцы», до сведений о якобы его отказе от собственного освобождения с требованием отпустить американских военнослужащих, попавших в плен раньше него. Но освобождение все же последовало – в марте 1973 года, после заключения Парижских соглашений между США и Вьетнамом».

«С начала 2000-х годов Маккейн направил свою политическую деятельность и на международное пространство, преимущественно – постсоветское. Выдвигал требования об исключении России и Китая из ООН и создании на ее месте «новой демократической организации». В 2005 году требовал исключить Российскую Федерацию из «большой восьмерки». В 2000 году Александр Лукашенко запретил Маккейну въезд в Белоруссию. Маккейн всячески поддерживал лидеров оранжевой революции Виктора Ющенко и Юлию Тимошенко – даже предлагал выдвинуть их на Нобелевскую премию мира. Как-то Маккейн сказал о Владимире Путине: «Когда я заглянул в глаза Путину, то увидел три буквы: КГБ». О том, что могло мерцать в глазах самого Маккейна, поговорим чуть позже».

«Вернемся к обстоятельствам пленения и нахождения под стражей: «Джон катапультировался и чуть не утонул, упав в озеро. При падении сломал ногу и обе руки. Попал в плен. С августа 1968 года подвергался постоянным избиениям. Через четыре дня допросов написал «признание» своей вины, специально используя коммунистический жаргон с целью показать, что признание выбито под пытками. Во время допросов получил новые переломы, из-за которых и сегодня не может поднимать руки выше головы. После очередных пыток Маккейн заявил, что выдаст фамилии своих сослуживцев, и назвал состав футбольной команды «Грин Бэй Пэкерз». По вьетнамским источникам, его положение в плену было привилегированным, поскольку стало известно, что он – сын и внук высокопоставленных американских военных.

Вернувшись из вьетнамского плена, Маккейн был принят лично президентом Ричардом Никсоном. На прием прибыл на костылях. Церемония была сродни чествованию героя войны – ему вручили награду. Но почему через несколько десятков лет этот факт заиграет совсем другими интерпретациями? Газеты запестрят заголовками типа «Президентское помилование от Никсона спасает Джона Маккейна от обвинений в государственной измене», «Почему ничего в новостях…», «Почему нет отчетов…», «Почему правда была скрыта от американцев во время выборов?» и т.п. Только ли в особенностях выборно-политических процессов здесь дело или же – нет дыма без огня?»

«Издатель American Conservative (TAC) Рон Унц (Ron Unz) в конце нулевых годов дал ход истории, где Маккейна подозревают в предательстве.

Реальные ветераны Вьетнамской войны обвиняли кандидата в президенты от республиканцев Маккейна в сокрытии информации об американских заключенных во Вьетнаме, в отличие от него не вернувшихся домой. Утверждалось, что на протяжении всей своей карьеры в Сенате Маккейн тихо финансировал и вводил в федеральный закон ряд запретов на раскрытие информации об этих людях, пропавших без вести во Вьетнаме. Сидни Шенберг представила эту «взрывную историю», меняющую образ сенатора с борца за интересы военнопленных и их семей на «поборника сокрытия улик».

При этом указано на странную особенность: Республиканская партия сделала военную службу Маккейна центром своей президентской кампании, в то же время поражало, как обычная пресса уклоняется от освещения истории военнопленных и роли Маккейна в ней: «Репортеры, освещавшие войну во Вьетнаме, повернули головы и пошли в другом направлении. Маккейн не говорит о пропавших людях, и пресса никогда не спрашивает его о них».

«По мере того как шли годы, а выкуп не приходил, любому правительству становилось все труднее признать, что оно с самого начала знало о непризнанных заключенных. Эти заключенные не только стали бесполезными в качестве козыря, но и поставили под угрозу желание Ханоя быть принятым в международное сообщество. Чиновники ЦРУ заявили, что их разведывательные данные четко указывают на то, что оставшиеся мужчины – те, кто не умер от болезней, тяжелого труда или пыток, – в конечном счете были казнены. Очень немногие американцы знают об этой истории и о роли Маккейна в отрицании проблемы брошенных военнопленных».

«Конечно, Маккейн в этом следовал настрою каждого правительства со времен Никсона и, следовательно, каждого директора ЦРУ, главы Пентагона и советника по национальной безопасности, а также «ленивой прессы, особенно в Вашингтоне». Но у него есть и личный вклад: Маккейн сумел зарубить и выхолостить законодательную инициативу 1990 года – «Законопроект об истине». Его рассмотрение началось в Палате представителей. Этот краткий и простой документ должен был обеспечить полную прозрачность в отношении заключенных и пропавших мужчин. Вместо него возведены новые препоны».

«Конечно, Маккейн, работая в обойме и будучи членом элиты, имел определенные корпоративные обязанности. Но столь реактивное отношение к любому мало-мальски значимому отблеску событий плена имело у него все же свой – очень личный – окрас. Понятно, человек, прошедший через ад плена, не будет равнодушен к этой теме и сделает все от него зависящее и соответствующее занимаемому им посту, чтобы другие сограждане тоже вырвались на свободу. Но таких-то действий и не наблюдалось! Все обстояло как раз наоборот: «Следствие закончено, забудьте! Там нет никого!» Именно Маккейн стал во главе «правительственного крестового похода против правды», как это назвала Сидни Шенберг.

Так какую же личную тайну хотел схоронить в месте своего пленения Маккейн? Да так схоронить, чтобы ни одна ниточка информации не протянулась оттуда ни в информационное поле, ни в семьи плененных!»

«Строить и подсовывать троянских коней – вполне китайская традиция. Например, в 1924-м, когда китайские коммунисты еще сотрудничали с Гоминьданом, Мао направил в военную академию немало своих людей, а когда между этими партиями вспыхнула открытая гражданская война, информацию из штаба Чана сливали Мао напрямую. Что могло помешать использовать такой опыт против американца? А ведь Китай куда плотнее СССР контролировал Вьетнам, когда тот воевал с США. Хотя бы потому, что граничил с Вьетнамом напрямую, а потому поставлял куда больше ресурсов и даже живой силы. Соответственно и вьетнамцы позволяли Китаю больше, чем нам.

Китай вел во Вьетнаме свою геополитическую игру. Он очень боялся, что США разрушат его ядерные начинания. Смещая доминанту интересов США во Вьетнам, Китай решал свои задачи».

«Есть американская поговорка: «Возможность украсть создает вора». Американцы позволили Китаю стать тем, кем он является, – гигантом. Скорее всего Китай и без американских вложений разыграл бы свое главное преимущество – изобилие трудолюбивых и неприхотливых – и вернулся бы в число великих держав. Но сколько еще десятилетий ушло бы на это?

Киссинджер – прекрасный аналитик, написал немало серьезных книг по истории. В частности, он восхищен Меттернихом. Тот в XIX веке создавал в Европе равновесные комбинации, позволившие в основном сохранить мир на целый век после конца Наполеоновских войн. Отдельные мелкие стычки случались, но первое серьезное столкновение – Россия против Турции, Британии, Франции и примкнувшей к ним Сардинии (что позволило ей через несколько лет возглавить процесс объединения Италии) – началось только в 1853-м – через пять лет после его отставки. Киссинджер так увлекся личностью Меттерниха, что, похоже, представил себя Меттернихом XX века.

Его стратегическая инициатива – пойти на сближение с самым кровавым диктатором всех времен и народов. По официальным данным, только в мирное время Мао погубил 70 миллионов (!) жителей своей страны. К моменту его смерти в КНР было примерно 850 миллионов граждан, то есть он причастен к смерти каждого 12-го.

Но Киссинджер пошел на это. Прежде всего – чтобы создать новый канал давления на Советский Союз. По мере сближения обнаружились и другие возможности».

«Оценив исключительно благоприятные условия, Дэн Сяопин сумел привлечь американские инвестиции. Американцы, конечно, не просто так пришли. Их транснациональные компании очень хорошо заработали на дешевой рабочей силе. Львиная доля маржи шла в карманы межнациональных компаний.

Но США все больше зависели от Китая, что в стратегической перспективе наращивало их уязвимость. Сейчас стало очевидно то, о чем давно предупреждали многие – например видный консервативный политик и публицист Патрик Бьюкенен. Руководители США, мысля линейно, полагали, что глобализацией и открытием рынков переиграют Китай благодаря уже накопленному в таких условиях опыту. Но китайцы оказались способными учениками: за 10–15 лет буквально сумели, как в истории часто бывает, превзойти учителя.

То, что Китай становится гораздо большей, чем СССР, угрозой, можно было предвидеть еще в конце 1980-х годов, когда только Дэн 4 июня 1989 года подавил начатое 15 апреля 1989 года протестное выступление студентов на площади Ворот Небесного Спокойствия – Тяньаньмэнь. Американцы должны были понять, что он пойдет на все, чтобы добиться экономического ренессанса Китая. Но у них не хватило сил для стратегического прогнозирования: их все еще пугал слабеющий Советский Союз, хотя там уже явны были усталость населения от коммунистических догматов, либерализация».

«Некоторые американские руководители мыслили стратегически. В частности, старший Буш в 1991-м, выступая в Верховном совете Украины, призывал депутатов не выводить республику из состава СССР.

Пока США надрывались в противостоянии СССР, а потом во взятии под контроль всех регионов, откуда мы ушли, КНР обошла США. Американцы могли сохранить противовес Китаю в лице либерализованного Советского Союза. Наша страна даже с коммунистической идеологией в цивилизационном отношении ближе к Западу, а к концу советской эпохи уже откровенно тянулась к Западу. А Китай – качественно иная цивилизация. По выражению одного историка, Китай – это цивилизация, притворяющаяся страной. К России это также относится, но в Китае выражено куда сильнее. Это совершенно другой мир. И с этим миром американцам придется очень туго».

«Авторам не раз доводилось (и, надеемся, еще не раз доведется) ездить по горной дороге между Симферополем и Ялтой. Там десятилетиями висело множество указателей «Улавливающий тупик». Это небольшое сравнительно прямое продолжение спуска дороги перед крутым поворотом, ведущее вверх и дающее возможность погасить скорость, если тормоза работают плохо и машина не вписывается в вираж. Только выбраться из такого тупика сложно: надо не только проверить, что случилось с техникой, но и найти просвет в потоке, куда можно вписаться задним ходом, и заново набрать скорость. 

На пути развития общества дорожные указатели не расставлены. Трудно заранее понять, где магистраль, а где тупик, губящий набранную страной – или даже всем миром – скорость и вынуждающий начинать движение с нуля, а то и со значительного минуса. В последние годы накопилось немало признаков движения в очередной тупик. Надеемся, наша книга не только позволит понять его происхождение, но и укажет некоторые приметы, позволяющие заметить подобные тупики заранее, дабы избежать попадания в них».