Калибр вождя и судьба страны

На площади Тяньаньмэнь 30 лет назад. Фото автора

В Пекине отметили юбилей студенческих демонстраций на площади Тяньаньмэнь. Как сообщило 30 апреля агентство «Синьхуа», «на торжественном собрании в Доме народных собраний генеральный секретарь ЦК КПК, председатель КНР, председатель Центрального военного совета Си Цзиньпин произнес важную речь». В ней, в частности, отмечалось, что «китайская молодежь из поколения в поколение вела и продолжала борьбу и с победной песней продвигалась вперед». Торжества в Пекине и других городах Китая были посвящены юбилею событий на площади Тяньаньмэнь. Но не тех, что произошли 30 лет назад, в мае-июне 1989 года, а случившихся 100 лет назад и вошедших в историю как Движение 4 мая. Именно тогда было положено начало традиции выходить на главную площадь столицы и выражать точку зрения молодежи на самые животрепещущие проблемы нации.

Главная историческая сцена Китая

100 лет назад такой проблемой была обида, нанесенная Китаю державами-победительницами в Первой мировой войне. Китай входил в состав победоносной коалиции, посылал стройбаты на возведение укреплений и рассчитывал получить награду в виде восстановления суверенитета над германскими концессиями на полуострове Шаньдун. Но Циндао и другие порты были отданы еще одной союзнице – Японии. Студенты расценили это решение как очередное унижение Поднебесной державами Запада. Стремясь покончить с принижением своей страны, найти пути к национальному возрождению, студенты и молодые преподаватели обратились к идеям марксизма. Летом 1921 года была создана Коммунистическая партия Китая.

Через 30 лет после начала Движения 4 мая по площади Тяньаньмэнь двигались колонны танков, артиллерийских тягачей, маршировали колонны солдат под красными флагами. С трибуны ворот Тяньаньмэнь участник I съезда КПК, ставший вождем победителей в гражданской войне (1946–1949), заявил: «Китайский народ поднялся с колен!» 

Мао Цзэдун, зная сакральное значение площади Небесного Спокойствия, одобрил предложение советских архитекторов расширить и без того внушительное пространство, дабы проводить военные парады и демонстрации трудящихся не хуже, чем на Красной площади в Москве. Впоследствии на месте снесенных построек были воздвигнуты величественные здания Дома народных собраний, Национального музея и Мавзолея Мао Цзэдуна, которые вместе с воротами Тяньаньмэнь с четырех сторон обрамляют главную площадь Поднебесной, ее середину. В центре самой большой в мире площади поставили памятник народным героям.

Площадь Тяньаньмэнь оставалась огромными подмостками, на которых были поставлены и другие ключевые сцены истории КНР. На ней в годы «великой пролетарской культурной революции» собирались студенты-леваки с дацзыбао, в которых перечислялись высшие партийные и государственные деятели, усомнившиеся в правильности «большого скачка». Вскоре площадь стала заполняться сотнями тысяч еще более юных «революционеров» – хунвэйбинов (красных охранников). Несколько раз перед впадающими в экстаз молодыми погромщиками появлялся сам организатор смуты, продолжавшейся 10 лет.

Думающие китайцы понимали гибельность политики «самого красного солнышка», но только студенты нашли в себе отвагу первыми выйти на площадь Тяньаньмэнь. Поводом стала кончина премьера Чжоу Эньлая, ближайшего сподвижника Мао Цзэдуна, умудрявшегося спасать отдельных опальных деятелей, смягчать некоторые провальные решения Мао и его всесильной жены Цзян Цин. 

Премьер Чжоу скончался в январе 1976 года, но массовые выражения скорби начались в апреле, когда по традиции в праздник поминовения усопших Цинмин полагается посещать родные могилы. 5 апреля сотни тысяч студентов и простых горожан с портретами Чжоу Эньлая и белыми траурными венками под звуки Интернационала  стали собираться у памятника народным героям. Зачитывали поминальные адреса от организаций, декламировали стихи, раздавали листовки.

Полиция и армейские части жестко разогнали собравшихся и арестовали активистов. Победа оказалась недолговечной. Уже в сентябре того же года умер Мао Цзэдун, его ультрареволюционных сторонников арестовали, и вскоре к власти пришел Дэн Сяопин. По случаю избавления от «банды четырех» на площади Тяньаньмэнь состоялись массовые демонстрации.

Китайская молодежь «продолжала борьбу и с победной песней продвигалась вперед». В 1985 году пекинские студенты и учащиеся поддержали выступления своих сверстников на острове Хайнань и в городе Гуанчжоу против роста цен, коррупции и бюрократизма. С благословения Дэн Сяопина именно тогда была восстановлена смертная казнь и начались показательные расстрелы попавшихся коррупционеров. В конце 1986-го студенты вышли на улицы с требованиями борьбы против бюрократизации и коррупции под лозунгом «Без демократии нет реформ». Выступления довольно быстро погасили мирными средствами. Однако нескольких реформаторски настроенных партийных лидеров, включая даже генерального секретаря ЦК КПК Ху Яобана, обвинили в «потакании буржуазному либерализму» и сместили с постов.

Дэн Сяопин защитил оставшихся в руководстве сторонников преобразований и даже дал добро на подготовку проекта политической реформы. Но ограниченные шаги в этом направлении не привели к сокращению масштабов коррупции и неравенства, а предпринятая реформа цен понизила уровень жизни населения. 

К весне 1989 года усиление капиталистической составляющей «социализма с китайской спецификой» приняло еще более откровенные формы. Ускорилась инфляция, разрыв в доходах верхов и низов стал вызывать массовое возмущение. Вседозволенность нуворишей и новой аристократии из органов власти настраивала на боевой лад легких на подъем молодых бунтарей.

Из искры возгорелось пламя

Искрить начало еще в середине апреля, когда скончался популярный среди молодежи бывший генеральный секретарь Ху Яобан. В Пекинском университете появились дацзыбао с требованиями ликвидировать однопартийность, освободить политзаключенных, улучшить ситуацию с правами человека, покончить с коррупцией. 

Хорошо помню те теплые весенние дни. Вместе с коллегами из ЦК КПСС я прилетел из Москвы готовить визит Михаила Горбачева. Нас поселили в только что открывшейся гостинице-высотке на улице Чанъаньцзе (Вечного Спокойствия), рассекающей с востока на запад всю китайскую столицу и проходящую сквозь площадь Тяньаньмэнь.

Сначала я обратил внимание на странных велосипедистов, не крутивших педали с безучастным видом, а выкрикивавших лозунги и державших в руках картонные транспаранты с крупными иероглифами. Потом на Тяньаньмэнь, по которой несколько раз за день проезжали наши машины, стали заметны группы молодежи, скапливавшиеся то в одном, то в другом уголке гигантской площади. Уже через пару дней отряды по 30–40 человек стали маршировать по Чанъаньцзе под приветственные выклики прохожих. Персонал нашей гостиницы поддерживал манифестантов довольно оригинально: из окон верхних этажей выбрасывали рулоны туалетной бумаги, которые успевали размотаться и горделиво парили в воздухе разноцветными лентами. 

Вскоре демонстрантов стало больше, чем прохожих, они начали двигаться колоннами. Впереди несли красный кумач с названием учебного заведения или организации, затем следовали политические лозунги, карикатуры.

30 лет спустя

В конце апреля нынешнего года я снова ходил по огромной и полупустынной площади Тяньаньмэнь, вспоминал о прошлом и размышлял о будущем. После «инцидента на площади Тяньаньмэнь» я много раз бывал в Пекине. Но почему-то именно в тот солнечный день особенно четко всплыли картинки 30-летней давности.

…Памятник народным героям в центре площади – тут был штаб студентов, среди множества флагов и транспарантов висели плакаты с надписями по-русски: «Горбачеву – ура!» и «За нашу и вашу свободу!» Сюда студенты и рабочие-дружинники не пропускали зевак и иностранцев, а исключения делали только для советских журналистов и дипломатов, которым выдали напечатанные в Москве модные тогда большие значки-«тарелки», половина которых состояла из советского флага, а вторая половина – из китайского. Эти красные значки высоко ценили (один значок – одна бутылка виски) иностранцы, прилетевшие освещать первый за несколько десятилетий визит советского генсека в Китай на чартере, который окрестили Glasnost Plane.   

Именно мощный десант корреспондентов смог засвидетельствовать не только примирение двух крупнейших Коммунистических партий, но еще и массовые выступления китайской молодежи. Без десятков съемочных групп, которые вели прямые репортажи с площади Тяньаньмэнь, события тех дней могли бы остаться незамеченными или привлечь гораздо меньше внимания.

…Стоящий как раз напротив Ворот Небесного Спокойствия (Тяньаньмэнь) флагшток с развевающимся стягом Китайской Народной Республики. У него день и ночь стоит караул из молодцеватых солдат. По сценарию именно на фоне кумачового стяга с пятью золотыми звездами перед главным коммунистом Советского Союза должна была промаршировать рота почетного караула. Но в день приезда, 15 мая, площадь уже не контролировалась властями. Торжественную встречу пришлось перенести внутрь здания Всекитайского собрания народных представителей (ВСНП). На непривычной площадке гвардейцы явно нервничали и скосили траекторию своего прохождения перед Михаилом Горбачевым и председателем КНР Ян Шанкунем.

…Вот массивное здание ВСНП. На высоких ступеньках выходящего на площадь восточного входа мы с журналистами и сотрудниками посольства СССР собрались перед началом пресс-конференции Михаила Горбачева 17 мая. Время поджимало, но двери все не открывали и не открывали.

Площадь была заполнена волнующимся народом. Стоял страшный шум транслировавшихся через громкоговорители передач «Голоса Америки» на китайском языке, мегафонных выкриков руководителей демонстрантов, песен в исполнении тысячных хоров. Миллионная толпа, просидевшая на площади уже с десяток дней, сильно пахла. От наэлектризованной человеческой плазмы то и дело отрывались протуберанцы по несколько тысяч человек и куда-то дрейфовали. Вот огромная толпа двинулась прямо на нас, поднимаясь по ступеням величественного здания. 

Телевизионщики прижали к себе самое дорогое – камеры. Остальные тоже внутренне приготовились к любым неожиданностям. Вдруг массивные врата распахнулись, и нас не просто пригласили, а чуть ли не втащили внутрь, в прохладу и покой здания, ставшего крепостью. Коридоры и залы были заполнены сидевшими на корточках солдатами в касках с автоматами в руках. 

Ощущение безопасности длилось недолго. Китайские коллеги отозвали в сторонку советских представителей, отвечавших за пресс-конференцию. «С учетом сложившейся обстановки наши и ваши руководители решили перенести встречу с журналистами из здания ВСНП в государственную резиденцию «Дяоюйтай», где остановился Горбачев. Сейчас нам надо вместе выйти к журналистам и сделать сообщение». 

Через минуту сомлевших операторов и пишущую братию было не узнать и не догнать. Они бросились к дверям, выходившим на западную, не контролируемую бунтарями сторону здания ВСНП, и кто на машинах, а кто и пешком бросились к резиденции «Дяоюйтай».

Судьба Советского Союза решилась в Пекине

Сентиментальное путешествие я продолжил у здания бывшего советского, ныне российского посольства. Вместо «серпастого и молоткастого» красного стяга развевается триколор. Из-за высокого забора, окружающего самую большую в мире посольскую территорию, блещет золотом маковка церкви. В воротах идет «шлюзование» посольских машин.

30 лет назад, вечером 15 мая 1989 года, в нашем посольстве прошла встреча Горбачева и других руководителей КПСС с дипломатами, группой обеспечения визита и непременно сопровождавшими автора «нового мышления» деятелями науки и культуры. 

Увиденное даже за первый день произвело на Горбачева сильное впечатление. Поглядывая через зал на сидевшую рядом со мной скинувшую туфельки, уставшую и оттого выигрышно молчаливую Раису Максимовну, он обратился к собравшимся в тесноватом «помещении с инженерной защитой» примерно с такими словами: «Вот тут некоторые из присутствующих подбрасывали идею пойти китайским путем. Мы сегодня видели, куда ведет этот путь. Я не хочу, чтобы Красная площадь походила на площадь Тяньаньмэнь».

Среди собравшихся для подведения итогов первого дня действительно были и сторонники китайского пути, то есть реформирования социализма с акцентом на экономические, а не политические преобразования. Они были в некоторых отделах ЦК, в КГБ и ГРУ, МИДе и тогда еще влиятельных академических институтах. В ходе многомесячной подготовки к визиту было составлено несколько серьезных концепций и аналитических записок, рекомендовавших перенять опыт реформ, начатых Дэн Сяопином в 1978 году и уже давших зримые результаты. Похоже, Горбачев намеревался в ходе встречи 16 мая с великим старцем и другими лидерами Китая поговорить о смене акцентов перестройки, все более дестабилизировавшей Советский Союз. Он особенно ждал встречи с генеральным секретарем ЦК КПК Чжао Цзыяном, которого считали главным поборником политических реформ – китайским Горбачевым. 

Эти встречи состоялись, но только усугубили отторжение китайского пути. Дэн Сяопин в те дни, когда ему приходилось удерживать обстановку под контролем, вряд ли был расположен делиться опытом и давать советы. Чжао Цзыян, как стало известно уже потом, вскоре после визита советского лидера был смещен со всех партийных постов и на всю жизнь отправлен отдыхать под присмотром спецслужб. Заглянув в жерло извергающегося вулкана, главный перестройщик, наверное, испытал шок и трепет.

Горбачев уже не увидел того, что увидели мы, улетавшие из Пекина 20 мая, когда было объявлено военное положение. В центре города почти прекратилось движение транспорта, исчезли регулировщики и вообще полицейские. По улице Чанъаньцзе носились мотоциклисты в кожаных куртках, сидевшие сзади пассажиры, а чаще пассажирки держали длинные палки-пики, которыми для забавы кололи подвернувшихся прохожих. Вдоль дороги в аэропорт стояли брошенные машины. Богатые китайцы втридорога скупали билеты в любую точку земного шара. По заставленным багажом залам сиротливо бродили пограничники и ставили в паспорт штамп о выезде прямо на коленке.

Горбачев не видел и трагическую развязку в ночь с 3 на 4 июня, когда на замену пассивным войскам Пекинского гарнизона в город вошли со стрельбой солдаты из соседних провинций. Конечно, автор перестройки еще не знал, что в Пекине он узрел «воспоминания о будущем», что на Красную и другие площади Москвы тоже выйдут неконтролируемые толпы, что сам он, подобно Чжао Цзыяну, будет лишен власти и окажется фактически под арестом. То были поистине судьбоносные дни, когда, пожалуй, решалась судьба не только Китая, но и Советского Союза. Оказавшись на перекрестке направлений развития, Москва круто отвернула от указателя с надписью «Китайский путь».

Вождизм – спасительный и губительный

Острейшие кризисы в Пекине и Москве с точки зрения истории случились практически одновременно. Думаю, это совпадение не случайно. Заимствованная в 1949 году матрица советской модели социализма перестала устраивать Мао Цзэдуна уже в конце 1950-х годов. Он попытался перескочить трудный этап постепенного развития с разбега и учинил катастрофический «большой скачок» под лозунгом «Три года упорного труда – 10 тысяч лет счастья». Стоивший, по разным оценкам, от 10 млн до 25 млн жизней эксперимент сделал затем неизбежным 10-летний погром «культурной революции» ради подавления недовольных. Но социалистическая матрица плановой экономики и государственной собственности и созданная Лениным–Троцким–Сталиным вождистская политическая надстройка остались неизменны. Именно попытка избавиться от вождизма в форме критики культа личности на ХХ съезде КПСС оказалась неприемлемой для Мао Цзэдуна и обрекла отношения Пекина с Москвой на долгую холодную войну.

Вождизм оставался неприкосновенным и после смерти Мао Цзэдуна, когда его место занял Дэн Сяопин. Как и «великий кормчий», он был настоящим вождем: видел будущее по-своему, обладал интеллектом для формулирования программы и волей для достижения поставленных целей. Он дополнил свои размышления и выводы лучшими идеями соратников и скомпоновал к 1978 году набор ключевых установок, ставших известными как политика «реформ и открытости». Она-то и вывела Поднебесную на восходящую траекторию. 

Дэн Сяопину удалось на практике реализовать идею конвергенции плановой и рыночной экономики. Сосуществование двух разных систем быстро дало результаты, но неизбежно порождало проблемы – как экономические, так и политические. Это в конечном счете и стало причиной событий на площади Тяньаньмэнь. В те дни решалась судьба социализма в Китае, происходило испытание вождизма на прочность. Дэн Сяопин доказал свое право быть вождем в майские дни 1989 года, когда другие руководители партии и государства склонялись то к поддержке молодежи, то к жесточайшему подавлению протестов. Он взял ответственность на себя и принял трудное, но спасительное для судьбы нации решение.

Всего через несколько месяцев решалась судьба социализма в Советском Союзе. Эта попытка конвергенции плановой экономики с зачатками рыночной вышла неудачной и вызвала системный кризис. В условиях вождизма, сохранившегося несмотря на критику культа личности, развитие ситуации зависело от одного человека, главы правящей партии. Из исторических документов, да и от моих коллег по работе в ЦК, остававшихся с Горбачевым в Кремле до самого конца, я знаю, что ему настойчиво предлагали «тяньаньмэньский вариант». Горбачев вовсе не был политическим вегетарианцем (вспомним о событиях в Вильнюсе, Тбилиси и Баку). Но нехватка политической воли вождя, чтобы взять на себя ответственность за непопулярные меры в Москве, обрекла  партию на самоликвидацию, а страну – на распад.

«Самая большая катастрофа» ХХ века в Советском Союзе и «мирное возвышение» Китая в XXI веке произошли практически одновременно. Они доказали не ущербность социализма как экономической и общественной формации, а опасность системы вождизма в случае несоответствия калибра вождя очередному вызову истории. У России и Китая их будет еще немало.