Коллизии властного транзита

То, что народ сегодня ценит в Путине, вряд ли будет интересно историкам будущего. Фото Reuters

Не в первый раз, мечтая 

о свободе, 

мы строим новую тюрьму.

Максимилиан Волошин

Добровольным уходом с поста президента Нурсултана Назарбаева в обществе был поднят вопрос о последнем президентском сроке Владимира Путина и способах смены власти. Этот вопрос приобрел актуальность еще и потому, что в мире, в том числе на постсоветском пространстве, во власти началась смена поколений, а в целом ряде развивающихся стран президентов-долгожителей заставили оставить посты массовые движения протеста. Новые лица начали приходить к власти и в странах Евросоюза. 

Мировая практика показывает: долгое пребывание на высшем посту одного и того же человека не позволяет ему вовремя увидеть появление новых вызовов и новых решений существующих проблем. Этому мешает и его окружение, которое, как правило, не хочет ничего менять, поскольку боится за свое будущее. Даже ставший легендарной личностью Дэн Сяопин реально руководил страной не более 10 лет. Именно он настоял на том, чтобы первые лица страны – генсек ЦК КПК, он же председатель КНР, и глава правительства –  занимали свои посты не более двух сроков, каждый по пять лет. На деле обновляется и окружение первых лиц. Но при этом, как правило, вносятся и серьезные коррективы в экономический и политический строй.

О чем предупреждал Чаадаев

Петр Чаадаев, провидчески заглянув далеко в будущее, сказал то, что станет очевидным для всех и каждого через много лет: мы склонны не столько двигаться вперед, сколько ходить по кругу и повторять пройденное. А еще он сказал, что мы показываем миру пример, как поступать не надо. Тогда мало кто его услышал. Однако то, что наша страна стала ходить по кругу, мы уже доказали: в ХХ веке мы сначала поменяли капитализм на социализм, а потом – социализм на капитализм, понеся при этом колоссальные потери во многих областях. Да и дали миру пример: не надо строить социализм по Марксу и верить в возможность коммунизма. Мы любим повторять одни и те же приемы удержания власти и ее смены. Первые лица имеют склонность сосредоточивать всю власть в своих руках, убирать конкурентов, а вместо требуемых жизнью изменений закручивать гайки, доведя страну до ручки. 

Иосиф Сталин своих потенциальных конкурентов уничтожал, Никита Хрущев и Леонид Брежнев их убирали из высших органов власти. Пожалуй, только Михаил Горбачев является исключением. А Борис Ельцин неожиданно для всех снял с поста премьера сильного экономиста и опытного администратора Евгения Примакова, который со своей командой сумел запустить рост экономики после катастрофического по своим последствиям дефолта 1998 года. Примаков не то в шутку, не то всерьез сказал: когда по амнистии в тюрьмах освободится много мест, то их в первую очередь займут те, что  совершают экономические преступления. Это было сказано при начавшихся в мировых СМИ разговорах о коррупции в высших эшелонах российской власти, включая семью Ельцина. Последнее не было доказано, но многие нечистые на руку личности были сильно напуганы, они начали атаку на премьера и в конечном счете добились того, что Ельцин сместил Примакова с занимаемого поста.

При этом для меня до сих пор остается загадкой, как такой опытный политик, как Евгений Примаков, который до того, как возглавить правительство (1998–1999), руководил Службой внешней разведки (1991–1996), был министром иностранных дел (1996–1998), мог игнорировать то, что в период резкого ухудшения здоровья Ельцина сформировалась теневая власть, которую в обществе называли «семьей» и в которую входили дочь Ельцина Татьяна Дьяченко, ее муж, будущие олигархи, махинаторы типа Березовского и др. На деле угрозу в свой адрес могли принять многие. И те, кто в результате фальшивых залоговых аукционов за бесценок приобрел самые доходные производства и целые отрасли экономики, и те во власти, кто это организовал, и те, кто нажился на дефолте и т.д. Стратегия «семьи» состояла в том, чтобы перед скорыми президентскими выборами назначить на должность премьера, лояльного их кругу, но управляемого человека, который имеет перспективы стать президентом, а став им, сохранит итоги приватизации и гарантирует Ельцину и его семье неприкосновенность. «Семья» перебрала несколько кандидатов и остановилась на Владимире Путине, который был директором ФСБ. Но, как говорится в восточной пословице, пошли за шерстью, а вернулись стрижеными. Попытка напористых «семейных» поставить под контроль президента Путина обернулась тем, что одни бежали из страны, другие сели на нары, а игравший большую роль в травле Примакова Борис Березовский поселился в Англии и, запутавшись в махинациях и интригах, покончил жизнь самоубийством.

Евгений Примаков был директором Института востоковедения АН СССР (1977–1985), я его достаточно хорошо знал. Я не учился вместе с ним, не называл его Женей, как многие мои коллеги, у меня с ним были хорошие рабочие отношения. О нем осталось впечатление как о глубоко образованном, рассудительном и справедливом руководителе, воздающем каждому по заслугам и всегда готовом прийти на помощь несправедливо пострадавшему человеку. А еще он очень ценил дружбу и любил Грузию. И хотя мне приходилось с ним встречаться, когда он был президентом Торгово-промышленной палаты РФ (2001–2011), я ему этого вопроса не задавал. Полагаю, он был уверен в том, что люди, которые от лица президента чуть ли не на коленях долго упрашивали его возглавить правительство в затянувшемся конфликте исполнительной власти с законодательной, не решатся сместить с поста успешного премьера. Но, увы, ошибались даже такие гении, как Цезарь и Наполеон.

Почему я так много говорю о Примакове? Я считаю: если бы состоялся тандем Примаков–Путин, то мы бы пошли по китайскому пути и не имели бы такой отсталой экономики, таких нищенских зарплат и пенсий, какие имеем сейчас. Владимир Путин, вне сомнения, талантливый политик, но у него было мало опыта в сфере государственного управления, в чем он признавался сам, говоря о том, что только со второго раза он согласился на предложение Ельцина стать исполняющим обязанности президента в 1999 году. Много лет работая в разведке, он, конечно же, был далек от экономики и пригласил из Питера своих коллег, с которыми работал в тамошней мэрии. Но они были сторонниками Анатолия Чубайса и продолжили следовать в основных чертах тому экономическому курсу, который проводили младореформаторы. Опыт Путина – это опыт человека, долгое время носившего погоны, он выстроил властную вертикаль по принципу единоначалия. А поскольку большинство представителей других ветвей власти вылетели из советского гнезда, они такую модель управления приняли как должное. Путин так или иначе сменил бы Примакова на посту президента, но это был бы уже другой Путин, с другим опытом и другим мировоззрением.

Говоря это, я отдаю себе отчет в том, что в демократическом лагере было немало радикалов, которые хотели получить все здесь и сейчас и занимали видные места в СМИ и даже среди экономистов. Как писала одна дама-экономист, нельзя быть немножко беременной: либо план, либо рынок, либо социализм, либо капитализм, никакого сочетания того и другого быть не может. А китайский путь – это как раз сочетание плана и рынка, элементов капитализма и социализма. Но любой путь транзита от директивно-плановой экономики к рыночной требует индикативного – ориентировочного, а не директивного! – планирования на переходный период. Об этом уже много раз говорил академик РАН и Европейской академии Виктор Полтерович, а американский лауреат Нобелевской премии русских корней Василий Леонтьев констатировал: «Без частной заинтересованности высокой производительности достичь невозможно, без некоторой меры мягкого планирования цивилизованное общество существовать не может». Поэтому модель китайского пути у нас реализовать было практически невозможно. Потом, в КНР однопартийная система, слабо выражено разделение властей и немало других особенностей. Мало что понимающая в закономерностях переходного периода, поверхностно образованная, но невероятно крикливая часть радикал-демократов забилась в истерике уже оттого, что Примаков взял себе в партнеры бывшего председателя Госплана СССР (1982–1985) Юрия Маслякова. Однако скандинавскую модель общественного устройства, основанную на конвергенции социализма и капитализма при сохранении демократических институтов, у нас можно было реализовать. Другой вопрос: многие положительные стороны китайской практики мы могли бы позаимствовать сейчас, но этого, увы, не делается.

Если теорию выводить из практики

Если сравнить развитие постсоветской России с экономическим и политическим пореформенным развитием Китая, бросается в глаза следующее. Китай все время меняется. То, как видел Китай Дэн Сяопин в 1985 году, имеет мало общего с современностью. Он говорил: «Если наша политика вызовет поляризацию, это будет значить, что мы проиграли. Если у нас появится какая-то новая буржуазия, это будет означать, что мы действительно свернули на ошибочный путь». Но логика развития страны заставила Дэна, а потом и его коллег теорию выводить из практики. Примерно каждые 10 лет в развитие Китая вносились принципиальные изменения, отбрасывающие изжитые практикой постулаты и расчищающие путь для дальнейшего быстрого роста страны. Насколько далеко ушла КНР от первоначальных взглядов китайских реформаторов на будущее страны, говорит число тамошних сверхбогатых. По версии китайского журнала Hurun Global Rich, в КНР в 2017 году насчитывалось 819 долларовых миллиардеров, в США – 571. По данным Forbes на май 2019 года, число миллиардеров в КНР уменьшается и составляет 383 персоны против 585 в США. Но главное состоит в том, что из нищеты в КНР за 40 лет, по данным агентства «Синьхуа», выбралось более 700 млн человек. У китайцев есть и стратегическая цель – построение социализма с китайской спецификой, и промежуточная цель – создание общества средней зажиточности (сяокан). А еще появилась идея «китайской мечты»: превратить КНР в современную могущественную социалистическую державу с высоким качеством жизни граждан. Россия же не то что застыла на месте, она часто повторяет пройденное, а то и уходит в прошлое. Но прежде чем анализировать последствия, нужно разобраться с причинами, ответив на следующие вопросы. 

Вопрос первый: на какой капитализм мы сменили реальный социализм? Мой ответ: на капитализм первоначального накопления, который везде и всюду отягощен преступностью, коррупцией и произволом. 

Вопрос второй: какая политическая система сформировалась у нас? Мой ответ: режим личной власти, когда все крупные вопросы внутренней и внешней политики решает первое лицо в государстве. Выстроенная властная вертикаль очень похожа на советский государственный строй, правящая партия – на КПСС, а суды – на советские народные суды. 

Вопрос третий: какова наша социальная политика? Мой ответ: крайне несправедливая, приведшая к глубокому социальному расслоению. Так, разрыв в доходах 10% самых богатых граждан и 10% самых бедных составляет разницу в 15 раз, в то время как в ФРГ –  6,4 раза, в Швеции – 5,8 раза, в Японии – 4,9 раза. А отношение пенсии к зарплате у нас составляет 31%, в то время как во Франции – 68%, в Румынии – 61%, и даже в обросшей долгами Греции – 62%. 

Вопрос четвертый: что мы строим и куда идем, к какому будущему мы стремимся? Мой ответ: такими вопросами наш правящий класс не задается. 

И последний вопрос: каковы наши ценности? Мой ответ: судя по тому, какая интенсивная пропаганда уже долгое время ведется центральными СМИ, – это утверждение величия России. Мы стремимся доказать Западу, что мы сильны, как никогда, никого не боимся, умело нейтрализуем негативные последствия санкций и имеем стратегические интересы в Азии, Африке и Латинской Америке.

А свой народ мы воспитываем в духе нашей Великой Победы во Второй мировой войне, ежегодно проводя парады в ее честь. Только, на мой взгляд, тут власти перестарались. Если СССР мог и сам справиться с фашистской Германией и ее союзниками, как считают под влиянием пропаганды 70% наших граждан, то в этом заслуга Сталина. Именно с его именем на устах шли в смертельный бой наши солдаты и командиры. Особенностью памяти является то, что забывается худшее, но помнится лучшее. Так, многие наши люди забывают, какие страшные жертвы мы понесли в результате преступлений и стратегических ошибок «гения всех времен и народов». Многие наши граждане, смешивая правду с выдумкой, говорят о том, что при Сталине имел место прогресс во всех областях, была социальная справедливость, даже высшие руководители жили скромно – не то что нынешние! И образцом скромности в быту им видится Сталин, после смерти которого остались «трубка, потертый китель и стоптанные сапоги». А еще при Сталине, говорят они, был порядок, бандитов, жуликов и казнокрадов быстро ставили на место. Именно военные парады и сопровождающая их пропаганда невольно способствовали росту рейтинга Сталина, который величился до 70%, чего еще не было в постсоветской России. 

Власти почему-то не подумали о том, что надо на собственных успехах поднимать в народе патриотизм, а не на победах другого государства, других поколений и давно ушедшего времени. А коли на известные миру достижения у нас большой дефицит, то сравнение неизбежно будет в пользу сталинского времени, советского времени вообще. Но если народ будет жить не будущим, а прошлым, то левый поворот, о чем одно время говорили известные наши господа-товарищи, действительно может состояться при сильном ухудшении жизни людей, что может произойти при резком падении доходов от углеводородов.

День Победы можно было бы отмечать по-другому: воздав должное павшим за Родину героям, сообщать обществу, что было сделано для оставшихся в живых фронтовиков, все ли они и их семьи живут в благоустроенных квартирах и домах, всем ли мы погибшим воинам поставили памятники. В послевоенное время у нас парады Победы долго не проводились, начались они в 1965 году при Брежневе. Он, как известно, очень любил парады, любил награды и на потеху публике даже добился присвоения себе звания Маршала Советского Союза. Военные парады продолжались до 1990 года, а в это время многие фронтовики и их семьи ютились в бараках и лачугах, останки погибших воинов продолжали лежать в лесах и болотах, их поиском и захоронением занимались по большей части добровольцы. Я не знаю, как обстоит дело сейчас, но, как говорят журналисты, эта проблема все еще существует. На немалые деньги, затраченные на парады, мало общего имеющие с нужными армии военными учениями, можно было бы создать достойные условия жизни для всех тех, кто так или иначе ковал нашу Победу, найти и захоронить останки погибших солдат и офицеров.

Что скажут о Путине будущие историки

Известно, что Владимир Путин очень дорожит своим рейтингом и, как только он снижается, предпринимает шаги, которые нравятся нашему народному большинству. А оно любит в своих героях удаль молодецкую. Относительно молодой, подтянутый, харизматичный Путин одной своей фразой, что террористов мы будем «мочить в сортире», завоевал симпатии многих россиян. А когда имидж удалого молодца был исчерпан, появилась идея показать нашим потенциальным противникам, по примеру Никиты Хрущева, кузькину мать, что тоже любит наш народ. И демонстрация наших новых видов оружия, которых нет и не может быть ни в одной другой стране, идет уже полтора-два года.

Но, по слухам, Путин не меньше заботится о том, что скажут о нем будущие историки. Он прекрасно знает, как часто резко меняются оценки деятельности первого руководителя при его правлении и после. То, что мы ценим в нем сегодня, историков вряд ли заинтересует. Возвращение в лоно России Крыма будет оцениваться и с точки зрения того, что мы в ответ получили. Дескать, мы до глубины души обидели большинство населения кровнородственной Украины, с которой мы сотни лет вместе жили, вместе защищали страну от внешних врагов и вместе ее восстанавливали в послевоенный период. Мы за это получили санкции, которые, конечно же, будут стопорить наше развитие. Следующему поколению или поколениям наших руководителей придется восстанавливать отношения с Украиной. Вмешательство в гражданскую войну в Сирии скорее всего будет признано ошибкой, как была признана ошибкой война в Афганистане. Скажут: Башару Асаду надо было дать совет сразу же после начала народных волнений передать власть кому-то из своего окружения, не доводя дело до кровопролитной и разорительной гражданской войны. Террористическое движение «Исламское государство» (запрещено в России. – «НГ») так бы и осталось в границах Ирака, где оно зародилось в результате агрессии стран НАТО во главе с США против этой страны, и ими созданную проблему решали бы они сами. Мы же не тратили бы средств на ведение войны и восстановление разоренной страны. Да и жили бы без терактов и угроз терактами, как это было в последние годы после стабилизации политической ситуации в Чеченской Республике. Многие аналитики и сейчас считают, что российские власти повторяют ошибки советского руководства, увлекаясь милитаризацией страны и геополитическими проектами в ущерб внутреннему развитию. В экономический успех России в ближайшие годы мало кто из них верит. И в самом деле, майские указы президента, которые являются производным от властной вертикали, скорее всего ждет та же судьба, что постигла  предыдущие. В мире нет примера успешного развития экономики по указам.

Однако, на мой взгляд, есть направление в деятельности президента Путина, которое позволило бы ему войти в историю как государственному деятелю, изменившему к лучшему судьбу России: восстановить реальное разделение властей, провести судебную реформу, резко сократить госсектор, создать благоприятные условия для развития бизнеса, способствовать созданию двухпартийной системы и подготовить себе реальную смену без пересаживания из одного руководящего кресла в другое. Следовало бы также дать большую самостоятельность регионам, как это имеет место в федеративных государствах, например в ФРГ, а муниципальным образованиям придать функции, которые в царской России имели земства, игравшие большую роль в развитии провинции. Да и более справедливо распределять бюджетные средства между Центром и регионами. Внешней политики я не касаюсь, потому что по большому счету она является продолжением политики внутренней. Все это, как я полагаю, в конечном счете и открыло бы перед нашей страной путь быстрого социально-экономического и научно-технического развития.