План и рынок: незакрытый спор

Применение инструмента зарплатности в деятельности хирурга-офтальмолога Святослава Федорова дало взрывной положительный эффект. Фото © РИА Новости

Современный мир озабочен трансформацией индустриального общества в информационное сообщество, требующей глубоких глобальных институциональных изменений, адекватных новой технологической эре. Россия вовлечена в этот объективный процесс, но ее недавнее социалистическое прошлое и особенности нынешней экономической практики накладывают отпечаток на отношение населения к назревшим инновациям. Еще не забытая шоковая терапия и сложное становление рынка в стране обусловливают консервативные настроения людей.

Статья Владислава Суркова «Долгое государство Путина» в определенной мере отражает эти настроения. В ней предпринята попытка обоснования неизбежности сохранения надолго сформировавшейся в России цивилизации и ее преимуществ по сравнению с традиционными демократическими социально-экономическими системами Запада. Появление статьи полезно, поскольку представляет предмет для дискуссии по вопросам долгосрочной перспективы нашего общества.

Аргументация своего взгляда на Россию у автора построена на новом понятии «глубинный народ», которое в статье не определяется, но, видимо, означает не классическое гражданское общество, а вечный простой народ, который доверяет властвующей элите, а та прислушивается к чаяниям народа и всячески заботится о нем. Такие прямые отношения, не обремененные уже якобы изжившими себя опосредующими институтами, представляются автору вполне рациональными и прогрессивными.

Однако такой взгляд, по нашему мнению, является упрощенным и утопическим, он заставляет вспомнить Средневековье. Нам, недавно отказавшимся от одной – псевдосоциалистической – доктрины, сегодня предлагается другая, еще более примитивная система отношений. Владислав Сурков пишет: «Народность, что бы это ни значило, предшествует государственности, предопределяет ее форму, ограничивает фантазии теоретиков… Она мощный аттрактор, к которому неизбежно приводят все без исключения политические траектории». Но, строго говоря, «народность» как раз исторически существовала при феодализме, который затем был повсеместно замещен национальными образованиями. Если считать, что исконная народность сохранилась в нынешней России, то «глубина» такого общества этой социальной общностью не ограничивается, так же как не строилось только на народности и средневековое общество, поскольку в любом случае в стране имеется не просто «глубинный народ» с его народностью, как утверждает автор статьи, а народ, находящийся в определенной системе экономических отношений. Именно эта система представляет собой исходное глубинное ядро общества. Известно, что феодализм функционировал благодаря жесткой иерархической субординированной системе аренды земли и распределения ренты, которая в современных условиях может проявиться только в виде коррупционной системы перераспределения доходов по всей вертикали власти. Вряд ли Россия хочет и может долго просуществовать с такой неэффективной и аморальной структурой.

В рассматриваемой статье отмечается, что «сделанная в России политическая система пригодна не только для домашнего будущего, она явно имеет значительный экспортный потенциал, спрос на нее или на отдельные ее компоненты уже существует, ее опыт изучают и частично перенимают, ей подражают как правящие, так и оппозиционные группы во многих странах». Этот спрос действительно есть, но только из-за благоприятной текущей глобальной политической конъюнктуры. В долгосрочном же периоде без радикальных институциональных преобразований в такой политической системе ни в доморощенном, ни в экспортированном виде не обойтись. И здесь можно согласиться с Сурковым в том, что нам «только кажется, что выбор у нас есть», ибо в обществе действуют объективные экономические законы, предопределяющие формы его функционирования и развития. Более того, признание этого подтвержденного историей факта и создание определенных новых – пока неизвестных истории – институтов именно в России могут выдвинуть ее в лидеры решения социальных проблем современности.

О каких же институтах идет речь? Прежде чем ответить на этот вопрос, напомню суть модели развития общества Карла Маркса: каждая новая историческая технология требует создания адекватных институтов общества. Теория имеет и альтернативную модель немецкого историка и социолога Макса Вебера: радикальные реформы институтов вызывают к жизни новые технологии общественного производства. Реальной же действительности соответствуют обе модели, исторические знаменательные технологии и системы институтов производства, сменяя друг друга, обусловливают цепочку исторических форм ведения хозяйства. Последовательности аграрной, машинной и информационной технологий соответствует последовательность общинной, конституционной и глобальной исторических форм. Если еще вспомнить, что ценность продукта общества всегда состоит из земельной ренты (C), вознаграждения за труд (с рыночных времен – заработной платы, V) и совокупной прибыли (чистая прибыль плюс амортизация, иначе – приток наличности, cash flow, M), то следует признать, что каждая ступень развития общества имеет свой особый критерий производства. Так, если аграрная цивилизация базируется на рентабельности земли (C/(V+M)), а индустриальное общество использует критерий прибыльности капитала (M/(C+V)), то информационное сообщество, строящееся на опережающем росте человеческого капитала, сферы образования и цифровизации экономики, должно применять критерий зарплатности труда (V/(C+M)). Такова логика исторического развития: остаточным образом формируется целевой элемент продукта, а остальные его части становятся издержками производства.  

Важно иметь в виду, что критерий зарплатности призван достигать высоких социально-экономических целей, поскольку впервые в истории непосредственно связан с первоочередным удовлетворением комплекса потребностей развития самого человека. По сути дела, речь идет о действительном, а не формальном социализме, при котором человек может быть прежде всего инструментом централизованной индустриализации экономики. Тот хозяйственный расчет, который применялся в нашей плановой экономике, в основе своей не отличался от классического рыночного коммерческого расчета: и там, и здесь во главу угла ставилась прибыль. Именно она интересует собственника капитальных благ, будь то частный предприниматель или государство. Ориентация же на зарплатность производства может резко повысить его эффективность, непосредственно благосостояние работников и общества в целом.

На объективную необходимость перехода в современных условиях к построению институтов зарплатности указывает факт глобального падения прибыльности производства, а в продвинутых социальных рыночных экономиках элементы этого института уже существуют в деформированном критерии прибыльности производства из-за расширения так называемой системы участия наемной рабочей силы в собственности и прибыли корпораций.

Зарплатность как критерий и универсальный инструмент решения социальных задач не зависит от форм собственности, которая к тому же с распространением информационных технологий рассеивается в обществе. Указанный новый критерий порождался и в период кризиса нашей индустриальной плановой экономики самой хозяйственной практикой так называемого бригадного подряда. Опыт его фактического применения в 1970–1980-х годах в строительстве Николаем Травкиным (ныне политическим деятелем), в здравоохранении – хирургом-офтальмологом Святославом Федоровым и других отраслях показывал взрывоподобный положительный эффект, но тогда он подвергся жестким атакам именно со стороны партийно-бюрократического аппарата и был свернут в ходе последующих прибыльно-рыночных преобразований в стране. Думается, что введение критерия зарплатности даже в условиях сохранения огосударствленных ресурсов, но их свободной аренды принесло бы гораздо больше пользы российскому обществу, чем затянувшийся переход к классическому рынку путем приватизации государственной собственности.

Сегодня вопросы планирования в глобальном масштабе становятся весьма актуальными. Яков Гуминер. Плакат «Арифметика встречного промфинплана». 1931

Однако объяснение кризиса чисто рыночными, конъюнктурными причинами нельзя признать достаточным. Известно, что финансовая сфера в первую очередь реагирует на происходящие социально-политические события, но она же быстро и стабилизируется при соответствующих мерах хозяйствующих субъектов и государства. На этот раз, после того как финансовые пузыри начали лопаться, кредитная система не стабилизировалась, что указывает на наличие устойчивого перенакопления капитала по отношению к снижающимся темпам роста производственного аппарата и уровню его прибыльности в индустриально развитых странах. А это явление оказывается совершенно непохожим на то, что происходило в период Великой депрессии: тогда, как известно, проблема заключалась в недостаточной инвестиционной активности бизнеса.

На наш взгляд, начавшийся глобальный кризис связан с системной неэффективностью индустриальной экономики. Исторические критерии рентабельности и прибыльности обеспечивали преимущественный рост и развитие соответствующих им факторов производства – земли и капитала. Переключение же инвестиционного потока в сферы образования и формирования современной рабочей силы требует стихийного, а лучше научно обоснованного перехода к механизму зарплатности, создающему мощный фонд для построения действительного социализма.

В соответствии с этим фундаментальным выводом вновь приобретают значение дискуссии о плановом ведении хозяйства, разгар которых был в 20–30-х годах прошлого столетия, то есть во времена, когда в мире еще существовали две системы хозяйствования – рыночная и плановая – и велись не только идеологические, но и научные споры между их сторонниками и противниками. Полемика происходила повсеместно – в западной экономической теории тоже. Многие экономисты, наблюдая первоначальные успехи централистски организованных экономик, приводили свои теоретические доводы в защиту социализма. Позже в нашей стране научное обоснование социализма проводилось разработчиками «Системы оптимального функционирования экономики» (СОФЭ). Однако все эти исследования оказались незавершенными. Кризисные же события в социалистических странах конца XX века, приведшие к реставрации в них рынков, позволили многим экономистам, как отрицающим возможность хозяйственного расчета, так и поддерживающим глобальный плановый эксперимент XX века или относящимся к нему лояльно, говорить об окончательном фиаско социализма. Но, на наш взгляд, споры о социализме, плане и рынке закрывать еще рано. Более того, вопросы планирования в глобальном масштабе становятся весьма актуальными.     

В России существовали и существуют уникальные предпосылки для успешного проведения масштабных экономических инноваций. Когда в нашей стране начала 90-х годов прошлого столетия готовилась хозяйственная реформа, можно было радикально изменить характер огосударствленной централизованной экономики путем повсеместного введения в ней системы аренды предприятий и распространения нового критерия производства, который локально и стихийно, как мы отмечали выше, уже применялся и давал прекрасные результаты. Автору этих строк довелось в те времена участвовать в конкурсе новых учебников по политэкономии, познакомиться и общаться с председателем жюри конкурса, тогда заведующим кафедрой политэкономии Академии общественных наук, а в последующем заместителем премьер-министра и руководителем Комиссии по экономической реформе Леонидом Абалкиным и главой Союза предпринимателей и арендаторов Павлом Буничем, обосновывающим эффективность аренды государственных предприятий. Они поддерживали идею перехода к хозяйственному механизму зарплатности. Однако тогда обстоятельства сложились так, что в ходе реформе были применены методы шоковой терапии, которые обрекли страну на недобросовестную приватизацию государственной собственности, гиперинфляцию и последующее ее существование с коррупционным псевдорынком.

Тупиковое экономическое положение должно послужить стимулом скорейшего начала модернизации России. В этом деле большое значение приобретает цифровизация экономики, но не только. Реализацию созданного сейчас комплекса национальных проектов, направленных на решение обострившихся социальных проблем в стране, следует увязать с разработкой институтов зарплатности. Это и обеспечит существование «долгого государства Путина».