Строительство холопской вертикали

Октябрьская революция 1917 года стала неожиданностью лишь с позиции линейного мышления. Фото Библиотеки Конгресса США

Более двух тысячелетий назад Цзы Гун – один из талантливейших учеников Конфуция – спросил учителя: «Что самое важное в управлении государством: доверие, еда или армия?» Конфуций ответил: «Все перечисленное крайне важно, но если выбирать самое важное, то им является, конечно же, доверие».

В государстве российском, безусловно, с армией – особенно относительно уровня 10–15-летней давности – хорошо, с едой тоже более-менее, но вот с тем, что Конфуций считал самым важным, дело обстоит крайне неблагополучно. Причем если к большинству властных персон и федеральной власти в целом у россиян давно сформировалось скептическое отношение, то гарант Конституции оставался в белом фраке с высочайшим уровнем доверия. Однако в последнее время рейтинг первого лица стал стремительно снижаться как по цифровым показателям, так и по косвенным.

На косвенных остановимся чуть подробнее. Бывший губернатор Приморского края Андрей Тарасенко оказался для президента этаким сизифовым камнем: как ни старался президент закатить его наверх, он с треском скатился вниз. Еще интереснее сложилось в Башкирии. Ее глава Рустэм Хамитов, поставленный одной из столичных олигархических групп, до такой степени бездарно правил (точнее, даровито обескровил республику), что почти весь регион проголосовал на президентских выборах за Павла Грудинина. Надо отдать должное Владимиру Путину: он не стал дожидаться еще одной истории и резко сменил олигархического главу.

Однако при всем ярком уме, кругозоре, умении учиться у президента все же остаются обширные слепые зоны. Возьмем проблему повышения пенсионного возраста. Бездарность и непоследовательность правительственного решения пришлось расхлебывать лично Путину. Он, выступая с обращением к россиянам по поводу неизбежности пенсионной реформы, апеллировал именно к отсутствию альтернатив. «Все возможные альтернативные сценарии были тщательно изучены и просчитаны. Оказалось, что, по сути, ничего кардинально они не решают, – сказал он. – Тянуть дальше нельзя… государству рано или поздно все равно придется это сделать». По словам президента, повышение пенсионного возраста – «трудное, непростое, но необходимое решение».

Этой фразой президент фактически расписался в бессилии быть гарантом Конституции. Ведь ее стержень – социальность, провозглашенная государством. Неолибералы экономического блока во главе с бездарным премьером подтолкнули страну к революционным потрясениям.

Разрушение социального государства привело к колоссальному социальному расслоению. Децильный коэффициент (соотношение доходов богатейшей 1/10 и беднейшей 1/10 населения) сегодня достиг 15 (в России в начале века был максимум 10, в СССР – максимум 4,5). В прошлом году к краткосрочным кредитам – между двумя зарплатами – прибегали свыше 8 млн человек. А ведь эти кредиты выдаются под ставку, превышающую 700% годовых. По статистическим данным, за последние три десятка лет совокупный реальный доход половины россиян с самыми низкими доходами – около 60 млн человек – снизился на 20%, у 40% условного среднего класса (чуть меньше 50 млн человек) вырос на 15%, 10% богатейших россиян овладели почти 90% национального богатства. К 101-й годовщине Октябрьской революции уровень неравенства вернулся к 1905 году. Очень тревожное воспроизведение обстоятельств очень тревожных годов.

Государственное устройство страны возвращается к социальной системе еще более далекого прошлого. С моей точки зрения, стремительно идет процесс феодализации общественного устройства. Формируется уродливая холопская вертикаль. Придворные идеологи оправдывают все это возвращением к духовным скрепам. Однако доступность Интернета, открытость мира не позволяют населению безропотно принять такое положение вещей как данность. Устройство современного российского общества ощущают как вопиюще несправедливое все профессиональные слои – от оленевода до академика и все возрастные слои – как говорили в советское время, от пионера до пенсионера.

В результате в нашем обществе возник колоссальный дефицит справедливости. Именно он привел студентку философского факультета МГУ в ИГ (организация, запрещенная в России. – «НГ»), заставил молодого человека взорвать себя в приемной областного УФСБ, сделал студента колледжа керченским стрелком и т.д. На радикальные шаги идут в основном молодые люди. У них самое большое недоверие к власти и в то же время сохранена юношеская пассионарность. Старшие тоже не обременены доверием к власти, однако по большей части исчерпали пассионарность. А ведь пассионарность – векторная величина. И совокупный вектор воли к жизни народа стремится к нулю, хотя и асимптотически, то есть до предела не доходит, но не отличим от него для любых практических целей.

Почему мы останавливаемся на этих, казалось бы, частных срезах? Потому что они являются индикаторами грядущих больших бед – уже системных, охватывающих все стороны жизни. В 1969 году Андрей Амальрик в своем резонансном эссе «Просуществует ли Советский Союз до 1984 года?» всего на несколько лет ошибся в прогнозе реальных перемен. Но никто из профессионалов, разведчиков, аналитиков – американских, британских и иже с ними – даже близко не предполагал такого хода событий.

Проблема прошлых и нынешних аналитиков, политологов и тем более политиков – в линейности мышления. Мозг – самый затратный орган человека: он потребляет более 20% энергии организма. Он вынужден экономить, линейная экстраполяция – один из главных инструментов такой экономии. В то же время все социально-экономические процессы принципиально нелинейны. Математика нелинейных процессов очень хорошо разработана, например, в рамках теории катастроф (с одним из ее авторов – покойным ныне академиком Владимиром Арнольдом – я консультировался, будучи аспирантом). По теории катастроф, например, нежданно-негаданно случаются землетрясения, сходят лавины и т.д. Однако нам интереснее посмотреть на другие явления, поддающиеся формализации в рамках этой теории. Так, революция 1917 года в России, контрреволюция 1991 года произошли нежданно-негаданно именно с позиции линейного мышления. Если бы государи и генсеки умели мыслить нелинейно, то катастрофы не были бы столь неизбежными.

Лобовые же попытки забетонировать власть с помощью многочисленных силовых структур вроде 400-тысячной Росгвардии в рамках нелинейного анализа представляются тщетными. В 1989 году в Бухаресте глава – фактически диктатор – Румынии Николае Чаушеску собрал огромный митинг, чтобы продемонстрировать солидарность народа с недавно прошедшим кровавым (как потом выяснилось, куда менее кровавым, чем рассказывали по горячим следам) подавлением выступления этнических венгров в городе Тимишоара. Румынский лидер опирался на колоссальный по качеству и количеству потенциал силовиков – в первую очередь на секретную службу Секуритате. Однако в какой-то момент проправительственный митинг лавинообразно превратился в антиправительственный. И вскоре так же лавинообразно повернулась против Чаушеску – и против Компартии – львиная доля силовиков.

Термин «лавинообразный» не случаен, ведь порою одна снежинка или легкий шорох приводят в движение гигантские массы снега и льда. Тут уж нелинейность очевидна! Понимание нелинейных процессов, происходящих в обществе, и умение находить нелинейные решения – эффективнейшие инструменты сохранения государства и власти.

Кстати, несколько лет назад Владимир Владимирович призвал находить нелинейные решения в экономике. Однако именно ему volens-nolens придется находить нелинейные решения в самом ближайшем будущем.

Увы, еще со времен страха Бориса Ельцина пред тенью Александра Руцкого и Руслана Хасбулатова зародился институт единоличной власти. Это давало некоторые тактические выгоды в управлении государством и обществом, однако в стратегическом плане мы проигрываем историческую перспективу. К сожалению, оказывается, прав господин Володин, провозглашая: «Нет Путина – нет России». Государство на одной опоре – очень опасная конструкция. Дело усугубляет недееспособный премьер: через него утекает львиная доля харизмы первого лица.

Российская власть не смогла учесть печальный опыт разрушения СССР. Его триггером явился тотальный дефицит – плод бездарной экономики. Теперь, казалось бы, экономика у нас развивается диаметрально противоположно: нет дефицита колбасы, жилплощади, автомобилей и т.д. Однако дефицит остался – дефицит справедливости и сопряженный с ним дефицит доверия к власти.

Чувство справедливости – потребность, заложенная в нас генетически. В экспериментах нейропсихологов макаки отказывались брать морковку за выполненное задание, если соседней макаке за то же задание давали виноград. В далеком детстве меня очень удивил мотив сказки «Вершки и корешки». Ведь ребенок, слушая ее, с младых ногтей приучается обманывать – «кидать» добросовестно пашущего партнера.

«Реформы» лихих 90-х превратили Россию в сказочную вершково-корешковую страну. Иначе откуда невыплаты зарплат, обманутые дольщики, непомерные зарплаты «эффективных менеджеров» всех мастей, в то время как те, без кого физически невозможно создание реальных благ – инженеры, электрики, сварщики, – собирают крошки с офисного стола. Так в российской экономике сложился чудовищный дисбаланс оплаты труда.

Вдобавок не учтен советский урок: экономика может быть оружием. Страна, дающая всего 1,8% мирового ВВП, безусловно, проиграет экономическую войну. За последние пять лет ВВП России уменьшился на 1 трлн долл. В 2017 году объем российской экономики составил 1,6 трлн долл. – меньше, чем у Индии (1,9 трлн долл.), Бразилии (2,05 трлн долл.) и примерно в 14 раз меньше, чем объем китайской экономики. Военный гигант – спасибо советскому наследству! – и одновременно экономический карлик. Аномальная – прямо скажем, нежизнеспособная – конструкция. Все хозяйство должно сравняться с оборонной своей частью, иначе она рано или поздно сравняется со всеми остальными – иного не дано. Возможности же подъема нашей экономики до уровня нашей же военной мощи, несомненно, изобильны, что признано даже сторонниками рыночного самотека (их позиция весьма профессионально изложена, например, в статье «Eurasianet (США): может ли Россия войти в топ-5 экономик мира к 2024 году?»).

Рассмотрим еще несколько исторических уроков из советской эпохи. В свое время, когда под руководством – или попустительством – Леонида Брежнева положение с едой в стране дошло до ручки, старцы из политбюро назначили секретарем по сельскому хозяйству (в тогдашней – да, пожалуй, и в нынешней – номенклатуре тупиковая позиция) Михаила Горбачева. Тот не сробел, как не сробел в своем Ставропольском крае, где пропиарил себя с помощью ходов, граничащих с махинациями, и быстро выдвинул цветистую Продовольственную программу. Это был изощренный PR-ход: советским гражданам вместо колбасы и сыра втюхали надежду на колбасу и сыр. Ход тактически эффектный, политбюро его высоко оценило. Но, как часто бывает, тактический успех обернулся стратегическим провалом. Поток непродуманных реорганизаций ухудшил работу сельского хозяйства даже по сравнению с догорбачевским состоянием, а невыполнение обещаний подорвало доверие ко всей власти. В сочетании с предыдущими сбоями ускорился развал общества.

Сравним последние годы советской власти с первыми. Герберт Уэллс красочно описал положение России в 1920 году в книге «Россия во мгле». Политика военного коммунизма позволила укрепить власть, сосредоточить все – сравнительно малые – ресурсы на немногих ключевых направлениях, даже выиграть Гражданскую войну. Однако терпение народа почти исчерпалось. Несомненно гениальный (что признают даже его противники) политик Владимир Ленин сумел не только увидеть, что страна балансирует на грани гибели, но и найти спасительный ход – новую экономическую политику (по сути, частичный возврат капитализма под контролем социалистов). Но одно дело придумать, другое – осуществить, поставить на ноги. Страной руководили пламенные революционеры. Ими двигали революционная эйфория побед и революционный же угар привычки к крайним методам. Они воспринимали мысль о хотя бы частичном возврате к капиталистическим отношениям не иначе как недопустимую ересь. Ленину удалось запустить НЭП, только опираясь на свой колоссальный авторитет и применив все свое искусство договариваться. Он спас и страну, и коммунистическую власть. Увы, оживление экономики, рост инициативы граждан не обошлись без издержек. Нувориши стали срастаться с советскими чиновниками, так появились советские олигархи (в том числе из среды пламенных революционеров).

Но главное – подняв страну до довоенного состояния, НЭП столкнулся с теми же проблемами, что бытовали в отечественной экономике до Первой мировой войны. Пришлось сворачивать рыночную часть системы управления и сосредоточивать ресурсы на ускоренной индустриализации. В мае 1931 года Иосиф Сталин на совещании ударников производства сказал: мы отстали от развитых стран на 50–100 лет – если не пробежим это расстояние за десять лет, нас сомнут. Если бы победила альтернативная стратегия, выраженная лозунгом Бухарина «Обогащайтесь!» (то есть если бы направления развития определялись в основном рыночной стихией), то жирненькую откормленную страну с радостью разделал бы очередной мясник из цивилизованной Европы.

Итак, на разных этапах развития и в разных отраслях оба типа хозяйствования – децентрализованное планирование (мы его обычно называем рынком) и централизованное – оказались необходимыми и спасительными.

Горбачев же глубоко не мыслил и, похоже, не ощущал, какие методы управления в каких условиях и пределах полезны. Он начал с лозунга ускорения развития всего хозяйства, но, наткнувшись на ограниченность возможностей движения, затеял очередной PR в виде перестройки. Причем без теоретического анализа текущего положения и проекта желаемого нового здания.

В 1986 году я написал ему письмо с рядом предложений по реформированию партийного и государственного устройства. В частности, предложил генсеку отменить порочную практику ограничения приема в партию лиц умственного труда – врачей, преподавателей, ученых, инженеров. В прилагаемом реферате доказал, опираясь на работы классиков марксизма: раз наука стала непосредственной производительной силой – эта категория работников вошла в число производителей материальных благ. Увы, моя рекомендация не возымела действия. И всего двумя годами позже значительная часть советской интеллигенции образовала интеллектуальную – а потому особо эффективную и успешную – оппозицию действующей власти.

Зачем эти экскурсы в историю? Да затем, что в ней достаточно уроков, не усвоенных сегодняшним правящим классом – и у нас, и, похоже, за рубежом. Вот главные, на мой взгляд, обобщающие выводы из этих уроков: никакие тактические выигрыши не стоят ухудшения стратегической перспективы; стратегический прогноз сделать тяжелее, нежели тактический, поскольку тактические последствия можно увидеть уже в линейном приближении, а стратегические только через нелинейные функции.

Сейчас неумение заблаговременно оценивать отдаленные последствия принимаемых решений приводит к столь тяжелым положениям, что авторитет власти очевидным образом подорван, доверие к ней катастрофически упало.

Те, кто затевал пресловутую пенсионную реформу, безусловно, малообразованные люди. Психологам, нейробиологам давно известны свойства той части базального мозга, что называется миндалиной. Миндалина отправляет остальному мозгу подсознательные сигналы: его хотят чего-то лишить – и это недопустимо. Вследствие этого люди очень остро воспринимают любое отнятие каких-либо благ, которыми они ранее располагали как реально, так и виртуально.

В свое время, работая в правительстве России, я приложил руку к созданию «ситуационной комнаты». Модели событий позволяют проигрывать варианты виртуально, не делая дорогостоящих – во всех смыслах – экспериментов на живых людях. В методологии науки давно исследованы ценные качества такого действенного инструмента, как мысленный эксперимент. Так, именно с его помощью Альберт Эйнштейн построил знаменитую теорию относительности. Первейшая обязанность политика – как и ученого – научиться работать в рамках мысленного эксперимента. Они должны уметь мысленно проигрывать весь возможный спектр событий, а только потом садиться и писать свои бумаги.

Самое страшное, когда неумехи начинают страдать реформистским зудом. В таком случае их действия приводят к болезням общества, напоминающим аутоиммунные расстройства (а среди них есть и тяжелейшие: от астмы до рассеянного склероза). Ведь суть всех аутоиммунных заболеваний – одна часть организма начинает уничтожать другую часть того же организма. Именно такое произошло с непобедимым и могучим организмом, коим был Советский Союз. Страна, в 1945 году сокрушившая военную и экономическую машину всей Европы, в 1991 рухнула практически без воздействия извне.