Руслан Хасбулатов: Неутешительные перспективы

На недавнем Гайдаровском форуме не столько решали проблему бедности в России, сколько забалтывали тему. Фото Reuters

Долгосрочное, хорошо разработанное планирование развития экономики, социальных отраслей и инфраструктуры, в которой остро нуждалась Россия со времени начала ее перехода от социализма (опыт которого не был еще забыт. – авт.) к капитализму, с некоторых пор заменила система указов президента В.В. Путина, правящего с начала XXI-го века.

Среди указов выделяются особо значимые, например, Майский (2012) и Декабрьский (2018). В этих документах ставились как раз те задачи, которые, обычно становятся предметом разработки научно-исследовательских организаций, министерств и ведомств, государственных предприятий, учреждений образования, медицины и культуры. И с самым активным участием провинций и их институтов, особенно тех, кто занят размещением производства на территориях. Мы знаем, что для разработки жизненно важных для общества Указов привлекались исследователи и специалисты из Высшей школы экономики, РАНХиГС и института Гайдара – особо привилегированные и приближенные к администрации президента, учебно-научные учреждения. Об участии специалистов из других учреждений науки и образования, ничего не известно.

При всем уважении к коллегам, это не просто недостаточный потенциал для выполнения такой масштабной деятельности, но и главная причина того, что основные задачи Указов либо вообще не выполняются, либо выполняются ценой с отрицательными последствиями.

Уже в 5-ом или 6-ом Указе ставилась задача резкого повышения уровня производительности труда, повышения темпов роста экономики выше темпов роста мировой экономики, увеличения продолжительности жизни, роста материальной обеспеченности, в том числе через заработные платы и пенсии и т.д. Однако, мало что из этих целей достигается. И что вызывает удивление, – в самом правительстве, которое, очевидно, тоже принимало участие в разработке положений Декабрьского (2018) Указа, – без тени смущения стали утверждать (чуть ли не на второй день после обнародования Указа), о невозможности темпов роста даже на уровне до 2%, не говоря уже о задаче 5%, как предполагалось в президентском указе. Но если не будет достигнута эта ключевая задача, следовательно, другие цели, сопряженные с запланированным ростом экономики, не могут быть выполнены.

Майский (2012) Указ президента ставил, в частности, одну важную задачу, которая если бы она была исполнена (как заложено в документе – авт.) имела бы огромное позитивное значение. Это – повышение заработных плат работников социальных учреждений: школ, техникумов, университетов, научных работников, – в полтора раза, по сравнению со средней оплатой труда по регионам. Прекрасная задача!

Но разработчики, очевидно, с участием правительства, не предусмотрели в бюджетах ни федерального, ни провинциальных властей денег для столь ощутимого роста заработной платы. И просто переложили ответственность на места – на губернаторов и мэров крупных городов. Вот здесь и произошел мощный откат назад и здравоохранения, и школ, и вузов. С целью выколачивания нужных денежных средств для тех же врачей, учителей и вузов, началась их «оптимизация»: слияния, сокращения персонала, увеличение нагрузки, и прочие формы «сжатия» численности работающих для начисления им требуемого по Указу приращения.

Мы, университетские профессора и доценты всей страны почувствовали это на своей шкуре. Мне, например, пришлось уволить трех-четырех первоклассных молодых преподавателей (работающих на полставки), приглашенных мной из международной корпорации, крупного банка и структуры ЕАЭС. Их «нагрузка» легла на других профессоров и доцентов, поскольку она была значительно увеличена. Больницы сократили в 2-4 раза медицинских сестер. Помнится, меня положили в одну известную больницу для профилактики – на 2-3 дня; брать кровь из пальца пришла докторша, пожилая женщина, профессорша. Спрашиваю: Нина Александровна, что же Вы сами пришли, где ваши медсестры? Отвечает: Руслан Имранович, в моем отделении я сократила 12 медсестер, оставила только троих, предпенсионного возраста, а они не успевают бегать по всем этажам. Вот и приходится нам, докторам, брать кровь из пальца у больных.

Университеты – это не коммерческие лавочки

А сколько сокращений опытных врачей, даже в Москве, произошло в тот период! – Чуть не разгромили всю систему здравоохранения! А к каким психологическим аберрациям коллективов привела система, когда на каждого преподавателя «спускается» план заработать не менее 300 тыс. рублей в год! Это что – самофинансирование университетов, при том, что эти же преподаватели обеспечивают учебу студентов на платной основе? На мой взгляд, «новое крепостничество» ведет к деградации университетов, создает нездоровый климат в коллективах, в их ректоратах, способствует огромной дифференциации в оплате труда, что принципиально противно самому духу университетов, в которых более тысячи лет действовали принципы солидарности, взаимоуважения, бескорыстного служения обществу, но никак не стремление стать «параллельной бизнес-структурой», с ее направленностью на обогащение и приобретательство.

Если у Министерства образования нет денег на содержание Вузов, надо закрыть избыточные (их действительно много. – авт.), но зачем внедрять изощренно-издевательские практики над профессорами?

Высшие учебные заведения страны, их профессора и доценты, академические ученые – всегда были верхней стратой среднего класса в СССР, сохраняя предельную лояльность властям: такая в целом ориентация сохранилась в них в самые тяжелые времена 90-х и в первые годы XXI века, вплоть до начала непонятных и бессмысленных «реформ». Ныне представители бывшей Академии наук России (академики, члены-корреспонденты СССР и России), за редкими исключениями, искусственно превращены в своеобразный ряд «тихих оппозиционеров» президентско-правительственной власти, это – тоже факт свершившийся. Непонятно только, для чего это сделано и во имя чьих и каких интересов?! Только ни в интересах страны, ни в интересах развития науки!

По этому же пути ускоренно движется и высшая школа, в которой все возрастающий объем отчетной документации превышает любые вообразимые масштабы, а некие «инструкции» приобретают силу Закона. И это – не вина руководителей, их ректоров, – они попросту вынуждены подчиняться тому, что идет «сверху». Но зачем искусственно формировать недовольство властями среди огромной армии вузовских преподавателей? Я – человек пожилой, можно сказать, умудренный, многое повидавший на своем веку; за почти 50-летнюю деятельность в научно-преподавательской сфере объездил почти полмира, читая лекции в университетах всех континентов, неплохо знаю все то, что происходит в этой области в мире, какие новые тенденции в ней развиваются. Но такого давления на профессуру, которое сформировалось в России в последние годы, не существует нигде! Это я могу заявить уверенно и со знанием дела.

Например, директивные требования публиковаться в иностранных журналах, причем, для всех ученых и преподавателей – насколько они разумны? Советские ученые – естественники или специалисты в точных науках, всегда издавали множество своих работ в иностранных журналах, делают они это и сегодня. Философы, рассуждающие о Платоне, Аристотеле, Греческой этике или немецкой классической философии, – также размещают свои статьи в самых престижных американских и европейских журналах.

А как мне, к примеру, публиковать свои книги и статьи в иностранных издательствах, например, с критикой и высмеиванием «нового направления» экономической науки – неолиберал-монетаризма Чикагской школы Милтона Фридмана и его политического воплощения в «Вашингтонском консенсусе», навязанном министерством финансов США и МВФ всему миру (кроме Китая. – авт.)?

Многие мои книги, начиная с периода Горбачевской перестройки, опубликованы в Индии, США Великобритании, Франции, Италии, Египте, Сербии и других странах. Но они имели в основном, характер политической публицистики, и отражали мои тогдашние ожидания глобального перехода к гуманистическому миропорядку, были связаны с анализом сложных процессов трансформации СССР, а затем России и новых стран-членов СНГ. Поэтому, очевидно, вызывали интерес западных издательств и охотно публиковались, как и многие мои статьи.

Но как только я стал критически анализировать новые экономические теории и экономическую политику, основанную на новых доктринах, – западные журналы и издательства перестало это все интересовать. И причины ясны: они тесно связаны с корпорациями, с властями (новые подходы и теории, вредные для общества и для народов, выгодны для крупных банков и ТНК– авт.), и являются их составными частями.

Поэтому важно знать: какие статьи и книги российских экономистов и обществоведов публикуют на Западе? Это те, во-первых, в которых не затрагиваются серьезные теоретико-методологические вопросы, расходящиеся с Meinstrim, то есть, с экономическим неолиберал-монетаризмом; в общем, малосодержательные с позиций теории, но основанные на множестве всевозможных цифр и графиков, с непременным указанием на работы западных теоретиков.

Во-вторых, охотно публикуются статьи, в которых, прямо или косвенно, критикуется экономическая политика правительства и особенно В.В. Путина. В частности, тема коррупции во власти, засилье госкомпаний, высокие налоги на бизнес и произвол правоохранительных органов.

В-третьих, привлекательны также статьи, в которых «объясняются» никчемность ЕАЭС, отсутствие возможных позитивных результатов от Союза ни для России, ни для других его участников.

В-четвертых, во всех этих публикациях российских авторов как-то скромно обходятся стороной вопросы, связанные с критическим осмыслением всего того, что происходит в Западном мире.

Ясное дело, что мне, как и моим многим коллегам-экономистам, воспитанных на том, что свою страну и своих правителей надо критиковать в своей стране, и на страницах отечественной печати – печатать на Западе свои труды с другими подходами, весьма затруднительно. Да и зачем меня заставлять делать это? И в тоже время, благодаря новым министерским «инновациям», серьезные монографии и статьи в журналах, и даже фундаментальные учебники (без которых, кстати, нельзя считать полноценными ни одну вузовскую кафедру. – авт.) уже не принимаются в расчет. Такую деятельность в оные времена назвали бы вредительской, но полезной ее назвать нельзя и в наше время.

Конечно, надо публиковать везде во всех странах и всем, кто это может делать и желает делать. Но заставлять – не следует. К тому же, как я попытался объяснить, это иногда становится невозможным, а чаще – ведет к негативным результатам для имиджа страны.

Я как-то мельком ознакомился со статьями одного экономиста – ректора, сбежавшего за границу и ставшего там популярным (хотя осуждаю тех, кто его напугал и способствовал бегству. – авт). На русском языке у этого экономиста я ничего не нашел, кроме двух – трех невыразительных статеек. Зато на английском – сотни статей, с разгромной критикой экономической политики Путина, – вот и стал он «знаменитым» на Западе. Но много ли в нашей стране истинных ученых-экономистов, которые хотели бы такой «славы»? У меня немало хороших друзей и товарищей среди известных ученых-экономистов всего мира, но таких – жестоко критикующих свое государство, ничего не предлагающих – я не знаю.

Если в стране много «плохих» журналов, – надо их закрывать, но действующие должны иметь нужные квалифицированные кадры, материально-техническое обеспечение и т.д. Возможно, следовало бы создавать также межуниверситетские журналы, не ликвидируя традиционные; а также межуниверситетские книжные издательства на самом высоком технологическом и эстетическом уровне.

Другой вопрос – необходимость «привязки» зарплаты преподавателей вузов к среднерегиональной оплате – это совершенно бессмысленный, лишенный рациональности подход. Какая разница, где я веду занятия со студентами – в Москве или Магадане: нагрузка – общая, требования – общие, отчеты – общие и т.д. Следовательно, труд однотиповой и его объемы в целом по регионам также одинаковы.

Все государственные вузы должны действовать в своей основе, по единым правилам, по единым стандартам, в том числе и в оплате труда. Нынешняя система дифференциации по основной и дополнительной частям – неразумна и несправедлива, она прямо направлена на создание внутренних конфликтов, а не сотрудничество и консолидацию. Университеты – это не те учреждения, где необходима смертельная конкуренция между коллегами, это – своего рода, высшее творение цивилизации, в которой происходит становление «знающего человека» и рождаются новые идеи; в злобной, коммерчески-денежной обстановке, когда каждая встреча с руководителями вертится вокруг денег – это немыслимо.

Гайдаровский форум и премьер Медведев, отсутствие продуманной экономической политики

Сильно удивил (снова!) на Гайдаровском форуме премьер Медведев своими заявлениями о том, что на пути развития предпринимательства созданы многие тысячи препонов. И они как гильотина, рубят потенциал деловой активности. Поэтому задача заключается в том, чтобы в 2020 году «убрать гильотину».

Это заявление, наверное, вызвало замешательство (или иронию) аудитории: если бы его сделал премьер, вчера выигравший свой пост в ходе национальных выборов – это было бы понятно, логично. Но человек, который уже 15 лет занимает высокую должность (вместе с 4-х летним президентством– авт.), выглядел просто нелепо с этими фразами.

Кто создавал эту «гильотину» – барьеры все последние годы, – не правительство? Ну, хорошо, осознал их вредность. Почему вчера не подписал правительственное распоряжение об их устранении? Вот это можно было бы сообщать уважаемой аудитории, а не пытаться предстать в качестве некоего эксперта, дающего полезные советы всем, но не понимающим свои задачи как премьера. Когда-то надо научиться быть премьером, хотя это происходит не всегда, и не со всеми, и здесь уже ничего не поделаешь.

Со времени появления Декабрьского Указа президента, правительство должно было разработать соответствующий план развития страны, предложив эту работу той же Академии наук, которая буквально умоляет об этом (последняя встреча президента РАН Сергеева с Путиным в январе с.г. – авт.), привлечь к ней весь огромный научно-технологический потенциал страны. Но ничего в этом разрезе не сделано. Понятна поэтому и резкая критика академического сообщества правительственной деятельности, уступившая традиционно ее реакции в прежние времена в «мягких» формах в отношении любых, даже явно ошибочных решений. Об этом в «НГ» писал Анатолий Комраков (16 января 2018 г.). Да и как не критиковать правительство, если при вполне достаточной насыщенности денежных ресурсов (казны), неплохом технологическом потенциале, послушном (до фанатичности) рабочем классе, лояльной интеллигенции, отсутствии профсоюзов, и спокойной внутренней обстановки, практически идеальной, – то есть всех условий для быстрого роста национальной экономики, этого роста нет и, похоже, не предвидится.

Я в целом ряде своих предыдущих публикаций, статьях, книгах и интервью СМИ (отечественным и иностранным), ссылаясь на данные нашей лаборатории «Динамика развития мировой экономики» при кафедре мировой экономики Плехановского университета, сообщал, что с начала нового века и по 2013 год в Россию поступило от продажи нефти и газа на мировых рынках порядка 3 трлн долл., а в последние годы они возросли до 3,5 трлн. Эту цифру никто не опровергал, более того много было на нее ссылок, не упоминая автора (эта нечестная практика почему-то утвердилась среди российских аналитиков, что не делает им чести. – авт).

Но вот что отрадно (для ученого-исследователя) – в статье «НГ» за 16 января фактически подтверждены наши данные, но уточнены и цифра обозначена в 4 трлн долл. Насколько эффективно использованы эти колоссальные денежные объемы для развития страны, повышения материального уровня людей, достижения какой-то уверенности в завтрашнем дне? – Мало! При том, что положительные сдвиги, несомненно, произошли, и я их называл в своих многих публикациях. Но возможности-то были совершенно иного плана, при этом среднегодовой экономический рост в 2001-2018 годах, как показывает статистика и сообщил академик Александр Некипелов, составил всего 1%. И это – не ошибка, а преступление перед обществом. Неслучайно академики (Нигматулин) обвинили правительство в экономической импотенции (см. «НГ» от 16 января с.г.).

Справедливым было их мнение о том, что правительство не считает необходимым изучить причины многолетней депрессии. Правда, у меня возникает вопрос: а почему десяток экономических институтов РАН не сделал эту работу самостоятельно? Я попытался это сделать, подготовив и опубликовав 2-ух томную монографию «Закат рыночного фундаментализма. Теории, политика, конфликты» (Москва, изд-во РЭУ, 2014. – авт). В этой работе представлены мои видения экономической политики России и критика действующих моделей, не способных дать позитивный эффект. Многие идеи созвучны тем, с которыми выступают академики Абел Гезевич Аганбегян, Александр Дмитриевич Некипелов, Виктор Викторович Ивантер, член-корр. РАН Руслан Семенович Гринберг и некоторые мои коллеги-экономисты, да и другие авторы статей на страницах «НГ» (Анастасия Башкатова и др.).

Абсурдное правило

Совершенно порочный характер имеет, так называемое «нефтяное или налоговое отсечение», когда произвольно устанавливается цена на нефть 40 долл./баррель – нефтяные доходы направляются в Резервный фонд, или на скупку иностранной валюты (в последнее время). Раньше частично их направляли в американские ценные бумаги, тогда объем вложений превысил 100 млрд долл. Все это не укладывается ни в какую экономическую теорию и методологию экономической политики, действующие в мире.

Дело в том, что есть явление (которое ваш покорный слуга и сформулировал. – авт.) – это инвестиционная насыщенность национальной экономики. Что означает реальную готовность экономики страны (региона города) принять инвестиции такого объема, который она может освоить, учитывая все главные факторы: будущий спрос, географию поставок, условия, продажи и т.д. В стране много талантливых людей, в регионах имеется множество программ развития. Но нет кредитных, причем доступных денег – в казне они есть, у предпринимателей (средних, мелких) нет. А двигателем современного бизнеса выступают не ТНК, а средние и мелкие предприниматели – им нужны дешевые кредитные деньги. Деньги в Китае, Корее, Японии, Норвегии и других странах откладываются в резервные фонды или размещаются в ценные бумаги стабильных стран в том случае, если они превышают объемы инвестиционной насыщенности. Но в нашей стране – нехватка этих денег, это и губит мелкий и средний бизнес, губит страну. Хранить триллионы денег в чулане – это нехитрое дело.

Нет плана развития страны, регионов

Правильно заметил член-корр. РАН Руслан Гринберг (в «НГ»), что на пути развития мелкого предпринимательства – не только и не столько налоговое, административное и полицейское давление, сколько отсутствие многоотраслевого, хорошо развитого машиностроения и других отраслей обрабатывающей промышленности. Они и формируют «ниши» для множества мелких предприятий, связанных с крупными по длинным производственным цепочкам в кооперации.

Где планы развития современного машиностроения? Кто-то думает, что цифровизация наших погибающих деревень и разбитых дорог предоставит нам «инновации» и «новую экономику»? Страшно даже подумать о том, к чему привела бы нынешняя высшая бюрократия страну, если бы Всевышний не дал российскому народу такое благо, как нефть и газ. Какая-то часть этого богатства идет на поддержание жизнедеятельности общества. А если бы его не было, как нет его у 4/5 стран? Я думаю, эта бюрократия давно прекратила бы свое существование и их имена бы забылись, или – страна не выжила бы при ней.

Бюрократия деградировала на фоне нефтегазового изобилия, которое «освободило» ее от тяжких дум о народе и своем творческом вкладе в развитие, все ее силы направлены на оборону – сохранение самих себя, это называется на их языке «стабильность».

Когда самое большое влияние в правительстве имеет министр финансов – это огромная гиря на развитии. Любой суперинтендант, начиная со знаменитого Фуке, имеет цель «обобрать всех гусей до кожи», чтобы казна была полна, другие задачи, – это «не его проблема». Это – давно известная истина, только не в нашей высокой бюрократии.

Надо кардинально менять управленческую бюрократию, установить над ней действенный общественный контроль, в том числе через СМИ и парламент, все законодательные легислатуры провинций. В противном случае – быть большой беде, никакие «заначки» Резервного фонда не помогут.

Бедность

На упомянутом Гайдаровском форуме много внимания его участники, особенно высокопоставленные правительственные деятели, уделили внимание проблеме бедности. И задаче выполнения требования Декабрьского (2018) Указа президента о сокращении вдвое бедности в стране (около 20 млн чел.) в предстоящие годы. Приводились какие-то «новые методики» ее подсчета, пионерные провинции-регионы для их экспериментирования и прочие серьезные разговоры, вконец заболтавшие «тему».

На самом деле, активного желания избавиться от позорной нищеты (а не бедности), похоже, в стране пока нет. Если бы она существовала, можно было бы решить ее очень просто и быстро. Финансово-экономическая ситуация в стране, хотя далеко не самая благоприятная, но позволяет это осуществить, причем, безболезненно.

У меня давно окрепло убеждение, что сохранение бедности в России – это излюбленная забава властвующей бюрократии еще с царских времен. Управлять бедным, замордованным населением – куда проще, чем материально обеспеченным, способным к самостоятельным размышлениям. В СССР эта проблема стала разрешаться после смерти Сталина в ходе хрущевских реформ. Неплохо обстояло дело при Леониде Брежневе – среднегодовые темпы роста за 18 лет его правления, сохранялись на уровне 5%. Никакого «застоя» не было. Энергичная динамика роста уровня жизни, и в целом развития экономики, была прервана афганской авантюрой. И не только в связи с расходами на воюющую армию. Дело в другом – началась дорогостоящая гонка вооружений, ухудшились внешнеполитические и внешнеэкономические позиции страны. Пришлось также выделить огромные ресурсы на помощь национально – освободительным движениям на трех континентах. Бедность, хотя и преодолевалась, но слабыми темпами.

Прорыв в преодолении бедности относится к первым годам правления Михаила Горбачева – регулярно повышались зарплаты всех категорий трудящихся и их пенсии. «Споткнулись» на чрезмерно узкий рынок продовольственных и потребительских товаров – отечественных не хватало, на импорт – не было валюты, нефть на мировом рынке подешевела втрое. Да еще неразумно были открыты «шлюзы» для вывоза за границу… продовольствия и бытовых товаров – станков, машинного оборудования, холодильников, телевизоров и всего того, что производилось в стране, причем за бесценок. Отсюда – дикий дефицит, невиданный с конца 50-60-х годов. О нем вспоминают всякий раз, когда хотят «заклеймить вечным позором» социализм. Но что поделаешь – таким запомнился нашим соотечественникам и аналитикам конец социализма и быстрая агония СССР.

90-е годы называют периодом самого бедственного положения народа, сравнимого со временем после Второй мировой войны. Принято считать, что и распад СССР произошел бескровно, и переход от социализма к капитализму – тоже бескровно. Это, конечно, не так: деградация общества, страна превратилась в сплошную барахолку, болезни, бандитские пули, недоедание – все это привело к потере миллионов людских жизней. А миллионы граждан, в том числе лучших специалистов и ученых – не меньше, чем в Гражданскую войну, буквально бежали за границу. После известного августовского (1998) кризиса кое-что полезное удалось сделать правительству академика Евгения Примакова, но ему не дали работать – реформаторы испугались уверенного и рассудительного старца с аналитическим умом. К власти в стране уже а августе 1999 года пришел Владимир Путин; чуть раньше (с конца мая – июне), началось также повышение цен на нефть на мировом рынке. В казну потекли большие деньги, появились возможности решать многие задачи. Но заметного сдвига в решение проблемы бедности, не произошло.

Обстановку в стране изменил глобальный кризис, начавшийся в 2007 году в Америке и в 2008 году обрушившийся на мир, а в августе (снова в августе!), он ворвался в Россию. Мировые лидеры в тот опасной для всех стран ситуации, похоже, заключили некое подобие «водяного мира», добиваясь на саммитах «Большой восьмерки» и особенно «Большой двадцатки», компромиссных и эффективных решений с применением богатого арсенала кейнсианского регулирования. Они рекомендовались национальным правительствам.

И вдруг, почти одномоментно, в первом квартале 2009 года появились Доклады ЮНКТАД, МОТ, МВФ и Всемирного банка, – в которых много тревожного внимания было уделено социально-экономической ситуации в России, в частности проблеме нищеты и бедности. И что ценно, были конкретные рекомендации, «что делать»? Увеличить на треть зарплаты, вдвое повысить пенсии, многодетным женщинам – пособия, студенческие стипендии и т.д. Интересно, что у таких антиподов, как ЮНКТАД и МОТ – с одной стороны, и МВФ и Всемирный банок – с другой, в вопросе российской бедности и путей ее преодоления – было почти абсолютное единогласие. Во всех Докладах была представлена ключевая идея относительно утери российским государством социального характера. Вообще-то такая оценка – это приговор правителям.

Вот эти «рекомендации» правительство Путина не могло не выполнить. (В отличие от отношения к тем же рекомендациям со стороны отечественных ученых). Уже в том же кризисном 2009 году, были повышены заработные платы, пенсии, пособия, студенческие стипендии. Об этом часто вспоминает сам Путин, с гордостью подчеркивая, что в период кризиса ни одна другая страна не сделала ничего подобного. Но это – от недостатка информации об антикризисных мероприятиях по другим странам. Большое и полезное дело действительно было сделано. Это так, но спрашивается, зачем надо было возбудить все международные организации, вплоть до ООН, чтобы принять верное решение?

Похоже, что та, десятилетней давности история с российской бедностью, вернулась в Россию, терзает ее, отчего в тяжких мучениях пребывает правящая бюрократия, судя по страстным, искренним выступлениям ее представителей на Гайдаровском форуме.

Но как ранее я говорил, эта задача – не сложная, учитывая финансовое положение страны. По словам министра труда Топилина, для того, чтобы около 20 млн чел. бедных привести к уровню минимальной оплаты труда – надо всего лишь 800 млрд рублей. Эта сумма, конечно, большая, но без труда мобилизуемая из нескольких источников. В том числе из триллионов Резервного фонда, триллионов бюджетного профицита, неиспользованных денежных ресурсов министерств и ведомств.

Как-то недавно президент, на какой-то встрече, саркастически спросил собеседников: «Вы что, хотите, чтобы у нас было так же, как во Франции?»

Они как-то смущенно промолчали. И напрасно, – я бы сказал: «Конечно, Владимир Владимирович, люди хотят жить как во Франции. И чтобы у нас была пенсия, как во Франции – не менее чем 2 тыс. евро в месяц. И чтобы с нее не брали налоги, как во Франции. Только вот громить магазины, взрывать машины и устраивать побоища – это вот ни к чему. Хотим также, как во Франции, свободно выходить на митинги и протесты, если правительство пытается ухудшить наше положение».

Не буду напоминать, что эти возможности, с точки зрения международного права, являются «естественным правом» и не могут быть ущемлены национальным законодательством. И признаны повсюду. Так что, Государственной думе я рекомендую принять конституционный акт, запрещающий органам исполнительной власти, сверху-донизу, принимать любые решения – прямые и косвенные, если они направлены на снижение уровня жизни народа.