Откровенные воспоминания посла Японии в Москве

Московская встреча президента Бориса Ельцина и министра иностранных дел Митио Ватанабэ в 1992 году, несмотря на улыбки ее участников, была драматичной. Фото РИА Новости

Сегодня «НГ» публикует отрывок из воспоминаний Сумио Эдамуры, посла Японии в России в 1990–1994 годах.

Противоречия вокруг политики в отношении Японии

28 июля 1992-го в Москве разыгралась одна из важнейших сцен спора между сторонниками и противниками заключения мирного договора с Японией. Были проведены слушания о территориальной проблеме между Японией и РФ, инициатором которых стал лидер противников договора – секретарь конституционной комиссии Верховного Совета депутат Румянцев. Как говорили в порядке предварительных оценок, замысел слушаний состоял в том, чтобы сорвать визит Ельцина в Японию, намеченный на сентябрь, и убрать с занимаемых должностей замминистра Кунадзе и остальное «японское лобби» в МИДе... 

 В позиции, которую представил МИД РФ, основным было то, что в отношении островов Хабомаи и Шикотан следует соблюдать Совместную японо-советскую декларацию 1956 года, а в отношении островов Кунашир и Итуруп надо следовать письмам Мацумото и Громыко и найти решение путем переговоров. Делались ссылки на послание Ельцина премьеру Кайфу от сентября 1991-го, в котором обещалось разрешить проблему на основании обязательств, взятых на себя РФ в качестве государства-продолжателя по отношению к СССР, и принципов законности и справедливости, и на другие документы. Кратко говоря, критика, которой подвергался МИД, не заставила его ни на шаг отойти от своей позиции.

Противники договора, хотя слушания были созваны при их ведущей роли, не смогли достичь своих целей – срыва визита Ельцина в Японию и т.п. Среди причин этого было и правильное руководство ходом слушаний со стороны первого зампредседателя Верховного Совета Филатова. Выяснилось и то, что и внутри правительства имеется противодействие настояниям МИДа и других сторонников заключения мирного договора с Японией. В данном случае проблема не в том, аргументы какой из сторон более разумны и убедительны. Допустимо считать, что замыслы открывшей слушания стороны были наполовину реализованы тем, что ей удалось продемонстрировать наличие мощных сил противодействия. Поэтому результат слушаний – ничья. Как бы то ни было, нельзя отрицать, что эффект слушаний состоял в еще большем обострении проходившего в России диспута о территориальной проблеме.

Положение внутри российского правительства также было сложным. В конце мая была создана комиссия по подготовке визита президента в Японию под председательством госсекретаря Бурбулиса. Поэтому мы поддерживали контакт не только с МИДом.  В этот момент было решено, что в  первую декаду августа поездку в Японию совершит Полторанин – вице-премьер, отвечающий за прессу. Я отправился проводить его в аэропорт. Случилась задержка вылета, и мы получили возможность поговорить. Полторанин ясно высказался о том, что правительство считает основой для разрешения территориальной проблемы Совместную декларацию 1956 года. Он также сказал, что в последнее время президентом Ельциным получены письма от проживающих на северных территориях россиян с выражением надежды на позитивное разрешение территориальной проблемы, что придало президенту большие силы и укрепило его стремление разрешить проблему.  Полторанин говорил, что хочет посетить Окинаву и изучить один из примеров разрешения территориальной проблемы. Атмосфера во время беседы показывала, что он полон воли...

В Японии Полторанин встретился с премьером Миядзавой, министром иностранных дел Ватанабэ и др.  Однако еще до возвращения Полторанина  в российских СМИ начала появляться критика позитивных высказываний, сделанных им в Японии. Среди публикаций были и такие, в которых утверждалось, что поездка совершается по приглашению влиятельной японской газеты на началах полного обеспечения с ее стороны. В подобной ситуации Полторанин в тот момент, когда я приехал в аэропорт встретить его, производил не совсем ясное впечатление. Как я узнал позже, в интервью, которое он дал российскому телевидению по прибытии, Полторанин сказал: «Во время визита Ельцина в Японию территориальная проблема вряд ли будет поднята». Передавали и его слова о том, что сделанные им в Японии позитивные высказывания относительно Хабомаи и Шикотана не были официальными и «имели целью прозондировать общественное мнение». 

В заметках, названных «Преображение», бывший министр иностранных дел Козырев, касаясь поездки Полторанина в Японию, пишет: хорошо известна принадлежность Полторанина с Козыревым и Бурбулисом к политикам из числа новых реформаторов и его близость к Ельцину, поэтому его слова и действия перед поездкой в Японию и после нее вызвали «политическую бурю».

21 августа я провожал отправляющегося в Японию Петрова – главу администрации президента. Что касается его поездки в Японию, то уловить ее цели было трудно. Бурбулис и МИД стояли на позиции, согласно которой глава администрации причастен к подготовке программы визита президента в Японию, мероприятий во время визита и т.п., но существенные аспекты визита находятся вне его компетенции. Но можно было разглядеть, что Петров получил указания от президента и намерен провести обсуждение территориальной проблемы и других вопросов. Бурбулис и Петров как два приближенных президента находились в отношениях, которые могут быть названы соперничеством, и это вынуждало нас быть особенно внимательными. Относительно территориальной проблемы Петров во время пребывания в Японии занимал жесткую позицию. Он говорил, что Ельцин хотя и посетит Японию, даже не подтвердит Совместную японо-советскую декларацию 1956 года.

Окидывая взором процесс посещения этими ответственными лицами Японии, можно было разглядеть наличие противоречивости мнений о политике на японском направлении. Возможно, противоречивость проистекала из невозможности уловить истинные намерения  Ельцина, но снова приходилось делать вывод о том, что имеется опасность превращения дискуссии вокруг территориальной проблемы в орудие борьбы за власть в ключевых структурах режима.

Опасения усиливаются

Испытываемые мной опасения были усилены реакцией российской стороны на экономические проблемы. В СМИ России скрыто и открыто распространялась, начиная с выступления  Ельцина по телевидению 30 июня, точка зрения, согласно которой японское правительство пассивно относится к экономическому сотрудничеству с РФ. Однако не была сведена к единому целому позиция российской стороны относительно принятия этого сотрудничества. Пакет объемом в 2,5 млрд долл., предложенный Японией осенью предыдущего года, оставался полностью без применения. Что говорить об этом, когда и в отношении возвратного займа со стороны Эксимбанка Японии в 100 млн долл., о котором речь шла ранее как о самой первой срочной помощи, оставались препятствия для того, чтобы принять окончательное решение, связанное с проблемой правительственных гарантий и т.п. Кроме того, не всегда была существенная реакция на такие нерешенные вопросы, как проекты разработки лесных ресурсов Сибири и сахалинской нефти или рефинансирование внешнеторгового долга.

Это было ненормальное положение. Естественно, что принимающая сторона стремится к успеху визита государственного гостя, но с главой своего государства связана именно сторона-визитер, поэтому она должна быть высокоактивной. Однако наши контакты завершились, не вызвав у нас ощущения горячего стремления к тому, чтобы визит президента в Японию увенчался успехом и стал более значимым за счет прогресса в экономическом сотрудничестве. 

...Корабль отправился в море под ясным небом, подняв до верхушки мачты флаг с девизом «законность и справедливость» и получив от людей благословение, но начался шторм. В то время как в борт били сильные волны, стоявший на вахте старший штурман изо всех сил удерживал штурвал так, чтобы судно шло в направлении, которое, как он верил, указал капитан во время выхода корабля в море. Однако капитан не покидал своей каюты. Собравшиеся на мостике штурманы не могли определить подлинную волю капитана, и между ними начинался спор о курсе судна. Даже когда наступил самый важный момент, давление в котле не поднималось, и неизвестно, что делали механики. Не таково ли было положение на российской стороне, если уподобить визит президента в Японию этому кораблю?

Я в это время увеличивал возможности контактов с лицами, которых можно было назвать близкими к президенту. Я представлял, что, как только президент в публичном месте проявит что-либо подобное недоброжелательному чувству в отношении Японии, это незаметным образом отразится внутри российского правительства и повредит подготовке визита. Старший помощник президента Илюшин сразу же понял то, что я старался сказать ему, и обещал принять надлежащие меры. Я общался и с помощником по международным делам Рюриковым. Его хорошим качеством была невозмутимость. Вызывало удивление то, что, насколько острой ни выглядела бы ситуация, как только вступал Рюриков, она тут же становилась не столь значительной, а в ходе разговора спокойствие распространялось и на меня, словно впрямь не было ничего особенного.

На этот раз без влияния Рюрикова я в начале августа несколько успокоился и заново объективно рассмотрел обстановку. Мы верили в то, что с появлением новой России территориальная проблема также вступила в новые условия, и пробивались вперед, избрав общей основой принципы «законности и справедливости» и ставя целью скорейшее разрешение территориальной проблемы. За это время у нас было почти полное взаимопонимание с нашим непосредственным партнером по переговорам – МИДом. Однако стало ясно, что теперь МИД России не полностью держит в руках ситуацию...  Мне думалось, что в таком случае разумным выбором было бы отказаться от прибытия в намеченный порт одним махом и в качестве временной меры избрать курс к ближайшему месту стоянки.

Я решился представить вверх доклад о своем видении, согласно которому необходимо взглянуть на японо-российские отношения с точки зрения более или менее далекой перспективы и оценить предстоящий визит Ельцина в Японию как один шаг вперед в направлении кардинального улучшения двусторонних отношений, включая разрешение территориальной проблемы. То есть необходимо снизить ожидаемую ценность данного визита. 

Ватанабэ и Ельцин: 30 тяжелых минут

Министр иностранных дел Ватанабэ Митио 29 августа прибыл в Москву, чтобы сделать последние штрихи в подготовке визита президента Ельцина в Японию. В ходе состоявшегося ранее согласования с группой министра я услышал, что курс на проводимых в этот раз консультациях будет гибким, что успокоило меня. Также и в отношении территориальной проблемы: твердо придерживаясь основной позиции, гибко реагировать на подходы к ней во время визита Ельцина в Японию. Этот курс основывался на политическом решении, в котором были учтены и обстоятельства российской стороны, и действительно воплощал точную оценку ситуации в стиле министра Ватанабэ.

В начале консультаций с Козыревым 1 сентября Ватанабэ в качестве предварительного замечания сказал, что из России в Японию приезжали различные видные лица, которые делали различные высказывания, но он ограничивался тем, что излагал основную позицию японской стороны, переговоры же он намерен вести исключительно с министром иностранных дел. В связи с позицией японской стороны, ожидающей визит президента Ельцина, он дал тщательные разъяснения не только по территориальной проблеме, но и вплоть до проблемы экономического сотрудничества. Козырев внимательно слушал, часто выражая согласие. Затем высказал пожелание: поскольку он понял так, что в высказывании Ватанабэ содержится элемент гибкости, нельзя ли представить это высказывание в письменном виде?

2 сентября до обеда состоялась беседа с госсекретарем Бурбулисом как с председателем комиссии по подготовке визита президента Ельцина в Японию. Бурбулис приветствовал позицию Ватанабэ даже больше, чем Козырев, почти открыто. Он говорил вплоть до следующего: «Подход господина министра представляется мне конструктивным и гибким подходом к разрешению территориальной проблемы, я поддерживаю его».

Однако на встрече с президентом Ельциным, которая состоялась всего через час, буквально разом произошла смена декораций. Ельцин, встретивший Ватанабэ в рабочем кабинете в Кремле, с самого начала сказал, что у него «лишь 30 минут», и имел такое выражение лица, словно пребывал не в духе. В начале беседы, когда разговор зашел о здоровье Ватанабэ (несколько ранее тот перенес болезнь. – «НГ»), президент сказал, что к здоровью, насколько возможно, лучше относиться со вниманием, тем более что и выборы близко. Ватанабэ ответил, что политическая ситуация в Японии стабильна. Тогда Ельцин с таким выражением лица, словно не поверил, пробормотал: «Ну, коли так...» Мне пришла в голову мысль, что  президенту подаются данные, искажающие картину стабильной политической обстановки во встречающей президента Японии.

Диалог, к сожалению, не налаживался и дальше. Ельцин выразил неудовлетворенность тем, что японская помощь осуществляется в небольших суммах, инвестиции не продвигаются. Он с самого начала не проявил интереса к данному министром Ватанабэ разъяснению относительно территориальной проблемы и заключил, что это рассказ, который он слышал раньше. В ответ на то, что Ватанабэ побуждал его выразить отношение к территориальной проблеме, Ельцин ограничился тем, что сказал: «Об этом буду говорить в Токио». Все выглядело так, словно подобное развитие событий было неожиданным даже для присутствовавшего Козырева. Словно замолвливая словечко, он объяснил, что обе стороны прилагают усилия, чтобы сделать визит успешным. Президент, отвечая Козыреву общими словами благодарности, дал понять, что встреча закончена. Уже вставая, он сказал, что Россия не поддастся «давлению» японской стороны. Ватанабэ держался до конца и закончил беседу таким образом, что в заключение получил согласие Ельцина на то, чтобы продолжить разговор между министрами иностранных дел. Это были тяжкие 30 минут.

Информационная кампания

Вечером 3 сентября еще раз состоялись консультации между министрами иностранных дел. Они прошли благодаря Козыреву, который подумал, что было бы недопустимо позволить Ватанабэ вот так вернуться в Японию. Ватанабэ еще раз дал разъяснения о гибкости подхода к территориальной проблеме во время визита Ельцина в Японию. Со стороны Козырева ясной реакции не было. Поскольку президент сказал, что до отъезда в Японию не огласит своей точки зрения, положение министра было, видимо, таково, что он не мог ничего поделать. В середине ночи Ватанабэ отправился в путь на родину. Приехавшие в аэропорт проводить его замминистра Кунадзе и директор департамента АТР Соловьев с унылым видом разговаривали с ним о мерах для улучшения положения, но возможности были ограниченны, ибо внутри российского правительства не было человека, который мог бы откровенно разговаривать с президентом о его визите в Японию.

3 сентября мы увидели еще один странный симптом. Служба охраны президента опубликовала заявление о том, что аналогичная японская служба не дает полных гарантий безопасности президента во время визита в Японию. Было сказано, что в Японии различные организации проводят демонстрации в связи с проблемой северных территорий и т.п., а также что, в случае если не будет полных гарантий безопасности, служба охраны посоветует президенту отложить визит. 4 сентября я посетил Рюрикова, который присутствовал на встрече Ватанабэ и Ельцина и попросил объяснить, почему на беседе, состоявшейся всего через час после того, как председатель комиссии по подготовке визита президента в Японию Бурбулис столь высоко оценил высказывание министра Ватанабэ, президент занял позицию, которую можно назвать «холодным душем». Рюриков показал мне пачку писем и сказал, что все это – обращения к президенту с протестами против возвращения территорий. Он разъяснил сложность позиции президента в условиях, когда растет напряженность во внутриполитической обстановке. Меня удивило, что даже Рюриков, как он сказал, знает о проведении в Японии народных митингов и демонстраций по поводу возвращения территорий и о связанном с этим росте напряженности. Я объяснил ему, что это ежегодные мероприятия и они не носят экстремистского характера. Но и этот человек, всегда выносящий спокойные суждения, в тот момент выглядел так, словно не поверил разъяснениям. На этом фоне я не мог не предположить существования организованной информационной кампании.

Передавали, что 6 сентября Ельцин в программе Эн-эйч-кэй, объявленной как прямой диалог через спутниковую ретрансляцию с жителями городов Нэмуро и Ниигата, сказал, что ему представлено 14 предложений относительно территориальной проблемы, однако трудность состоит в том, какой из них выбрать.

7 сентября я посетил министра Козырева. Имелось в виду провести последние согласования перед визитом Ельцина в Японию, но я скорее был готов к тому, чтобы, предполагая и вариант неуспеха визита, сказать необходимые слова о том, чтобы в таком случае ответственность не перекладывали на японскую сторону. На ряде конкретных примеров я показал как факт, подтверждаемый со всей очевидностью, что в России распространяется информация, искаженно представляющая ситуацию в Японии. Я выразил озабоченность в связи с тенденцией, состоящей в том, что перед визитом президенту сознательно подается только отрицательная информация. Я также сказал, опираясь и здесь на конкретные примеры, что мероприятия японского правительства, порицаемые президентом Ельциным как «давление» или «интернационализация», японская сторона осуществляла, постоянно уделяя максимум внимания координации с МИДом России.

Отсрочка визита 

В Токио утром 9 сентября я провел брифинг для премьер-министра Миядзавы, отведя центральное место тому, что в России обстановка вокруг визита Ельцина носит острый характер. Когда я сказал Миядзаве, что в президента сознательно вкладывают недружественную по отношению к Японии информацию, он попросил уточнить: «Сознательно?» Я ответил: «Да». 

После ужина раздался звонок от первого зама заведующего российским отделом МИДа Канэхара Нобукацу. Он сообщил, что Интерфакс передал об отмене визита Ельцина. Сказал он и о том, что Москва запросила возможность телефонного разговора Ельцина с Миядзавой. 

Я поехал в служебную резиденцию премьера. В 23 часа 5 минут была установлена телефонная связь. Ельцин прежде всего коснулся того, что по поводу его визита в Японию имели место ожесточенные дебаты в руководстве Совбеза и Верховного Совета, и в связи с этим он хочет отложить визит. Он сказал, что визит не отменяется, а только откладывается, и если дать несколько месяцев, то и политическая ситуация в России улучшится, и обстановка в Японии успокоится, и он хотел бы тогда вновь подумать о визите. Миядзава прежде всего произнес: он рад, что президент, несмотря на трудную обстановку, здоров. Затем он указал, что решение об отсрочке визита, принятое за несколько дней до его начала, вызывает сожаление и что оно нежелательно для обеих сторон. Миядзава заявил: он понимает, что у России есть обстоятельства, являющиеся причиной отсрочки, но отклоняет то, что в качестве такой причины выдвигают ситуацию в Японии.

Похоже, Ельцин опять утверждал, что среди японских политиков есть такие, кто стремится использовать отрицательные чувства народа относительно курильской проблемы. Однако Миядзава опять подчеркнул, что не может согласиться с тем, что причины отсрочки визита есть и у японской стороны. В ответ Ельцин сказал, что уважает разъяснение премьера, и признал, что не имеет недовольства в отношении правительства и народа Японии. Выслушав это, премьер сообщил президенту, что в связи с поздним временем доложит ситуацию императору утром... 

Общее ощущение на тот момент было таково: раз Ельцин сказал, что визит не отменяется, а откладывается, и признал, что отсрочка не связана с обстоятельствами, связанными с японской стороной, воспримем события хладнокровно.

Сумио Эдамура.  Как распадалась империя. Воспоминания посла Японии в Москве. 1990–1994. – М, Япония сегодня, 2003.