Андрей Давыдов
Си Цзиньпин, лидер КНР, считает важнейшим своим делом участие в американо-китайских форумах. Баланс всегда значится в его повестке дня. Фото Reuters
20 февраля исполнился ровно месяц с момента инаугурации Дональда Трампа на пост президента США. Хотя прошло еще слишком мало времени, чтобы реально судить о той политике, которую он собрался проводить, и том курсе, который осуществляет его администрация, первое впечатление таково, что новый американский президент в целом действует в соответствии со своими предвыборными обещаниями.
Ожидания и опасения
Приход Трампа в Белый дом произошел в непростой для мира момент на пике глобальной турбулентности, порожденной событиями на Ближнем Востоке, в Украине, миграционными проблемами в ряде европейских стран. Предвыборная борьба в ФРГ, Франции, Голландии также усилила политические и экономические неопределенности в Европе, вызывая ощущение шаткости и нестабильности.
В Америке выборы ознаменовали смену во власти политических элит: взамен выдвиженцев «спекулятивной» финансовой олигархии – апологетов глобализации – на вершину взошли представители индустриального капитала – инвесторы реальных производственных секторов экономики. По идее, это должно способствовать усилению в США тенденции к ограничению иммиграционных потоков, сокращению масштабов «гастарбайтерства» и расширению возможностей трудоустройства для коренного населения. Однако один из первых указов нового президента, касающийся упорядочения миграционной политики, вызвал активное противоборство со стороны ряда региональных администраций.
Консервативные, а в отдельных вопросах даже ультраконсервативные взгляды Трампа по некоторым позициям его предвыборной платформы заставили комментаторов причислить его к антиглобалистам. Не считая себя таковым по сути, он тем не менее выступил за определенные ограничения глобализационных трендов.
В их числе: стремление к укреплению внутренних рынков, рост и развитие отечественной индустриальной базы, разрыв международных торговых договоренностей, чреватых для США экономическими потерями, отказ от спекулятивных сделок. Сюда же относятся идеи Трампа о наложении 45-процентной пошлины на товары из Поднебесной, об увеличении добычи собственной нефти, сокращении ее импорта и, как результат, о «возрождении американской нации на новой более крепкой основе».
В русле реализации этих идей находится и второй нашумевший указ Трампа – о выходе США из Транстихоокеанского партнерства, которое Китай рассматривал как структуру, созданную для противодействия его торговым интересам. Примечательно, впрочем, что противником договора о ТТП была и Хиллари Клинтон, и в случае избрания вполне могла бы потупить аналогично Трампу.
Два с половиной месяца с момента окончания выборов до воцарения Трампа в Белом доме были обильно заполнены прогнозами как «трампоманов», так и «трампофобов» о том, что и как будет делать новый президент. Объявленное им намерение ужесточить позицию США в отношении КНР дискутировалось во многих средствах массовой информации – от американских до китайских, включая российские. Безусловно, у американо-китайских отношений при Трампе существует значительный конфликтный потенциал, как, впрочем, и не меньшие перспективы активизации и углубления сотрудничества.
Роль и негативное влияние будирующих тему Трампа массмедиа выразились в основном в усиленном нагнетании деструктивных настроений в массовом общественном сознании.
В отличие от общественности, в среде мировой политической элиты, судя по некоторым признакам, таких панических состояний пока не наблюдалось. Хотя первые шаги Трампа на внешнеполитическом поприще оценивались ею неоднозначно.
Так, верховный представитель Европейского союза по иностранным делам Федерика Могерини заявила после недавней поездки в Вашингтон, что США «рискуют потерять роль мирового лидера». Как отмечают наблюдатели, «в ЕС началось болезненное осознание того факта, что больше нет американского поводка и ошейника и никто более не будет заставлять ЕС подавать голос за очередную порцию денежных траншей». Подчеркивается, что администрация Трампа давно подсчитала деньги, которые США как «мировой лидер» тратили на глобальную политику, и деньги, которые они на ней зарабатывали, и выяснилось, что расходы гораздо больше доходов.
В то же время визит в Вашингтон японского премьера Синдзо Абэ показал, что даже несмотря на выход США из ТТП, о чем Япония сожалеет, она по-прежнему остается для них главным партнером в Азии, отношения с которым на двусторонней основе будут и дальше развиваться, углубляться и в безопасность которого Америка не перестанет инвестировать значительные средства. Это наглядная иллюстрация прагматизма и реализма нынешнего хозяина Белого дома. В отличие от его предшественника Трамп, как успешный в прошлом бизнесмен, не собирается тратить ни цента без гарантии 100-процентной отдачи от произведенных затрат.
А ставка для США очень высока. Речь идет о сохранении их позиций в АТР – одном из главных регионов, остающихся в сфере американских интересов. И в этом нет ничего удивительного: на данный момент это самый динамично развивающийся регион мира, где на место доминирующей силы выдвигается главный на сегодня соперник США – Китай.
Борьба за лидерство
То, что именно Китай, а не Россия станет для администрации Трампа «раздражителем номер один», мало у кого вызывает сомнение. К набору прежних противоречий, присущих отношениям Пекина и Вашингтона, добавилось еще одно, пожалуй, самое неприятное для Америки.
Активизировав участие в глобальном управлении путем расширения его сфер с экономической и гуманитарной на область безопасности, Китай предпринимает попытки узаконить претензии на роль универсального глобального лидера. Теоретическим обоснованием таких претензий служит разработанная китайскими политологами теория «морального реализма». И это отнюдь не поворот в обратную сторону от известного постулата Дэн Сяопина начала 1980-х годов о необходимости «копить силы, оставаясь в тени», а прямое продолжение и развитие концепции патриарха китайской «перестройки». Дэн был далек от мысли о «накоплении ради накопления» и изоляции от внешнего мира набиравшего силу Китая. Смысл такого усиления он видел в последующем выходе своей страны в мировые лидеры.
Допуская участие КНР в глобальном управлении, том, которое, кстати, в прошлом США сами пытались навязать Китаю в виде так называемой «большой двойки», американцы и при Трампе наверняка не согласятся с его претензией на позицию «державы номер один». «Ужимая» сферы своих глобальных интересов, американцы, возможно, готовы допустить доминирование китайцев в тех зонах, из которых намерены уйти, но только не в АТР. Потеря этого региона означает для США потерю плацдарма, подкрепляющего фундамент глобального лидерства, а этого Трампу, во-первых, не простят, а во-вторых, он сам не пойдет на это, несмотря на заявленный изоляционизм, и вряд ли решится пожертвовать жизненно важными интересами США в тихоокеанской Азии. Как считает, к примеру, Збигнев Бжезинский, Китай пока «не готов полностью взять на себя роль США в мире».
Предполагается, что в отношениях с Китаем у Трампа будет превалировать экономическая тематика, отодвинув на второй план политико-идеологические проблемы. На кону у него – ревизия торгово-экономических связей двух стран.
Китай пока чувствует себя достаточно уверенно: он держит в своих руках американские долги в объеме, по разным подсчетам, от 1,2 до 1,8 трлн долл., располагает 4 трлн долл. валютных резервов по сравнению со 121 млрд долл. у США. В 2016 году китайские компании инвестировали в Соединенные Штаты 53,9 млрд долл. – больше, чем в любую другую страну. В двусторонней торговле объемом около 660 млрд долл. дефицит баланса у США в 2015 году составил 365,7 млрд долл. Причем торговля с Китаем складывается для Америки с дефицитом, начиная с 1985 года.
Американские компании создали в Китае около 20 тыс. предприятий. 20% прибыли General Motors и 16% прибыли «Форда» американский автопром получает за счет китайского рынка. В КНР действуют 14 сборочных заводов компании Apple. На середину 2016 года шесть топ-банков Китая имели активы в 15 трлн долл., а шесть топ-банков США – 14 трлн долл.
Согласно прогнозам экономистов, по состоянию на 2015 год государственный долг КНР составлял 23 трлн долл. в сравнении с 17,6 трлн долл. госдолга США. Стремительный рост китайского госдолга явился, по их утверждению, «расплатой за ускоренный экономический рост». Этот и некоторые другие параметры развития Китая заставили специалистов сделать вывод о том, что на фоне экономических неурядиц последних лет в среднесрочной перспективе Пекин не обгонит Вашингтон, даже если ВВП США будет расти по 1–2%, а ВВП КНР – по 5–6% в год. И только через 15–20 лет объем китайской экономики приблизится к объему американской.
На сегодняшний день главный вопрос для Китая заключается в том, будут ли темпы роста его амбиций соизмеримыми с ростом его совокупной мощи. А для США главным, видимо, будет уяснение соотношения между пользой от конфронтации с КНР и выгодой, получаемой от конструктивного сотрудничества с этой страной.
Главная претензия Трампа к Китаю в финансовой сфере состоит в манипулировании последнего курсом юаня ради получения преимуществ в торговле с США. В вину КНР вменяют товарный демпинг, ведущий к развалу американской промышленности; введение противоречащих правилам ВТО ограничений на торговлю с США; модернизацию китайских военных объектов за счет кражи американских технологий, хакерских атак и шпионажа; требование Китая о доступе к новым технологиям в качестве условия американского присутствия на его рынках.
Значимым фактором, который в условиях новаций миграционной политики Трампа будет непросто игнорировать, может оказаться «пятая колонна Пекина». Китайцев в США около 4 млн человек. При этом наблюдается устойчивая тенденция роста их численности. Тысячи и тысячи молодых граждан КНР, обучавшихся в Америке (математики, физики, химики, врачи, юристы, специалисты ЭВМ, дизайнеры и т.п.), остаются там на постоянное жительство. Многие обзавелись семьями, часто путем заключения браков с этнически близкими им американскими гражданами, но при этом сохраняют связи со своей родиной. Это создает основания для подозрений в подрыве безопасности США изнутри.
С учетом изложенного выше новый американский президент считает своей задачей как минимум ограничить, а лучше – остановить экспансию Китая, для начала в экономике, с расчетом на то, что экономическое ослабление КНР неизбежно приведет и к политическому.
Между конфликтом и торгом
Неплохим выходом для Трампа в этой связи могло бы оказаться перенацеливание китайской экспансии в другие районы мира. Не связаны ли именно с этим появившиеся в СМИ весьма любопытные сообщения о якобы проявленном интересе новых властей США к китайским проектам «шелковых путей», которые, как известно, пока не захватывают американский континент?
Первый год Трампа во власти совпадает с важнейшим для Китая внутриполитическим событием – ХIХ съездом КПК. Некоторые эксперты полагают, что именно он может усложнить двусторонние китайско-американские отношения, которые станут «жертвой» упоминавшихся выше дискуссий о глобальной торговле, стоимости доллара, протекционизме и т.п.
Высказываются предположения о неизбежности грядущего американо-китайского конфликта, который приведет к срыву модернизации в КНР и похоронит «китайскую мечту» – цель, к которой стремится Си Цзиньпин.
Еще до инаугурации Трампа между ним и Си состоялся телефонный разговор, продемонстрировавший, по признанию обоих, «взаимное уважение сторон друг к другу», результатом чего стала договоренность о проведении в ближайшем будущем личной встречи двух лидеров и поддержании тесных контактов для налаживания диалога.
В политологическом сообществе КНР, которое, как правило, озвучивает взгляды и настроения высшего руководства страны, ориентировавшегося во время выборов в США на победу Клинтон, приход к власти Трампа поначалу был воспринят достаточно спокойно. Отсутствие в ходе предвыборной кампании острого интереса у Трампа к внешней политике казалось китайской стороне привлекательным свидетельством того, что он сосредоточится больше на внутренних проблемах Америки.
В комментариях политологов акцент делался на то, что и при новом президенте в отношениях двух стран возобладает объединяющее, а не разделяющее их начало. Оно якобы в их взаимовыгодном и обоюдовыигрышном характере, преобладании общих интересов над разногласиями, в диалоге и взаимодействии, активизирующем и углубляющем китайско-американское сотрудничество, и, наконец, в «здоровой инициативности» китайской стороны, позволяющей направлять отношения Пекина и Вашингтона в «правильное русло».
Однако после телефонного разговора Трампа с президентом Тайваня Цай Инвэнь тон комментариев резко изменился. Политологическая элита КНР констатировала, что в американо-китайских отношениях появился «новый тренд», связанный с усилением в них «неопределенности» вследствие возобладания неоконсервативных подходов в окружении американского лидера, не имеющего к тому же достаточного политического опыта.
По мнению китайской стороны, взгляд США на Китай не как на партнера, а как на причину имеющихся у них проблем не отвечает основной логике отношений двух стран, а провоцирование трений в них и их подрыв не способствуют «обретению Соединенными Штатами нового величия».
Как далеко зайдут американо-китайские отношения в противостоянии, судить пока рано. Если Китай сохранит приверженность взвешенной позиции, которую он до последнего времени демонстрировал по отношению к США, а те, в свою очередь, не станут пересекать «красные линии», которые давно прочерчены во взаимосвязях двух стран, миру по большому счету ничто фатальное не грозит.
Одной из главных таких линий, безусловно, является тайваньский вопрос. Разговор Трампа с Цай Инвэнь вызвал бурю откликов, комментариев, прогнозов и спекуляций. Есть аналитики, предполагающие, что это первый шаг к смене парадигмы двусторонних отношений с непредсказуемыми последствиями. Даже вряд ли верящий в такую смену ветеран американо-китайского сближения Генри Киссинджер предупредил Трампа, что «нарушать принцип одного Китая неразумно. Трамп должен задать себе прежде два вопроса. Каких успехов он хочет достичь? И какие меры для этого надо принять?».
Примечательно, однако, что во время избирательной кампании Трамп ни разу не поднимал тайваньского вопроса и избегал темы Южно-Китайского моря. Поэтому другая группа экспертов полагает, что «утеснение» связей между новым президентом США и лидером Тайваня выглядит искусственным.
Если при Бараке Обаме США с раздражением относились к активности КНР в Южно-Китайском море, демонстрируя готовность защищать своих азиатских союзников от «китайской угрозы» путем размещения американского комплекса ПРО THAAD на территории Южной Кореи, то Трампа дела в ЮКМ, как и тайваньский вопрос, интересуют в первую очередь как инструмент влияния на Китай.
Здесь нельзя не согласиться с выдающимся российским китаеведом Яковом Бергером (уже, к сожалению, покойным), который в одном из своих последних интервью говорил, что «как коммерсант, как магнат Трамп хочет начать отношения с Китаем с нулевой отметки. Никаких обязательств у США нет, и надо начинать торг со второй державой мира с максимально благоприятных для Америки позиций… Причем, с точки зрения Трампа, начать нужно не с признания уступок Китаю, которые делала предыдущая администрация, а с чистого листа».
Путем принуждения Трамп рассчитывает заставить Китай занять более приемлемую для США позицию в ряде вопросов, включая корейский, а возможно, и во взаимоотношениях с Россией.
Балансирующий президент
Российско-американские связи, пожалуй, одна из труднейших проблем новой администрации США. Мы сами во многом виноваты, поскольку сразу после выборов наши СМИ начали раздувать «трампоманию» и необоснованный оптимизм по поводу надежд на скорое улучшение отношений с Америкой. Сегодня можно констатировать, что ни одна из них не оправдалась. Разговоры о снятии санкций затихли, тема встречи Путина и Трампа зависла, Белый дом заявил, что ожидает от России возвращения Крыма, Пентагон подтвердил намерение общаться с Россией с позиции силы. Президент Трамп отправил советника по национальной безопасности Майкла Флинна в отставку за «неправильное общение» с послом РФ в США Сергеем Кисляком, осудил «недостоверные и лживые новости» о связях его администрации с Россией и задал вопрос: «Не был ли Обама излишне мягок по отношению к ней, если допустил присоединение Крыма?»
В ответ российское руководство, как утверждается, отдало распоряжение нашим СМИ перестать нахваливать Трампа в эфире. Налицо деэскалация симпатий и восторгов по поводу нового американского лидера, что разумно, справедливо и, как ни парадоксально, внушает оптимизм, поскольку соответствует реальности. Ибо для изменения российско-американских отношений в лучшую сторону пока нет веских оснований. А это одновременно может смягчить некоторую напряженность, возникшую в отношениях РФ с КНР после победы Трампа на выборах и славословий в его адрес со стороны российских СМИ.
Отношения внутри треугольника КНР–США–РФ – одно из сложнейших и наиболее важных глобальных взаимодействий. Как известно, политические отношения между РФ и КНР масштабнее и богаче, чем их экономическое сотрудничество, а китайско-американские связи в торговой и финансово-экономической сфере более глубоки и насыщенны, чем в политической. В то же время российско-американские отношения в стратегической области, связанные с всемирной безопасностью, являются определяющими на глобальном уровне с учетом военного потенциала обеих стран. Для России, переживающей очередной этап конфронтации с Америкой, вполне естественна опора на поддержку тех внешних сил, которые заинтересованы во взаимодействии и сотрудничестве с ней. Для нее как евразийской державы такая сила – прежде всего Китай.
Перед выборами Трамп намеревался реструктуризировать треугольник РФ–США–КНР. Учитывая тесный характер российско-китайских политических связей, он не исключает, что в перспективе Америка может оказаться в конфликте и с Китаем, и с Россией, и поэтому рассчитывает ослабить натиск хотя бы со стороны одного из соперников. В отличие от Бжезинского, который «не знает, что предложить, если КНР и РФ поставят США в ситуацию «двойного шаха», Трамп готовился «снять шах» хотя бы с российского направления, поскольку угроза экономике США со стороны Китая несравнимо больше, чем с российской. Как прагматик, из двух зол он наверняка выберет меньшее.
Следует учитывать, что Трамп, подобно Никсону, является «геополитическим балансером», если рассчитывает приближением России сдерживать Китай. Таким образом, «торговля геополитикой» может стать его фирменным стилем и заодно компенсировать потери, связанные с его так называемой изоляционистской позицией.
Если поведение Трампа в отношении России будет напрямую зависеть от успехов Китая, то в этой ситуации нам очень важно «смотреть в оба» и обходить острые углы, когда США предложат России улучшение отношений за счет нарушения уз нашего стратегического партнерства с КНР.
Думается все-таки, что курс Вашингтона нацелен на «притормаживание» Пекина, а не на масштабный конфликт с ним, ибо экономически США и КНР очень тесно взаимосвязаны. Кроме того, существуют и личные бизнес-интересы Трампа в Поднебесной, где десятки торговых марок носят его имя Chuanpu, а под торговой маркой дочери Иванки производят балетную обувь. Экспортная модель экономики КНР еще и по этим причинам не может позволить себе торговой войны с США. К тому же примечательно, что новым послом США в Китае Трамп назначил Терри Бренстеда, бывшего губернатора Айовы и личного друга председателя Си Цзиньпина.
В итоге многое в политике США будет зависеть и от того, какими методами будет действовать Трамп внутри и вовне. Окажется ли он достаточно гибким и готовым к компромиссам или пойдет напролом? Его неуступчивость может усугубить ситуацию и привести к импичменту.
Дарья Гармоненко