Иван Лилеев
Помимо автоматов в Руанде используют как инструмент террора и расправы холодное оружие.
У комментаторов и аналитиков самого различного уровня и свойства сегодня принято характеризовать текущую ситуацию в мировой политике как смену парадигмы международных отношений и переход ее к стадии геополитической многополярности. Многополярность понимается при этом как раздел сфер влияния и выдается за нечто новое и безусловно отвечающее надеждам и тайным чаяниям не только «стран-полюсов» этого многополярного мира, но и всего остального человечества, которому предлагается как бы добровольно признать очевидное доминирование региональных государств-доминаторов.
Cитуация в мире действительно меняется. Заявленная многовекторность и многополярность означает на деле возвращение к временам региональной геополитики 200-летней давности, временам Венского мира после наполеоновских войн и предшествовавшей ей эпохи междинастийных войн и конфликтов, ультиматумов, реваншей. Излишне говорить о тех чудовищных последствиях, которые может иметь подобная картина. Очевидно, что в сегодняшних условиях это означало бы обрушение всей непрочной архитектуры международной межгосударственной и наднациональной безопасности, выстроенной усилиями нескольких поколений политиков за последние полвека. Следует помнить также, что в основание этой системы были заложены не только конъюнктурные интересы политиков, но и широкое общественное мнение, играющее и по сей день значительную роль в любом демократическом обществе. Сегодня нелишне вспомнить, от чего ушли и к чему стремились творцы хрупкого мира времен «разрядки» и «нового политического мышления».
Незамеченный юбилей
С конца 60-х годов международный климат, вся ситуация в блоковом противостоянии начали постепенно меняться. Разрядка международной напряженности, договоры об ОСВ, подписание известных Хельсинкских соглашений дали надежду, пусть и во многом иллюзорную тогда, на избавление от страха неминуемой термоядерной катастрофы. Заданный импульс стал затрагивать все новые сферы. Наверное, ключевым моментом здесь стоит считать середину 80-х, когда многолетние декларации общественных организаций, мирных инициатив, голоса ученых и общественных деятелей были наконец услышаны и восприняты всерьез мировыми политическими лидерами (было и такое время). Осознание мира как главной ценности стало определять в те годы и реальную парадигму мировой политики: разговор о необходимости прекращения межблоковой конфронтации в условиях переизбытка ядерных арсеналов был воспринят не только как рядовой вопрос мировой повестки дня, но и как жизненная необходимость. Именно осознание этой простой мысли и привело к рождению феномена «нового политического мышления».
В 2015 году 30-летний юбилей возникновения этого уникального и прорывного для своего времени общественно-политического феномена не отмечался никак, что, конечно, не случайно. И дело не только в очевидной перпендикулярности таких идей заявленному внешнеполитическому курсу. Сегодня именно этой идеологии приписывается вина за идеологическую «капитуляцию» перед Западом, приведшей к развалу Советского Союза и всей «мировой системы социализма». На самом деле это не совсем так. Вернее, совсем не так.
Идея «нового политического мышления», сформированная в те годы в качестве своего рода рецепта выживания человечества перед вызовами ядерной угрозы, на деле имела крайне мало общего с ниспровержением социальной системы «развитого социализма». Речь шла о совсем другом – о приоритетности и безусловной очевидности ядерного разоружения и соблюдения определенного «поведенческого кодекса» в мировых делах, где проблемы войны и мира занимали бы центральное место в системе приоритетов и предпочтений любого серьезного игрока на международно-политической сцене, включая приоритеты политические и геополитические. Сегодня как-то забыто, каких трудов стоило тогда ведущим государственным деятелям перестать мыслить категориями устрашения, многие десятилетия определявшего военно-политический вектор мировой политики.
В ситуации, когда мир медленно, но неуклонно склонялся к третьей мировой войне, человечеству хватило «коллективного разума» – по большей части в лице отдельных ученых и общественно-политических «тяжеловесов», чтобы заявить и продвинуть идею коренного пересмотра казавшихся незыблемыми подходов к обеспечению межгосударственной безопасности.
 |
| Это не картина Верещагина «Апофеоз войны» 1871 года, а самая что ни на есть натура наших дней. В Руанде таких захоронений убитых тутси вскрыто много. Фото Reuters |
«Вещи поважнее, чем мир»
Помнится, в те годы все мировое общественное мнение возмущалось брошенной президентом Рейганом фразой о том, что в мире «есть вещи поважнее, чем мир». Сегодня сказанное тогда скорым на оригинальное суждение президентом-актером воспринимается чуть ли не безусловной истиной. О каком мире может идти речь, когда на кону национальные или геополитические интересы? Выдвигаемый в качестве универсальной внешнеполитической идеологемы, этот тезис во все большей степени определяет повестку дня мировой политики.
В наши дни военные столкновения в борьбе за «геополитический интерес» уже не кажутся анахронизмом 200-летней давности, а рекламируются в качестве универсального международно-политического императива. Более того, все явственнее звучат голоса о бессмысленности «говорильни ООН» в ее современном виде, о необходимости ревизии деятельности всех иных наднациональных институтов. И это в условиях вызовов финансово-экономического характера и технологических прорывов, не говоря уже о глобальной политической неустойчивости, то есть в обстоятельствах, требующих не глобальной разобщенности по геополитическим полюсам, а глобальной интеграции во имя совместного ответа на вызовы общепланетарного характера.
Глобальная полицентричность, формулируемая в качестве панацеи мирового развития, в XXI веке, очевидно, обернется возвращением к временам межимперских противоречий, определения «зон интересов влияния» путем многочисленных локальных войн, о которых в государствах благополучного Севера уже стали забывать. Неужели ситуация в мире вновь возвращается к временам 100-летней давности?
Как известно, войны, как и состояние мира, рождаются первоначально в умах людей. Чтобы изменить ситуацию, надо просто сделать идею приоритета мира самоочевидной. Эта простая мысль лежала в основе «нового политического мышления» 80-х. Незадолго до того выдающийся философ и ученый советской поры Мераб Мамардашвили называл отход от мелкой мстительности и освобождение человека от «тварной сущности» главным условием креативного будущего человечества. Сегодня, когда стремление доказать собственную правоту любой ценой, лягнуть противника побольнее и обмануть похитрее затягивает человечество все глубже в смертельную игру с нулевым результатом, актуализация нового, а вернее, формулирование «сверхнового» политического мышления востребованы вновь.
Размахивание дубинкой примитивного устрашения, пусть и в новой высокотехнологичной «мягкой обертке», в любом случае представляет собой тупиковый путь для человечества. Необходимо остановиться и сделать выбор в пользу кооперации и сотрудничества. Отказ от мести за старые обиды в пользу любого «плохого мира» – единственно возможный путь для ответственных политиков XXI века, достойных лидерства в условиях современных геополитических реалий.
Чем на деле может обернуться всеобщая многополюсность в условиях практической безучастности мирового сообщества, наглядно демонстрирует недавний опыт Африки. Окончание эры холодной войны на какое-то время отодвинуло этот континент на дальние задворки мировой политики. Окончилась и эра шаткого африканского единства, ориентированного на «внешнее потребление» и так и не приведшего к единству внутреннему. Отныне африканцам предстояло решать свои дела самостоятельно, в соответствии с давними этническими обычаями и по-своему понимаемыми «скрепами», в том числе и на территориях соседних государств. Наиболее трагически развивалась ситуация в Руанде, а затем и во всем регионе Африканских озер, где начались вооруженные столкновения, не без основания называемые «первой африканской мировой войной». В результате боевых действий, последовавших вслед за геноцидом в Руанде в 1994 году, погибло не менее 3 млн человек, миллионы стали беженцами. Не менее трагичной была и ситуация в Сомали. В последние годы в Африке сделано немало для изменения ситуации. Но до окончательного мирного обустройства здесь пока очень далеко. В последние 10–15 лет жертвами межгосударственных и межэтнических столкновений стали тысячи жителей Сьерра-Леоне, Мали, Либерии, Котд Ивуара. И это не говоря о террористических актах – об угрозе, заявившей о себе не только в Африке...
Молчание ягнят
Казалось бы, мысль о консолидации и глобальной интеграции перед лицом новых общих угроз должна сплотить человечество, стать доминирующим вектором мировой политики. Однако этого не происходит. Рецидивы мышления в категориях силы, ставка на военно-политическую мощь вновь формируют повестку дня мировой политики. Явно фарсовый характер происходящего не исключает трагических последствий для всей системы международной безопасности. Амбиции политиков и поразительное равнодушие обывателей, увлеченных по большей части исключительно вопросами собственного быта, отдают ситуацию во власть случайного стечения обстоятельств, чреватого большой бедой.
Наверное, свое веское слово обязаны сказать и ученые, по определению обязанные видеть глубинные последствия развития ситуации и противостоять ее негативным тенденциям. Но этого не происходит. Безучастное «молчание ягнят» перед угрозой новой геополитической бойни – тревожный показатель возможного будущего планеты, трагических последствий «неуправляемого хаоса» в мировых делах.
Парадоксально, но, пожалуй, наиболее впечатляющий пример мышления, достойного реалий XXI века, дают власти той же многострадальной Руанды, сократившейся в населении чуть ли не на треть. Сознавая свою ответственность перед лицом будущих поколений, вынужденных «по завету предков» вновь и вновь возвращаться на кровавый круг межэтнической ненависти, представители обоих этносов добровольно отказались от своей этничности и своей истории. Сегодня точка зрения официальных властей, многократно воспроизводимая государственными деятелями на разных уровнях и преподаваемая в школах, состоит в том, что этносов хуту и тутси никогда не было – просто представители единого руандийского народа всегда называли «тутси» тех, у кого было более семи коров...
Думается, что в столь же радикальной смене стереотипов во имя мирного будущего планеты нуждаются и остальные политические лидеры мира, обязанные быть едиными перед глобальными угрозами времени.
