Фото Gettyimages
Социологический профиль убийцы российского посла в Турции имеет ряд поразительных сходств с портретом тех, кто находился за штурвалом направленных в нью-йоркские «башни-близнецы» самолетов. В обоих случаях речь идет о «интеллигентных» террористах – внешне успешных людях, ставших на путь террора.
Портрет террориста, который зачастую рисуют СМИ, непривлекателен: это человек, у которого жизнь «не задалась» (без образования, без хорошей работы, без семьи…) и которому поэтому нечего терять. В отдельных случаях подчеркивается эффект наркотиков или религиозного зомбирования.
Каково же было удивление американской публики, когда она узнала, кто именно был за штурвалами самолетов направленных в башни Всемирного торгового центра в Нью-Йорке. На роль «лузеров» они явно не подходили.
Вот, например, Мухаммед Атта. Он вырос в Египте в светской среде, в семье юриста. Закончил Каирский университет, один из самых престижных в этой стране. Продолжил образование в Европе, получив степень магистра в Техническом университете Гамбурга. Его дипломная работа удостоилась особой похвалы после защиты. Будучи иностранцем, нашел работу в одной из архитектурных фирм в Германии.
При внешне успешной карьере «молодого профессионала» Атта постепенно сближался с радикальными исламистами, в конечном счете оказавшись в рядах сторонников «Аль-Каиды». В его случае радикальный исламизм отнюдь не был исходной точкой. Скорее речь шла о медленной и постепенной радикализации изначально достаточно далекого от религии человека.
Религиозная радикализация происходила в контексте неприятия правил игры, которые обычно ассоциируются с «неолиберальной глобализацией». Так, в Египте под запретом властей оказались любые объединения исламистского толка, включая первоначально далекое от радикализма «Исламское братство». Изучая архитектуру на Востоке, Атта заинтересовался вопросами сохранения старых кварталов в условиях глобализации и универсализации архитектурных стилей. Будучи членом «западного среднего класса», он достаточно скептично относился к установкам «потребительской культуры» и к тем, кто их разделяет.
Достаточно высокий интеллектуальный уровень Атты оказался как нельзя более кстати при выполнении плана атаки на Всемирный торговый центр – символ неолиберальной глобализации. Здесь потребовались недюжинные организаторские способности (каждый самолет захватывала группа террористов), холодный расчет и умение обращаться со сложной техникой (для чего даже понадобилось получение лицензии пилота). Террористу-лузеру, находящемуся под дурманом (наркотиков или чего-то иного), такое просто не под силу.
Теперь – Мевлют Мерт Алтынташ, стрелявший в посла РФ Андрея Карлова. Подобно Атте, Алтынташ не похож на лузера. Этому двадцатидвухлетнему, одетому в хороший костюм молодому человеку тоже было чем гордиться в своей жизни. Как и Атта, Алтынташ вырос в светской семье. Он с успехом закончил школу и полицейскую академию в Измире. Примечательно место работы Алтынташа – подразделение полиции Анкары, отвечающее за борьбу с массовыми беспорядками. То есть турецкие власти оказывали Алтынташу и подобным ему особое доверие.
При всей внешней успешности своей Алтынташ пошел на акт террора, который, как он вполне осознавал, будет стоить ему жизни. После серии смертельных выстрелов Алтынташ произнес: «Не забывайте об Алеппо. Не забывайте о Сирии. До тех пор пока наши города не в безопасности, вам тоже ее не видать. Только смерть сможет забрать меня отсюда. Все, кто ответственен за страдания, заплатят свою цену».
Как представляется, вопрос опять-таки упирается в правила игры, устанавливаемые в одностороннем порядке, и в нежелание учесть при этом мнение всех заинтересованных сторон. Только в данном случае речь идет не о «неолиберальной глобализации», в навязывании которой обвиняются США, а об альтернативной системе, которую сегодня пытается установить Россия (именно этим объясняется выбор столь символической жертвы – российского посла).
Можно спорить, как охарактеризовать эти альтернативные правила игры – называть ли их «русским миром» или как-то иначе. Стоит и задаться вопросом, более ли гуманны «новые» правила по сравнению со «старыми».
Однако значимо и другое: при установлении этих правил Россией допускаются те же самые ошибки, в которых ранее обвиняли США, а именно: неготовность прислушиваться к мнению всех заинтересованных сторон (а их в случае конфликта в Сирии вообще и вокруг Алеппо в частности очень много, как светских, так и религиозных), желание действовать в одностороннем порядке, опора на использование силы и т.д.
А так как ошибки остаются прежними, то и риск терроризма никуда не исчезает. Хотя, согласно официальному российскому дискурсу, именно на борьбу с терроризмом и направлены действия России в Сирии.
В конечном счете бороться с терроризмом действительно придется. В том числе и с терроризмом «интеллигентным», а потому особенно опасным. Где гарантия того, что в следующий раз на путь террора не станут еще более встроенные – на первый взгляд – в старательно возводимую «альтернативную» систему люди?
У терроризма нет оправдания, но есть питательная среда, в которой он развивается. Одна из особенностей такой среды – отсутствие диалога на национальном или глобальном уровне (см.: M. Wieviorka. The Making of Terrorism, The University of Chicago Press, 2003). Если мнения несогласных игнорируются и отбрасываются как заведомо «архаичные» или, еще хуже, «варварские», то велик риск радикализации протеста. А от радикального протеста до действительно варварского – не так далеко.