Яков Гилинский
Проституция – явление рутинное, характерное для многих стран и народов. Фото Reuters
Мы живем в мире постмодерна – в совершенно новой реальности. Это плохо осознается или совсем не осознается большинством населения нашего единого, но фрагментарного мира. Еще хуже и опаснее то, что это не понимается правителями, властями (и не только российскими).
У нас есть неограниченные возможности: за несколько часов переместиться в любую точку планеты; поговорить посредством скайпа с приятелем, находящимся в Австралии или Японии; молниеносно отреагировать на любую новость, высказавшись «на весь свет» в сетях Интернета. И неограниченный риск вплоть до тотального самоуничтожения – омницида… Привычные «истины» и «смыслы» теряют свое основание. Неопределенность – постоянное состояние нашего бытия. Общество постмодерна есть общество возможностей и риска (вспомним Ульриха Бека).
Политика и протест
Политика прежде всего есть деятельность органов государственной власти и государственного управления, направленная на решение проблем и задач конкретного общества. Однако, как известно, «политика – грязное дело»...
Интересно, как сама власть регулирует противоправность самой себе и подвластного ей населения. Во всех странах законодательные органы не стесняются криминализировать деяния, опасные для власти. Так, в главе 29 Уголовного кодекса Российской Федерации предусмотрена уголовная ответственность за такие деяния, как государственная измена, шпионаж, посягательство на жизнь государственного или общественного деятеля, насильственный захват власти или насильственное удержание власти, вооруженный мятеж, диверсия, организация экстремистского сообщества, организация деятельности экстремистской организации, разглашение государственной тайны и т.д. В других главах УК РФ криминализированы деяния, представляющие опасность для власти или ее представителей (организация незаконного вооруженного формирования или участие в нем, массовые беспорядки, посягательство на жизнь сотрудника правоохранительного органа, применение насилия в отношении представителя власти, оскорбление представителя власти и др.).
При этом законодатель нередко перестраховывается. Характерный пример – криминализация таких действий, как «неоднократное нарушение установленного порядка организации либо проведения собрания, митинга, демонстрации, шествия или пикетирования» (ст. 212-1 УК), «публичные призывы к осуществлению действий, направленных на нарушение территориальной целостности Российской Федерации» (ст. 280-1 УК). Неопределенность этих и некоторых других составов преступления предполагает возможность их расширительного толкования и применения.
Намного скромнее криминализируются деяния, субъектом которых является власть и ее представители. Фактически это ограничивается такими составами, как планирование, подготовка, развязывание или ведение агрессивной войны (ст. 353 УК), разработка, производство, накопление, приобретение или сбыт оружия массового поражения (ст. 355 УК), применение запрещенных средств и методов ведения войны (ст. 356 УК), геноцид и экоцид (статьи 357, 358 УК). Но где и когда эти положения уголовного закона применялись в отношении действующей власти? Кто из руководства гитлеровской Германии ответил за совершенные преступления до поражения во Второй мировой войне? Кто из советского руководства ответил за агрессию против Финляндии, Эстонии, Латвии, Литвы, за геноцид собственного народа? Разумеется, никто (расстрел под надуманным предлогом «шпиона» Берии не является актом правосудия).
Ничего удивительного в этом нет. Преступность и преступление суть социальные конструкты, которые конструируются («изобретаются», формулируются, принимаются в виде законодательных актов) властью, законодателем, учитывающим «общественное мнение» лишь тогда, когда это выгодно самой власти. Политический режим, независимо от формы организации государственной власти, определяет в конечном счете политическую жизнь страны, реальные права и свободы граждан (или же их юридическое или фактическое бесправие), терпимость или нетерпимость к различного рода отклонениям, таким как потребление алкоголя или наркотиков, занятие проституцией, легальность нетрадиционных сексуальных отношений и т.п.
В эпоху постмодерна множатся идеи о едином планетарном государстве, едином планетарном правительстве. Однако наряду с такими на сегодня нереалистичными проектами звучит тревога о том, что эти структуры будут представлять интересы лишь мировой олигархической верхушки, опять же в ущерб не только сегодняшним «исключенным», но и значительной части «включенных» – современному Middle Class.
Но если сегодняшние дискуссии о планетарном государстве и планетарном правительстве несколько преждевременны, то политика изоляционизма в условиях глобализации есть ошибка, которая хуже преступления. Глобализация может нравиться или не нравиться, но это факт, с которым бессмысленно и губительно не считаться.
Протестная реакция населения по отношению к вершителям власти хорошо известна во все времена и у всех народов. Восстания, мятежи, революции, забастовки, митинги, шествия... Для общества постмодерна характерны помимо прочих две «противоположные» формы протеста: терроризм и перформансы. Если терроризм – крайнее, чрезвычайно опасное и преступное выражение протеста, то различного рода перформансы, флешмобы – интеллектуально-художественная протестная реакция. «Разве не постмодернистская политика сопротивления пропиталась эстетическими феноменами – от пирсинга и трансвестизма до публичных спектаклей? Не символизирует ли курьезный феномен флешмоба в чистейшем виде эстетико-политический протест, сведенный к его минимальным рамкам?» – пишет Славой Жижек. С нашей точки зрения, все это проявление творчества как позитивной девиантности. Современные российские примеры такого рода – действия Pussy Riot, группы «Война», акции художника Петра Павленского. И очень жаль, что эти протестные действия в «минимальных рамках» влекут реакцию государства в «максимальных рамках» (включая осуждение участниц Pussy Riot к реальному лишению свободы при отсутствии в их действиях состава преступления, предусмотренного ст. 213 УК РФ, и уголовное преследование Павленского).
Основная проблема насилия эпохи постмодерна – наличие неограниченного количества оружия массового уничтожения, которое в случае неуправляемой (или слишком хорошо управляемой) агрессии способно уничтожить все человечество, а с ним и все живое на Земле. Вот почему одна из задач вменяемых представителей Homo Sapiens – распространение всеми возможными средствами идей толерантности, ненасилия, утверждение в качестве высшей ценности жизни и свободы каждого жителя планеты. Само существование человечества и жизни на Земле зависит от успешности/неуспешности этой миссии. Но, как пишет тот же Жижек, «способ нашего выживания зависит от зрелости нашего коллективного разума». Так что у меня нет особых надежд по поводу возможности выживания…
Запреты и разрешения
Одна из характерных особенностей постмодерна – стирание границ между дозволенным и недозволенным, нормальным и девиантным, разрешенным и запрещенным. Проституция в сфере сексуальных услуг – это девиантность или бизнес, трудовая деятельность? Потребление наркотиков – девиантность или, как и в случае с алкоголем, удовлетворение потребности снять напряжение, утолить боль? Где грань между порнографией и литературой (Джеймс Джойс, Генри Миллер), искусством, Modern Art?
Общая тенденция, заслуживающая всяческой поддержки, – минимизация запретов, расширение степени свободы. «Разрешено все, что не запрещено». А запрещать надо только действительно, объективно (а не по идеологическим, политическим, религиозным соображениям) опасные деяния.
Излишняя криминализация аморальных поступков, гражданско-правовых деликтов, преступления без жертв (потребление алкоголя, наркотиков, занятие проституцией, производство абортов и т.п.) известна большинству стран. Особенно заметно это в современной России, в законотворческой деятельности Государственной думы, прозванной «взбесившимся принтером». Криминализация оскорбления религиозных чувств верующих (п. 1 ст. 148 УК), розничной продажи несовершеннолетним алкогольной продукции (ст. 151-1 УК), уничтожение или повреждение имущества по неосторожности (ст. 168 УК), неоднократное нарушение установленного порядка организации либо проведения собрания, митинга, демонстрации, шествия или пикетирования (ст. 212-1 УК), недопустимое в уголовном праве протаскивание аналогии (ст. 228, 228-1, 229-1, 230, 232 УК), большинство составов преступлений в сфере экономической деятельности (глава 22 УК РФ) – все это делает любого гражданина России потенциальным преступником, противодействует предпринимательской деятельности.
Какова же самая общая характеристика девиантного проявления в обществе постмодерна?
Глобализация порождает глобализацию некоторых видов преступности, прежде всего преступности организованной. Торговля наркотиками, людьми, человеческими органами, оружием носит международный характер. Глобализация экономики сопровождается интернациональным характером экономических преступлений. Коррупция также нередко носит межгосударственный характер (бизнесмен государства X дает взятку министру государства Y за предоставление выгодного контракта, сотрудник посольства государства Z выступает в качестве посредника). Бесспорно, глобальным является бич эпохи постмодерна – терроризм.
Уход подростков и молодежи в виртуальный мир неоднозначно сказывается на динамике и структуре преступности. Так, с конца 1990-х – начала 2000-х годов во всем мире сокращается уровень (в расчете на 100 тыс. населения) преступности и ее основных видов (убийство, изнасилование, кража, грабеж, разбойное нападение). Одно из объяснений этой общемировой тенденции – уход подростков и молодежи, то есть основных субъектов уличной преступности, в виртуальный мир. В Интернете они встречаются, дружат, любят друг друга, ссорятся, «убивают» («стрелялки»), вскрывают чужие сейфы… Происходит изменение структуры преступности: сокращение доли насильственных преступлений и увеличение доли корыстных преступлений («гуманизация преступности», по определению Виктора Лунеева), переструктуризация преступности, когда преступления традиционные теснятся высоколатентной киберпреступностью.
Алкоголь, наркотики и так далее
 |
| Изоляция тех, кто опасен для общества, бывает неизбежна, но сама несет негативные последствия. Фото Григория Тамбулова (НГ-фото) |
Пьянство (старинное российское зло) стало в обществе постмодерна, с одной стороны, массовым средством утешения «исключенных», а с другой стороны, символом достатка и моды «включенных»: от немецкого или чешского пива до французского коньяка и шотландского виски. Россия занимает первое место в мире по душевому потреблению алкоголя (по разным источникам, от 16 до 18 л абсолютного алкоголя). Неблагоприятна и структура потребляемого алкоголя: крепкие спиртные напитки (водка, самогон) вместо вина, предпочитаемого в винодельческих странах (Франция, Италия, Испания, Португалия).
Другим распространенным среди молодежи средством «утешения» служат наркотические средства и психотропные вещества. Согласно принципу «двойной неудачи» Роберта Мертона, лица, не сумевшие удовлетворить потребность в самоутверждении, самореализации ни путем творчества (первая неудача), ни в результате преступления (вторая неудача) в результате уходят в алкоголь, в наркотики или из жизни (суицид). Неудивительно, что в обществе постмодерна, в обществе все возрастающего социально-экономического неравенства «уход» в наркотики вполне закономерен для массы «исключенных». В России ситуация обостряется в силу крайне неудачной антинаркотической политики, когда медицинские, психологические, педагогические меры заменяются уголовно-репрессивными. Так, запрет заместительной терапии, легализованной в Европе, приводит к тысячам жертв.
Глобальный и распространенный характер приобретает также проституция. Это обусловлено символом общества потребления (деньги, богатство), достичь которых удел немногих из числа «включенных». Кроме того, торговля людьми, прежде всего «белыми рабынями» – проститутками, это один из прибыльных видов организованной преступности. Объем мировой торговли женщинами оценивается в 12–15 млрд долл. в год. Распространена и детская проституция, причем родители-алкоголики могут продать ребенка за пол-литра водки.
Но в сегодняшнем обществе растет не только проституция как предоставление возмездных сексуальных услуг, но и проституирование, продажность политиков, журналистов, писателей, спортсменов, деятелей науки и искусства.
И особняком стоит самоубийство, которое есть крайнее проявление неудовлетворенности жизнью. Добровольный уход из жизни людей, не страдающих тяжелым неизлечимым недугом или психическим расстройством, свидетельствует о социальном неблагополучии. Россия занимает одно из первых мест в мире по общему уровню самоубийства и первое место по уровню самоубийства подростков и молодежи.
Неэффективность наказания
Социальный контроль – это механизм самоорганизации (саморегуляции) и самосохранения общества путем установления и поддержания в обществе нормативного порядка и устранения, сокращения нормонарушающего (девиантного) поведения. Двумя основными составляющими социального контроля являются наказание и профилактика (превенция).
Общая историческая тенденция социального контроля такова: во-первых, сокращение числа деяний, запрещаемых под страхом уголовного наказания или административных санкций; во-вторых, либерализация средств и методов наказания; в-третьих, приоритет превенции.
Существенные новеллы в стратегии, мерах и средствах социального контроля происходят и будут вводиться в мире постмодерна. Прежде всего повсеместный категорический отказ от смертной казни как преступления, убийства. С обоснованной критикой смертной казни мы встречаемся, начиная с Чезаре Беккариа («О преступлениях и наказаниях», 1764). Вся отечественная профессура до 1917 года выступала против смертной казни. По словам Михаила Гернета, смертная казнь – это «институт легального убийства». В 1993 году на специальном заседании Европарламента рассматривался вопрос об отмене смертной казни во всем мире к 2000 году. К сожалению, это пожелание не было реализовано, но постепенно расширяется круг государств, отменивших смертную казнь.
Начало постмодерна (1970-е – 1980-е годы) совпало с пониманием «кризиса наказания», неэффективности его традиционных форм и прежде всего лишения свободы. Тюрьма еще никогда никого не исправляла. А вот искалечить (нравственно, психически и физически), повысить криминальную профессионализацию – да.
Неэффективность наказания, «вредоносность» лишения свободы понимают и отечественные ученые. Альфред Жалинский, один из блестящих российских исследователей, писал: «Действующая в современных условиях система уголовного права, очевидно, не способна реализовать декларированные цели, что во многих странах откровенно определяется как кризис уголовной юстиции… Наказание – это очевидный расход и неявная выгода… Следует учитывать хорошо известные свойства уголовного права, состоящие в том, что оно является чрезвычайно затратным и весьма опасным средством воздействия на социальные отношения».
Сегодня криминологическое сообщество крайне обеспокоено неэффективностью наказания. От 35 до 45% всех выступлений на ежегодных конференциях Европейского общества криминологов и мировых криминологических конгрессах посвящены этим проблемам. В эпоху постмодерна выдвигается предложение об отмене уголовного права как несовместимого с правами человека и гражданина.
Пока же этого не произошло, необходимо постоянно совершенствовать уголовное законодательство и правоприменение по пути декриминализации незначительных по тяжести деяний; безусловное исключение смертной казни из перечня наказаний; сокращение основания и срока лишения свободы (при назначении наказания в виде лишения свободы нельзя не учитывать «ускорение времени»: пять лет лишения свободы оборачиваются сегодня гораздо большим «отставанием» от жизни на свободе); «очеловечивание», либерализация условий отбывания наказания в пенитенциарных учреждениях; исключение пыток и иных методов воздействия на психику и физическую неприкосновенность человека.
