Сергей Никаноров
Фото Reuters
22 апреля открывается процедура присоединения РФ к конвенции Парижского климатического саммита, прошедшего осенью прошлого года. На этом форуме, как известно, Россия взяла на себя обязательства по снижению выбросов СО2. Сразу же после этого в некоторых бизнес-кругах появилась идея ввести в стране так называемый углеродный налог. А Минприроды РФ, по сути, уже приступило к разработке «федеральной программы превращения к 2030 году Восточной Сибири в безуглеродную зону».
Как утверждается в соответствующем документе ведомства, один из главных механизмов создания подобной зоны – введение углеродного налога. И хотя пока нет ни соответствующего законопроекта, ни иных документов на этот счет, уже понятно, что налог в первую очередь коснется теплоэлектростанций (ТЭС), работающих на угольном топливе. А на них, кстати, приходится 60% выработки электроэнергии в объединенной энергосистеме Сибири. Называются и конкретные цифры: на первом этапе, в 2020 году, предполагаемый налог составит 15 долл. за тонну СО2, на втором, в 2030 году, уже 35 долл. за тонну.
Конечно, новый налог коснется не только угольной генерации. Выбросы парниковых газов осуществляют предприятия металлургии, нефтехимии, машиностроения, транспортные, нефтяные, газовые компании и т.д. Но основной источник выбросов СО2, конечно же, угольная генерация. И от введения нового налога пострадают в первую очередь именно угольщики. При этом, как признал в письме на имя главы государства вице-премьер, полпред президента в Дальневосточном федеральном округе Юрий Трутнев, «значительное число предприятий угольной промышленности в регионе относится к разряду градообразующих». При этом чиновник подчеркнул, что «принятие решения о создании безуглеродной зоны требует проведения тщательной оценки экономических, социальных и экологических последствий реализации мероприятий и институциональных преобразований». Другой вопрос, что, похоже, этой самой оценкой никто заниматься не собирается, а если и собирается, то не в ближайшее время.
«Вопрос очень противоречивый, потому что тут экономика очень сильно завязана, – сказал «НГ» председатель Высшего экологического совета Госдумы Олег Лебедев. – В Тульской области, откуда я родом, в свое время по указке Запада затопили шахты. В результате деградировали целые поселки, райцентры, угольные бассейны. Так что все это вызывает серьезные вопросы. Нужен баланс. Мы планируем досконально обсудить эту тему, наверное, осенью. Для меня лично тема угольного налога является неоднозначной. Тут необходимо 100 раз отмерить и один раз отрезать. Пока что непонятно, куда уйдут деньги, собранные в рамках упомянутого налога. Насколько я понимаю, не все они останутся в России и пойдут на экологические мероприятия. По определенным международным соглашениям большая часть этих средств уйдет в Европу – на непонятные цели и задачи».
Более жестко оценивают ситуацию независимые эксперты. «Париж-2015 является глобальным надувательством и к экологии не имеет никакого отношения, – заявил «НГ» эксперт РСПП и Торгово-промышленной палаты РФ Алексей Агибалов. – Чтобы управлять глобальным климатом, нужно познать природу сил, которые вызывают глобальный климат. Искусственное притягивание к данной теме углеродных выбросов – это просто бизнес-проект. Недавно министр природных ресурсов Сергей Донской объявил, что доказанных запасов нефти у нас всего на 29 лет. А вот угля хватит на 800 лет. Между тем Китай и Индия владеют 40% мировых запасов угля. Соответственно умные люди на Западе, в основном США и их союзники в Западной Европе, решили поставить под контроль добычу именно угля. Технология простая: вы прекращаете добычу угля, а мы взамен продаем вам новые экологичные технологии. Естественно, за очень большие деньги».
«Если говорить о том, что углеродный налог поможет в борьбе за окружающую среду, то надо разобраться, что является основной угрозой этой среде, потому что все климатические теории, увы, неоднократно доказывали, что они скорее являются инструментом дискриминации одних товаров в пользу других, – сказал «НГ» президент Фонда энергетической безопасности Константин Симонов. – Это мы проходили по фреону, сейчас проходим по углеводороду. Нам предлагают какие-то таблетки, хотя на самом деле далеко не факт, что это правильное лекарство. В свое время Россия выполнила все условия Киотского протокола, но дивидендов почему-то не получила. Китай, к примеру, в Париже особых обязательств на себя не брал. И во-первых, никто не доказал нам, что именно углеводороды являются главной проблемой для человечества и что глобальное потепление существует. Во-вторых, надо понять, куда деньги с этого налога пойдут, потому что в этом плане пока никакой внятной системы нам не предлагают. В-третьих, совершенно очевидно, что по нашей экономике этот налог нанесет чудовищный удар. Ситуация получается более чем странная. Против России Западом введены экономические санкции. А теперь нам предлагают вступить в какой-то непонятный углеводородный клуб. То есть мировое сообщество, с одной стороны, вводит против нас санкции, с другой – говорит: подпишитесь под обязательством платить по 15 долл. за тонну СО2. То есть из глобальной экономики нас исключают, считая изгоем, но платить непонятно за что мы должны. Что касается угольной отрасли, то ее просто ждет катастрофа».
Тепловая энергетика действительно и без того переживает не лучшие времена. И цепочка негативных последствий в случае закрытия угольных станций проглядывается более чем очевидно. «Если возложить на компании, особенно добывающие и генерирующие, дополнительные расходы в виде углеродного налога, – сказал «НГ» доктор политических наук Владимир Павленко, – то эти компании, и так в условиях кризиса работающие на пределе рентабельности, начнут работать себе в убыток. И поскольку в убыток они работать не могут, начнется массовое сокращение рабочих мест, рост безработицы. Те компании, которые смогут сохранить рабочие места, вынуждены будут снизить зарплату сотрудникам. Соответственно покатится вниз вся социальная сфера. А дальше мы переходим в другую плоскость – политическую. Будет создана угроза социально-политической стабильности в стране, с таким трудом достигнутой. Что это означает при нынешнем уровне внешней угрозы, думаю, объяснять не нужно. Таким образом, углеродный налог – это подкоп не только под конкретные компании, под угольную отрасль в целом в первую очередь. Это подкоп и под энергетику, которая на угольной отрасли базируется, под металлургию, под промышленность и экономику в целом и, разумеется, под социальную сферу и политическую стабильность. То есть серьезнейший вызов всей государственности».
По оценке экспертов, введение углеродного налога (при 15 долл. за тонну СО2) приведет к стоимости электроэнергии в полтора-два раза. А тариф на тепло придется увеличить на 40%. В итоге некоторые предприятия закроются, а оставшиеся ради выживания вынуждены будут сократить издержки, создавая тем самым риск безопасности. И об улучшении экологии в подобной ситуации речи и быть не может. И естественно, понятно, что предприятия заложат налог на углерод в стоимость продукции, то есть станут неконкурентоспособными ни в России, ни на международном рынке, где такого налога нет. Например, Китай, выбросы которого в атмосферу в пять раз превышают российские, никакого углеродного налога вводить не собирается.
Очень четкую и конкретную оценку ситуации, которая может возникнуть, дал губернатор Кемеровской области Аман Тулеев, который заявил, что «установление углеродного налога приведет к закрытию десятков шахт и разрезов, сокращению 140 тыс. шахтеров, кризису во всех отраслях, связанных с углепромом, и росту тарифов на энергоресурсы в Сибири в 1,6–2,5 раза». И, как верно подметил глава региона, в Сибири проблем с СО2 нет. Дело в том, что доля угольной энергетики в суммарных российских выбросах углекислого газа составляет около 7%, а в Сибири – 5%. При этом таежные села России поглощают 600 млн т в эквиваленте углекислого газа. То есть страна компенсирует негативное влияние, которое на климат Земли оказывают не только Россия, но и другие государства. Спрашивается, почему тогда за чужие, как говорится, грехи, должны расплачиваться угольщики Сибири?
Не удивительно, что идею безуглеродной Восточной Сибири не поддержали в Минэнерго. Замглавы ведомства Алексей Текслер даже направил в Минприроды соответствующее письмо с критикой данной инициативы: по мнению чиновника, это вызовет неоправданный рост административной и финансовой нагрузки на региональный бизнес, негативно скажется на конкурентоспособности угольной отрасли и увеличит социальную напряженность.
Понятно, что бороться за экологию необходимо. В том числе и повышением экологичности производства. Но как это сделать при введении очередного налога? Ведь средства, которые могли бы пойти на модернизацию производства, пойдут на уплату налога. Причем на что и как он будет потрачен, кто будет контролировать этот финансовый поток, никто не знает. И не исключено, что часть этих средств, как часто бывает, просто пропадет по дороге.
Кстати, по словам академика, члена Президиума РАН Николая Лаверова, «еще требуется доказать, что выбросы углекислого газа меняют климат планеты. Это не так очевидно, как представляют общественности некоторые ученые. Тут много неясности и неопределенности». Более того, углеродный налог – это борьба с парниковыми газами, которые безвредны для человека. Проблемы экологии – это вредные выбросы, не имеющие никакого отношения к борьбе с глобальным потеплением.
Таким образом, введение нового налога погубит и так находящуюся в тяжелом состоянии отечественную промышленность, повысит цены и приведет к социальному взрыву. То есть все изменится в худшую сторону. А проблемы экологии как были, так и останутся.
