Анатолий Торкунов
Уинстон Черчилль в Фултоне говорил не только о железном занавесе, но и о том, что Россия должна занять свое законное место среди ведущих стран мира.
Фото 1946 года. Архив штата Миссури (США)
В МГИМО прошла международная конференция «К 70-летию фултонской речи Уинстона Черчилля. Инерция холодной войны и современная международная ситуация», в которой приняли участие российские и зарубежные ученые и политики из Франции, США, Великобритании, Германии и других стран. Сам Уинстон Черчилль считал свой фултонский перформанс «самой важной речью» долгой карьеры. И все-таки сегодня он был бы, наверное, чрезмерно удивлен тем, что и через 70 лет умные люди ее помнят и продолжают обсуждать. Причем это происходит в России, а не на Западе, которому была прежде всего адресована эта речь. Но, если говорить серьезно, то эта годовщина – всего лишь хороший повод поразмышлять об уроках истории в свете сегодняшнего дня.
Хотя в Фултоне Черчилль не употреблял термин «холодная война», фултонская речь по праву считается первым открытым призывом к ней, исходившим от одного из лидеров антигитлеровской коалиции. Черчилль, по сути, призвал к объединению двух ее ведущих государств, США и Великобритании, в борьбе против третьего – главного союзника в борьбе с общим врагом. Как такое могло произойти всего через полгода после окончания Второй мировой войны? Какую роль в этом стремительном развороте сыграли британская политика и сам Черчилль? Это вопросы, которые до сих пор обсуждаются историками. Я же хочу остановиться на другом – сравнении тогдашней ситуации с сегодняшним днем, когда Россия и Запад (прежде всего его англоязычная часть) вновь оказались в состоянии враждебности, которое многие называют новой холодной войной.
В 1940-х годах холодная война на Европейском континенте началась с борьбы за влияние в Восточной и Центральной Европе, где в результате Второй мировой войны возник вакуум силы. Советское руководство стремилось закрыть этот традиционный коридор агрессии с Запада созданием лояльного правительства на своих западных границах «от Штецина до Триеста», как выразился Черчилль. Западные союзники, возможно, были бы готовы примириться с зоной советского влияния, если бы она была открыта для западных капиталов, товаров и идей. Но в силу геополитических и внутриполитических причин они не могли согласиться с полной советизацией региона и железным занавесом, о котором говорил в Фултоне Черчилль. Результат известен – раскол Германии и всей Европы на два военно-политических блока, который длился 40 с лишним лет. Окончание холодной войны, вывод советских войск из Центральной и Восточной Европы, развал Организации Варшавского договора и распад СССР создали новый вакуум силы на постсоветском пространстве, в котором снова развернулась конкуренция за влияние. Важная разница состояла в том, что на сей раз речь шла не о дальних, а о ближних подступах к России – Балтии, Украине и Кавказе. Другое важнейшее отличие, как отметил на днях известный британский историк Джеффри Робертс, заключается в том, что если тогда еще можно было говорить о советском продвижении на запад, то сейчас «новые разделительные линии в Европе стали результатом экспансии НАТО и ЕС на восток, к границам России». Я бы добавил, что новый железный занавес в наши дни сооружается не нашей страной, а вокруг нее. Стоит ли после этого удивляться остроте российской реакции?
Для людей искушенных она была вполне предсказуемой. Недаром главный автор стратегии «сдерживания» Джордж Кеннан еще в 1997 году назвал расширение НАТО «трагической ошибкой» и «самым роковым просчетом американской политики со времени окончания холодной войны». «Это решение, – предупреждал он, – может возродить атмосферу холодной войны и толкнуть российскую внешнюю политику в явно нежелательном для нас направлении… Со временем русские отреагируют враждебно». Действительно, для этого понадобилось и время и новое продвижение НАТО на восток вплотную к Украине. И опять же настоящие американские эксперты по России видели всю опасность втягивания Украины и Грузии в натовскую орбиту. «Их вхождение в военный союз, который Россия считает враждебным, усилит для нее стимул к оказанию на них политического и экономического давления, – писал в своей книге «Сверхдержавные иллюзии» бывший посол США в СССР Джек Мэтлок еще в 2010 году. – Членство в НАТО может расколоть украинское государство изнутри, поскольку русскоязычные украинцы на востоке и юге страны (особенно в Крыму) не хотят быть в союзе, против которого выступает Россия».
Сейчас, как и 70 лет назад, западные лидеры демонстрируют поразительное отсутствие стратегической эмпатии – способности войти в положение России и понять ее озабоченность своей безопасностью. Я уверен, что на нашем месте американские политики и военные реагировали бы гораздо резче. Как писал осенью 2014 года известный американский политолог Джон Миршаймер: «Можно представить, какой шум поднялся бы в Вашингтоне, если бы Китай создал впечатляющий военный союз и стал втягивать в него Канаду и Мексику».
Снова, как и 70 лет назад, ставка делается не на поиск взаимоприемлемого компромисса, а на изоляцию и изматывание России в надежде на изменение ее поведения и политического режима. Вместо этого, как и тогда, по логике самосбывающегося пророчества Запад может получить «ощетинившуюся» Россию и новое издание холодной войны.
Снова налицо опасность эскалации, раскручивания маховика противоборства с его инерцией военных программ, общественного настроения и психологии соперничества. Маховика, который потом даже при желании будет трудно остановить. Малоизвестный факт: столкнувшись с неоднозначной реакцией на свою речь и, видимо, поняв, что зашел слишком далеко, Черчилль сразу же после Фултона попытался смягчить ее звучание. На закрытых брифингах для журналистов и в выступлениях в узком кругу он подчеркивал, что вовсе не имел в виду создание договорного англо-американского союза или бросить враждебный вызов советскому народу. Напротив, цитирую, «он (Черчилль) протягивает руку дружбы благородному русскому народу – нашему доблестному союзнику в годы войны». Но это не помогло: и в США и в СССР фултонская речь была воспринята как призыв к холодной войне и подтолкнула нарастание взаимной враждебности.
Через несколько лет тот же Черчилль, снова став премьер-министром, тщетно пытался протоптать дорожку в Москву и продвинуть идею новой, в том числе англо-советской, встречи в верхах, введя в широкий оборот и сам термин «саммит». В послании советскому руководству от 4 июля 1954 года он писал, что «единственной целью» такой встречи будет «найти разумный способ жить бок о бок в обстановке растущего доверия, разрядки и благополучия». Но Черчилль столкнулся с сопротивлением своего кабинета, прохладным отношением к этой идее в Вашингтоне и смешанными чувствами в Москве. Потребовалось еще пройти через новые опасные кризисы и конфликты, чтобы обе стороны поняли тупиковость холодной войны и пришли к разрядке. От катастрофы нас тогда спасла не только взаимная сдержанность, но и простое везение.
Кстати, в той же речи Черчилля есть другой подзабытый тезис, над которым стоит задуматься сегодня. Это мысль о том, что Россия «должна занять свое законное место среди ведущих стран мира» и что необходимо создать «единую и умиротворенную Европу», из которой «ни одна страна не должна быть постоянно исключена». Ясно, что никакая прочная система европейской, да и глобальной безопасности не может быть построена без полноценного участия России. Но для того чтобы найти конкретное решение этой сложной проблемы и обеспечить его выполнение, требуются большие усилия и политическая воля с обеих сторон.
При всей серьезности нынешнего положения у нас есть некоторые основания для оптимизма. Совместное разрешение иранской атомной проблемы, укрепление российско-американского сотрудничества в урегулировании сирийского кризиса говорят о том, что путь к нормализации наших отношений не закрыт. Посвоему обнадеживает, на мой взгляд, и такой, казалось бы, мелкий штрих, как практическое отсутствие среди западной общественности воинственных откликов на фултонскую годовщину. Я не смог найти там призывов к новой холодной войне и железному занавесу против России. Если о железном занавесе и говорят, то в основном применительно к огораживанию Европы от потоков беженцев. В самом Фултоне нынешний президент принимавшего Черчилля Вестминстерского колледжа в связи с годовщиной речи обвинил не российских, а американских политиков в том, что они «создают внутри наших границ барьеры, разделяющие американцев по политическим и идеологическим признакам, вместо того чтобы сносить стены и искать мирные решения…».
За 70 лет, минувших с фултонской речи, радикально изменились весь мир и сама Россия. Несмотря на некоторые параллели с прошлым и невыученные уроки холодной войны, мир уже не вернется к состоянию биполярной конфронтации, неограниченной гонки вооружений и борьбы на уничтожение конкурента. Вопреки мнению ястребов, нынешняя враждебность между Западом и Россией не является естественным состоянием. Я убежден, что она может и должна быть преодолена. Если же этого не произойдет, то, к сожалению, придется с горечью признать известную справедливость ироничного замечания великого британского остроумца Бернарда Шоу, который говорил: «Чем дальше я живу, тем больше склоняюсь к мысли о том, что в солнечной системе Земля играет роль сумасшедшего дома».
Дарья Гармоненко 