Александр Неклесса
На глобальные проблемы человечество отвечает социальным протестом. Например, активисты-экологи в Варшаве встревожены угрозой климатических перемен. Фото Reuters
В сложном мире реализуются разные сюжеты. Футур-история отбрасывает множественную тень, выбор же сценария зависит от интерпретаций и позиции.
Из эпохи индустриализма человечество мигрирует в новый мир, где категория сложности становится универсальной величиной, пронизывая различные аспекты реальности: социальные и экономические констелляции, политические организмы, технологии, механизмы действия. Черная королева поучала Алису в Зазеркалье: «Чтобы оставаться на месте, нужно очень быстро бежать, а чтобы продвигаться, нужно бежать вдвое быстрее». Однако совет оказался двусмысленным, он сродни философии апгрейда, то есть улучшения существующего. Более точная сентенция звучит, пожалуй, следующим образом: не столь важна скорость, с которой двигаешься, сколько направление движения. При правильном применении данной тезы черепаха уверенно обгоняет Ахилла.
Реконструкция социокосмоса сопровождается аксиологическим и гносеологическим кризисом, разрушением рамок дискурса («окон Овертона»), стимулируя активное представление будущего и радикальную реорганизацию творческого процесса. Происходит обновление оргструктуры и проблематики интеллектуальных корпораций, форм трансляции знания, методологии познания-действия-управления, переоценка роли нематериальных активов, выливающиеся в генезис сложной личности, освоение ею новых когнитивных пространств и кодов высокоадаптивной самоорганизации.
Будущее, как и вся социальная практика, создается людьми. Политик, на чью долю выпала в свое время возможность заметно повлиять на status quo, мыслил мир следующим образом: «Сегодняшний день не похож на вчерашний – вот главное, что надо понять... Во всякий миг в мире происходит что-то новое. Все находится в состоянии движения, panta rei, говоря словами греческого философа Гераклита... Ни в природе, ни в истории, ни в материальном мире, ни в мире духовном, в обществе и государстве ничто не стоит на месте. Рутина – первый враг государственного деятеля. Надо объявить войну рутине, устарелым шаблонам действия и мысли. Мы должны обладать полнотой знания о мире – и видеть мир таким, каков он есть сегодня, а не таким, каким был вчера или таким, каким мы хотели бы его видеть» (Бен Гурион).
Подвижная реальность
Вхождение в исторический транзит сопрягает устремления цивилизации с множественностью криптограмм современного мира:
– трансформация мировой политической системы и культурная/контркультурная революция;
– высокоиндустриальный прорыв и кризис ресурсной экономики;
– финансовая критичность и горизонты освоения киберпространства как виртуальной социальности;
– вероятность неоизоляционизма Америки и частичной дезинтеграции или реконструкции Европейского союза;
– развилки будущего Китая, сценарии Транстихоокеанского партнерства, прогнозы южноамериканской интеграции, генезис нового «поколения развития»;
– метаморфозы ислама вкупе с шиито-суннитскими противоречиями;
– исход людей Юга и европейские страхи относительно «синдрома Франкенштейна» – возможной перемены стиля жизни, модификации миграционного и федеративного статусов, режимов демократии и безопасности;
– пертурбации углеводородной энергетики и эколого-климатический барьер;
– демографический вызов и эпидемиологические проблемы.
Кроме того, ряд ситуаций связан с напряжением в сфере безопасности: ИГИЛ-сирийская комбинаторика; конфликт на территории Европы – события в Украине и общий кризис постсоветского пространства; северокорейский прорыв в сфере ракетно-ядерных технологий.
Модернизация институтов, инструментов и технологий сменяется пересмотром всей системы взаимодействий. Растет трансграничная мобильность, формируется многоликий, все менее определенный универсум, усложняется его элитный зонтик. В деятельной вселенной складывается социально-правовой консенсус, изменяющий архитектуру цивилизации. В дисперсной среде актуализируется социокультурная гравитация, заметна критическая роль антропологического фактора, идет активное перераспределение человеческих ресурсов на планете.
Коррекция прописей реальности отстает от происходящего, и как результат – мы попадаем в ловушки интеллектуального кризиса, неточных карт, дефицита имен для нахлынувшей новизны.
Гибридная метаморфоза
Слова, используемые для описания человеческой вселенной, сохраняются достаточно долго: государство, безопасность, война, – но вкладываемый в них смысл меняется, подчас существенно. В результате мы оказываемся в плену метафор и двусмысленностей, прежние категории начинают отягощать осознание перемен.
Национальное государство переживает трансформацию. Лишенное былых возможностей управления человеческими траекториями, оно утрачивает универсальность, сохраняя вместе с тем качества и блага суверенного правового сообщества. Параллельно возникают инновационные формы политической организации: мировые регулирующие органы, страны-системы, различного рода субсидиарные автономии и сепаратистские образования, квазисуверенные государства, геоэкономические интегрии, государства-корпорации, слабоформализованные, но влиятельные сообщества… Приблизительно то же относится к институту войны. Средневековые войны, битвы эпохи Просвещения, индустриальные сражения – различаются весьма заметно, однако их отличия представляются сегодня не столь существенными, как та трансформация, которая происходит сейчас в данной сфере, и та, которую нам еще предстоит пережить.
После мировых войн ХХ века, казалось, наступила долгая пауза: смертоносное наследие само по себе стало сдерживающим фактором, заставив искать обходные пути для силовых интервенций. На планете возникали спорадические военно-политические конфликты, на периферии велись локальные и ползучие войны, чаще низкой интенсивности, однако со значительным суммарным числом жертв. Большинство событий интегрировались в комплекс, называемый холодной войной, чье содержание до сих пор остается предметом дискуссий: это иной формат реальной войны со своей логикой, технологиями, битвами, жертвами или же грандиозная метафора – «мир, который не есть мир» (Дж. Оруэлл), заполнившая паузу перед очередной вспышкой «настоящей» третьей мировой войны?
Война – хирургия перемен, форма насилия и самореализации политорганизма в критических и стремительных обстоятельствах. Она имеет целью изменение существующего порядка в определенном направлении либо его реорганизацию в том или ином ареале. Причем выбор характера, средств и направления трансформаций подчас оказывается важнее полноты исполнения замысла.
Привычные шаблоны нередко застилают смысл и обстоятельства, их породившие. Так, в условиях мирового консенсуса и мощной технологической оболочки цивилизации территориально-властное мышление, связанное с геополитикой, оказывается все менее актуальным и эффективным. Современные войны не имеют целью оккупацию территорий – контроль над ситуацией или управление ресурсами обретается менее затратным образом, хотя рецидивы случаются. Планирование и экспансия руководствуются черновиками повседневности или же прописями из арсенала иных универсальных концептов: геоэкономики, геокультуры, геоантропологии.
В рамках диверсифицированного подхода к обеспечению безопасности логично выглядит перераспределение национальных ресурсов, учитывающее как взаимопроникновение внутренних и внешних ее аспектов, так и критичность в отношении ряда военно-технических средств. Рост стоимости военной техники превышает темпы роста военного бюджета, а цена обслуживания возрастает еще быстрее, причем большая часть этой техники никогда не используется на поле боя. Тем самым инициируется переоценка целесообразности ее прежней номенклатуры, а также объемов производства, что является проблемой и закладывает предпосылки серьезного конфликта.
Действительно, популярная сегодня гибридная метаморфоза может рассматриваться как коррекция кинетического, летального формата насилия, системная имплантация нетрадиционных и экстраординарных мер в ткань повседневности. Она по-своему рачительна относительно объема физических деструкций, числа жертв и разрушений. При этом, однако, происходит дискредитация канонов и уплощение права, чреватые переосмыслением фундаментальной солидарности. Иными словами, гибридная война помимо достижения своих конкретных целей оказывает достаточно негативное воздействие на общество, его мораль и нормы. Внося значимые искажения в гармоники коммуникации, гибридная стилистика изменяет модель цивилизованного поведения и пропорции действительности, разрушая, в сущности, не сам мир, но его смысловую картину.
«В XXI веке прослеживается тенденция стирания различий между состоянием войны и мира. Войны уже не объявляются, а начавшись – идут не по привычному нам шаблону... «правила войны» существенно изменились. Возросла роль невоенных способов в достижении политических и стратегических целей, которые в ряде случаев по своей эффективности значительно превзошли силу оружия. Акцент используемых методов противоборства смещается в сторону широкого применения политических, экономических, информационных, гуманитарных и других невоенных мер, реализуемых с задействованием протестного потенциала населения. Все это дополняется военными мерами скрытого характера, в том числе реализацией мероприятий информационного противоборства и действиями сил специальных операций. К открытому применению силы зачастую под видом миротворческой деятельности и кризисного урегулирования переходят только на каком-то этапе, в основном для достижения окончательного успеха в конфликте» – так еще в январе 2013 года суммировал изменения в характере военных действий начальник российского Генерального штаба Валерий Герасимов (то есть примерно за год до развертывания украинского сюжета).
Кроме того, комплексный характер силовых операций предполагает не только разнообразие средств, применяемых для выполнения той или иной задачи, но также сопряжение разнородных субъектов, преследующих различные цели, однако в силу сложившихся обстоятельств действующих примерно в одном направлении. Демонстрацию подобного положения вещей можно наблюдать сегодня, к примеру, в Сирии.
Актуальная паравоенная тема – экспансия культуры смерти и трансграничного терроризма, использующего преимущества распределенной организации и сетевого управления (Undernet), что повышает адаптивность и эволюционные возможности. Не касаясь подробно проблемы суицидального терроризма, отметим, что «шахидизм» вряд ли следует рассматривать как исключительно исламистское явление, его корни, вероятно, глубже, а квазиислам, возможно, скрывает более опасные формы агрессии по отношению к современной культуре и цивилизации: земли, где социальный императив замещается психологическим доменом. Черты феномена напоминают отчасти течение инфекционных заболеваний или поведение перманентно атакуемых популяций. Соответственно эффективная («гиперэкологическая») стратегия их купирования может строиться не только на успехе собственно военных операций, но главным образом на уяснении явления и модификации среды.
Предприятие для производства безопасности
Война действительно становится слишком сложным предприятием, «чтобы доверять ее лишь военным» (Талейран), и это отражается в структуре генерального предприятия по обеспечению внешней безопасности. Не только его высшее руководство: главнокомандующий, министр обороны – все чаще являются гражданскими лицами, но ряд комплексных и непредвиденных ситуаций разрешается гражданскими специалистами. Привилегия же военных, то есть технических специалистов – непосредственное руководство традиционным боевым инструментарием, то есть обновляемыми вооруженными силами.
Холдинг действует, развивая и применяя модификации средств господства, не обязательно связанные с прямым использованием войск, привлекая к процессу различного рода частные предприятия и венчурные организмы. Значительное внимание уделяется опережающим разработкам, а также адаптации технологий, перетекающих в военную сферу из гражданской. В том числе высоких гуманитарных технологий – high hume. За период после «горячей» мировой войны сменилось несколько методологических форматов, связанных с анализом сложных ситуаций и управлением масштабными событиями: исследование операций, системный анализ, системная (индустриальная) динамика, управление матричное, косвенное, синергийное. На основании данных методологий создается эффективный методический и технологический инструментарий, применяемый при планировании и реализации военных операций.
Так, в ходе операции «Буря в пустыне» использовалась методика рефлексивного управления: учет при планировании событий ментальности Саддама Хусейна, предполагая высокую вероятность существенного изменения характера иракской обороны при признаках продвижения войск США в направлении не Кувейта, а Багдада. В результате траектория движения американских частей, якобы направленная в центр страны, образовала дугу, вонзившуюся в ослабленную оборону оккупированного Кувейта. Во время второй иракской кампании («Иракская свобода») также применялись оригинальные методики, в частности связанные с блокированием счетов, сопровождавшимся указанием на линию поведения, необходимую для их разблокирования.
Операции на Ближнем Востоке в определенном смысле не имеют временной границы. Скорее они вписываются в стратегический дизайн, представляя звенья, опорные площадки гибкой системы управления, состоящей из следующих элементов:
– поддержание высокой боеготовности войск, находящихся в условиях практически перманентной мобильности или боевых действий низкой интенсивности;
– внешний контроль над ключевыми/критическими зонами и окружающей средой, сохранение быстрого доступа в горячие точки;
– выстраивание синкретичных коалиций, отлаживание коммуникации и комплексного взаимодействия различных сил и агентств в агрессивной среде;
– апробация инновационных методов проведения боевых, разведывательных и логистических операций, включая нетрадиционные;
– испытание техники и вооружений;
– использование частных военных корпораций, создание конъюнктурных оперативно-тактических союзов и гибридных коалиций.
В пределе тут важна не «полная и окончательная» победа в том или ином конфликте, а нечто иное: перехват и удержание стратегической инициативы, создание эффективного управления в подвижной, децентрализованной среде. Там, где «события руководят планами» (Роберт Гейтс). Однако при существенном ограничении вовлеченности США в горячие конфликты не исключена передача значительной части боевой нагрузки союзникам по НАТО и партнерским исламским коалициям.
Все же это именно модификации привычного образа военных действий, правда, с существенными дополнениями. Так, к примеру, расширился список ареалов противоборства: к традиционному перечню суши, моря, воздуха и космоса добавилось киберпространство, в процессе становления – психолого-социальный домен.
Трансформация вооруженных сил, реформирование систем национальной безопасности происходит и в других регионах. В начале этого года в КНР после масштабной антикоррупционной кампании было объявлено о радикальном преобразовании Народно-освободительной армии – не только военного, но и политического, и экономического гиганта, чьи функции отчасти сливаются с системами внутренней безопасности. Кстати, в отличие от других стран в КНР руководитель государства не является главнокомандующим: главный орган военного управления – Центральный военный совет, притом что Министерство обороны – второстепенный персонаж в этой иерархии. Верховное командование осуществляет председатель ЦВС, которым, как правило, но не обязательно, и является действующий председатель КНР (он же генеральный секретарь ЦК КПК).
Изменения касаются практически всех элементов военной оргструктуры, упор сделан на межвидовое взаимодействие, мобильность, внедрение информационных технологий, постоянную боеготовность. Значительное внимание в НОАК уделяется киберразведке (3-е Управление ГШ) и радио-электронной борьбе (4-е Управление ГШ), которые в реформированной структуре вливаются в новый род войск – Войска стратегического обеспечения, выполняющие также другие задачи. Место же прежнего Генерального штаба замещает комплексный Объединенный штаб.
Wise power
В подвижной среде меняется сам язык войны. Растет не только значение межвидовой связности, скорости и силы социальных взаимодействий, междисциплинарной синергии, информационных и коммуникационных технологий, но также использование неординарных активов и создание ситуаций, «превосходящих возможности анализа, прогнозирования, выработки правильных решений и их реализации» противником.
Вектор планирования обращен сегодня к многомерности проекций власти, инакости ситуации per se, а не к уже познанным и формализованным конструктам. Осознание фактов проявляет текущее положение вещей, однако уловленный тренд открывает нечто большее – направление развития, он инкорпорирует преадаптацию как регламент действия. В новой оперативной концепции армии США под характерным названием «Победа в сложном мире. 2020–2040» постулируется, что будущие битвы станут сложными, характер угроз – неопределенным, состав вражеских коалиций – непостоянным. Военные операции «будут осуществляться в незнакомой обстановке и в незнакомом месте. При этом армии будут противостоять неизвестные враги, входящие в неизвестные коалиции».
Применять новые регуляции и проявлять способность преадаптации к «войнам Шрёдингера» можно лишь при наличии существенного культурного капитала, особенно в форме неявного/личного знания и когнитивных способностей, интеллектуальных преимуществ и кросс-культурных компетенций. На подходе (в экспериментальной фазе) психофизическое модулирование.
Эклектичный, неопределенный статус постсовременной конфронтации – симптом общей трансформации социокосмоса, указывающий на высокую вероятность погружения в состояние динамической неопределенности «ни мира, ни войны». Тут впору задуматься о схожести (когерентности) «нелинейной политологии» с постулатами неклассической физики. (Кстати, нынешний министр обороны США Эштон Картер имеет два высших образования: он специалист по средневековой истории и доктор теоретической физики.)
Инновационные проекции господства разрабатываются, апробируются и применяются на практике. В США проблематику сложности, помимо пионера в исследовании комплексных адаптивных систем (физических, математических, биологических, социальных) – Института Санта Фе, изучают Группа по анализу действий в условиях неопределенности, Центр умной обороны, Центр по исследованию сложных операций при Пентагоне и Университете национальной обороны США, исследовательские агентства DARPA и IARPA. Помимо общих корректив в методологии управления многофакторными системами элементы нелинейной динамики уже лет 20 как взяты на вооружение, к примеру, Корпусом морской пехоты. Отдельная тема в этом ряду – демоны будущего мироустройства и кующееся на кромке планирования оружие завтрашнего дня.
В общем, как любила повторять Алиса, «мир становится все чудесатее и чудесатее». И война тоже.
