Международное налогообложение: начало пути

Товары импортного происхождения – это лицевая сторона, которую мы видим. А за нею скрыты условия работы этих фирм, выгодные и невыгодные для них и для нас. Фото Reuters

Одной из тем, затронутых в ходе ноябрьского саммита «большой двадцатки», стало повышение эффективности налогообложения транснациональных корпораций, использующих «дыры» в законодательстве для снижения выплат в бюджеты тех государств, в которых они ведут свой бизнес. В итоговой декларации саммита лидеры стран G20 призвали мировое сообщество к устранению юридических лазеек, позволяющих корпоративной прибыли «исчезать» либо искусственно перемещаться в низконалоговые юрисдикции.

Надо сказать, что наличие таких лазеек является следствием устарелости правил разделения международной налоговой базы: лежащие в их основе понятия «страна резидентства налогоплательщика» и «страна – источник получения налогооблагаемого дохода» в условиях глобализации и цифровой экономики потеряли свой изначальный смысл. Чтобы модернизировать правила международного налогообложения, в 2009 году страны «большой двадцатки» инициировали работу по автоматическому обмену информацией между национальными налоговыми органами, а четыре года спустя начали проект по борьбе с размыванием налоговой базы и переносом прибыли (Base Erosion and Profit Sifting – BEPS), который сегодня технически реализуется усилиями ОЭСР. На достижение этой же задачи направлена и политика деофшоризации, реализуемая российским правительством с 2013 года.

Возымеют ли перечисленные инициативы результат? Во многом это зависит от уровня развития политико-правовых институтов стран, в которых такие меры реализуются. В условиях плохого делового климата их внедрение может обернуться дальнейшей офшоризацией бизнеса, который будет с еще большей силой стремиться уйти в юрисдикции, обеспечивающие должный уровень правовой определенности. Это в первую очередь относится к России, где осуществление подобных инициатив с высокой вероятностью приведет к утяжелению административного бремени на бизнес и увеличению для него налоговых рисков.

Пример тому – соглашения об избежании двойного налогообложения (СОИДН), участниками восьми десятков из которых является Россия. Их побочным эффектом является возможность налоговой экономии для лиц, реинвестирующих в российскую экономику заработанные в РФ средства (по сути, это отечественные, а не зарубежные инвесторы). Тем не менее эти соглашения все же позволяют разделять налоговую базу международных компаний между Россией и зарубежными странами. Поэтому внедрять нормы, влияющие на их применение (в частности, правила бенефициарного собственника и корпоративного налогового резидентства), следует с осторожностью.

Сказанное, впрочем, не означает, что политика деофшоризации не имеет под собой оснований. Использование международными корпорациями различных схем ухода от налогов (в том числе с помощью перемещения денежных средств между несколькими юрисдикциями) приводит к искажению налоговых данных, из-за чего разрушается обратная связь между властями и налогоплательщиками, являющаяся залогом эффективности фискальной политики. Другим негативным последствием становится потеря бюджетных доходов, которая, согласно расчетам МВФ, в государствах ОЭСР составляет 0,23% ВВП, а в развивающихся странах – 0,84% ВВП. Если исходить из этой оценки, то потери российского бюджета в 2014 году могли составить около 600 млрд руб.

Именно поэтому необходимо внедрение правил налогообложения контролируемых иностранных компаний (КИК), позволяющих одинаковым образом взимать налоги с инвестиций резидентов внутри и вне страны: если эти правила отсутствуют, у бизнеса появляется возможность сколь угодно долго аккумулировать прибыль в офшорах, контроль над которыми налоговым органам недоступен. Другой важной мерой, повышающей степень прозрачности транснациональных корпораций, является переход к автоматическому обмену информацией о финансовых результатах деятельности компаний между налоговыми органами различных стран. Россия уже сделала первый шаг в этом направлении, подписав осенью 2014 года Конвенцию ОЭСР о взаимной помощи по налоговым делам.

Еще одна мера, способствующая деофшоризации, – применение трехуровневого подхода к документации по трансфертному ценообразованию. В рамках уже упомянутого проекта BEPS экспертами ОЭСР были разработаны шаблоны документов налоговой отчетности, которые в будущем придется в обязательном порядке заполнять международным корпорациям: в них будет содержаться информация, необходимая для обоснования цен сделок между входящими в состав одной и той же группы компаниями, а также данные, которые национальные налоговые органы смогут использовать для оценки рисков размывания налоговой базы (в частности, размер прибыли, полученной в каждой из юрисдикций, и сумма уплаченных налогов).

Серьезным препятствием на пути к «правильной» деофшоризации является работа российских судов, которые при рассмотрении дел в сфере международного налогообложения используют принцип главенства существа над формой, что в условиях слабого развития институтов и низкой налоговой культуры приводит к правовому хаосу. Подтверждение тому – дело ООО «Орифлейм косметикс», в ходе которого российская «дочка» шведской Oriflame пыталась оспорить решение московского управления Федеральной налоговой службы (ФНС), обязавшего ее выплатить более 530 млн руб. налога на прибыль и пени за 2009–2010 годы.

После проверок налоговики сочли, что под видом лицензионных платежей «Орифлейм» снижала базу налога на прибыль. Хотя основным правообладателем товарных знаков являлась люксембургская Oriflame Cosmetics, платежи за их использование шли нидерландской Oriflame Kosmetiek. По мнению налоговых органов, люксембургская компания контролировала российскую, которая фактически была ее постоянным представительством; использовавшиеся же лицензионные договоры и многомиллиардные роялти якобы способствовали уходу от уплаты налогов.

Подход налоговиков противоречил не только российским нормам, но и практике применения соглашений об избежании двойного налогообложения. Считая «Орифлейм косметикс» представительством иностранной компании, а не обществом с ограниченной ответственностью (ООО), налоговики не оспаривали ни права «Орифлейм косметикс» вести дело как ООО, ни факт и размер выплачиваемых российской «дочкой» роялти, а также налогов и сборов в России. Однако это не усомнило Арбитражный суд Московского округа, который в минувшем июне подтвердил законность доначисления налогов. Впрочем, в этом мало удивительного: отечественные суды зачастую пренебрегают анализом сложных вопросов применения норм СОИДН, при вынесении вердикта копируя готовые формулировки из похожих решений, не приводя при этом подробного экономического обоснования.

В целом инициативы стран «большой двадцатки», равно как и меры по деофшоризации, предложенные российским правительством, не формируют новые правила международного налогообложения, а утяжеляют старые (разработанные еще в 20-х годах). Пусть даже некоторые из них являются прорывными (в частности, автоматический обмен информацией между национальными налоговыми службами о деятельности транснациональных компаний), результатом их внедрения может стать экономически не обоснованное фискальное наступление налоговых органов на международные корпорации, а не справедливое разделение международной налоговой базы. А это значит, что выработка действенных правил, учитывающих современные реалии, еще впереди.