Преступность в постсовременном мире

Ствол – аргумент весомый во всех смыслах слова. Фото Александра Доникова/PhotoXPress.ru

Преступность – нормальное явление потому, что общество без преступности совершенно невозможно.

Эмиль Дюркгейм

Тема преступности, вопросы – что происходит с преступностью и что с ней делать – вызывают понятный общественный интерес и широко обсуждаются. Более того, последние десятилетия растет «страх перед преступностью», на что обратили внимание криминологи еще в конце минувшего столетия. Особое беспокойство вызывает преступность у представителей среднего класса. Оно и понятно: им есть что терять, но они меньше защищены, чем богатая экономическая (и политическая) элита.

Статистика и тенденции

Прежде чем попытаться ответить на эти вопросы, обратим внимание на три очень важных обстоятельства. Во-первых, из мысли Эмиля Дюркгейма, высказанной в XIX веке (см. эпиграф), следует: преступность – нормальное явление в том смысле, что она была, есть и будет во все времена, в любом обществе. Во-вторых, и это связано с вышесказанным, «преступность» и «преступления» не есть нечто объективное по содержанию, не онтологическая реальность, а социальный конструкт, творимый законодателем по воле власти, режима, под воздействием общественного мнения. Нет ни одного деяния, преступного по своему содержанию, по своей сущности. Так, например, «умышленное причинение смерти другому человеку», конечно же, – преступление, убийство (ст. 105 УК РФ), но и… подвиг на войне в отношении противника, или же – непреступное деяние (совершенное в состоянии необходимой обороны). Преступление и преступность – понятия релятивные (относительные), конвенциональные («договорные», как договорятся законодатели). Более того, современное уголовное законодательство многих стран, включая Россию и США, в силу избыточной криминализации превращает большинство граждан в «преступников», которые совершают в течение жизни оскорбления, побои, сокрытие части или всех доходов от налогов и т.п., не задумываясь, что все это деяния, признаваемые уголовным законом преступными. В-третьих, никто не знает, сколько в действительности совершается тех или иных преступлений, поскольку далеко не все они регистрируются (потерпевшие не сообщают; сами потерпевшие не знают, что они жертвы преступлений, например – экологических; полиция не все регистрирует, чтобы «не портить статистику», не заниматься трудоемкой и нередко безнадежной работой по раскрытию «неочевидных» преступлений и т.п.). Латентная, не учтенная преступность всегда имеет место.

Поэтому при оценке динамики и тенденций преступности и ее отдельных видов мы руководствуемся данными официальной статистики, со всеми ее недостатками, исходя из того, что массовость преступлений и относительное постоянство факторов латентности, а также сравнительные данные за длительный промежуток времени и между различными странами позволяют уловить определенные тенденции.

Итак, хорошо известно, что после Второй мировой войны основной общемировой тенденцией являлся абсолютный и относительный (в расчете на 100 тыс. человек населения) рост регистрируемой преступности во всех странах. Этот вывод основывается прежде всего на анализе обзоров ООН и данных, публикуемых полициями разных стран. При этом наблюдался более высокий уровень преступности в развитых странах по сравнению с развивающимися. Так, например, в 1975 году средний уровень (также на 100 тыс. человек населения) преступности в развитых странах был 4200, а в развивающихся – 800. К 1995 году средний уровень преступности в развитых странах вырос до 8000, а в развивающихся – до 1500. Кстати, уровень преступности в России в 1975 году был 603,4, а в 1995-м – 1862,7. Добавим к этому, что в 1961 году (начало опубликованных официальных сопоставимых данных) уровень преступности в России составлял всего 446,5, максимума он достиг в 2006 году – 2700,7. К периодам относительного сокращения уровня преступности на фоне его общего возрастания относятся 1953–1965 (хрущевская оттепель) и 1986–1988 (горбачевская перестройка) годы. Все-таки глотки свободы и годы надежд оказываются «антикриминогенными»…

Однако с конца 1990-х – начала 2000-х годов происходит сокращение количества и уровня (на 100 тыс. человек населения) преступлений во всем мире – во всех странах Европы, Азии, Африки, Австралии, Северной и Южной Америки. Наиболее ярко эта тенденция проявляется в динамике уровня убийств – как наиболее опасного и наименее латентного преступления. Так, например, к 2013 году уровень убийств в Австралии снизился с 1,8 в 1999 году до 1,1; в Аргентине с 9,2 в 2002 году – до 5,5; в Венгрии – с 2,8 в 1998 году до 1,3; в Германии – с 1,2 в 2002 году до 0,8; в США – с 6,2 в 1998 году до 4,7; в Финляндии – с 3,0 в 2001 году до 1,6; во Франции – с 1,9 в 2002 году до 1,0; в Японии – с 0,6 в 1998 году до 0,3.

В России, помимо названного сокращения уровня убийств в 2,7 раза, произошло сокращение к 2014 году: общего уровня преступности с 2700,7 в 2006 году – до 1500,4; причинение тяжкого вреда здоровью – с 40,7 в 2002 году до 22,5; грабежей – с 242,5 в 2005 году до 53,2; разбойных нападений – с 44,8 в 2005 году до 9,8. И так почти по всем значимым видам преступлений.

И перед мировой криминологией встал вопрос: чем объясняется это неожиданное общемировое сокращение объема и уровня преступности?

Криминал и глобализация

В России первоначально пытались объяснить тенденцию снижения уровня преступности традиционным сокрытием преступлений от регистрации. И это действительно имеет место. Однако общемировой характер тренда не позволяет ограничиться столь простым (и отчасти справедливым) объяснением.

Назову несколько гипотез, существующих в современной криминологии.

Во-первых, преступность – как сложное социальное явление – развивается по своим собственным законам, не очень оглядываясь на полицию и уголовную юстицию. И развитие это, как у большинства социальных процессов, идет волнообразно (напомню, что с начала 1950-х и до конца 1990-х преступность росла во всем мире).

Во-вторых, большую часть зарегистрированных преступных деяний составляет «уличная преступность» (street crime) – преступления против жизни, здоровья, половой неприкосновенности, собственности. «Беловоротничковая преступность» (white-collar crime) чиновников и бизнесменов, будучи высоколатентной, занимает небольшую часть зарегистрированной преступности. А основные субъекты «уличной преступности» – подростки и молодежь, которые в последние десятилетия ушли в виртуальный мир Интернета. Там они встречаются, любят, дружат, но и ненавидят, стреляют (так называемые стрелялки), убивают, совершают мошеннические действия и т.п., удовлетворяя – осознанно или нет – потребность в самоутверждении, самореализации.

Обычно взрослые негативно относятся к стрелялкам, пытаясь запретить их размещение в Сети или же ограничить к ним доступ. Между тем университеты в Вилланове и Рутгерсе опубликовали результаты своих исследований связи между преступлениями и видеоиграми в США. Исследователи пришли к выводу, что во время пика продаж видеоигр количество преступлений существенно снижается. «Различные измерения использования видеоигр прямо сказываются на снижении таких преступлений, как убийств», – заявил Патрик Марки (Patrick Markey). Исследователи считают, что есть несколько возможных объяснений этой зависимости. Так, люди, которым нравятся жестокость и насилие, больше играют в видеоигры с явной демонстрацией жестокости. Таким образом, они «оздоравливаются» с помощью игр. Кроме того, люди предпочтут больше времени проводить за игрой, снижая, таким образом, количество преступлений на улицах.

В-третьих, имеет место «переструктуризация» преступности, когда «обычную» преступность теснят малоизученные и почти не регистрируемые, высоколатентные виды преступлений эпохи постмодерна, в частности, киберпреступность.

В-четвертых, как считают участники одной из сессий (The Crime Drop) XII Европейской конференции криминологов (Бильбао, 2012), причиной снижения уровня преступности может быть повышенная «секьюритизация» как результат массового использования современных технических средств безопасности (видеокамеры, охранная сигнализация и т.п.).

К иным особенностям состояния преступности в современном мире и в России можно отнести нижеследующее.

В полном соответствии со всеобщей глобализацией – экономики, финансов, транспортных средств, техники, науки, медицины – происходит и глобализация преступности, особенно ее организованной составляющей. Торговля наркотиками, оружием, людьми, человеческими органами не знает границ.

Организованная преступность выступает прежде всего как предпринимательство, бизнес, индустрия, производство и распределение товаров и/или услуг.

Подкуп – дело тайное. Но никто не сомневается в существовании этого явления. Фото Василисы Деюн

Преступления ненависти

Современный этап развития организованной преступности в России характеризуется, во-первых, активным вхождением в систему мировой нелегальной торговли наркотиками, людьми, оружием, человеческими органами. При этом по торговле людьми и рабскому труду Россия занимает одно из первых мест в мире, наряду с Украиной и Нигерией (данные Л. Ерохиной, К. Кангаспунты, Е. Тюрюкановой). Во-вторых, современный этап характеризуется «кущевским феноменом», когда преступное сообщество, которое возглавлял Сергей Цапок, в течение многих лет терроризировало население станицы Кущевской (Краснодарский край) при полном попустительстве или под покровительством местных органов власти, суда, милиции, и все это стало достоянием СМИ лишь после убийства «цапками» 12 человек, включая трех детей. С начала 2000-х годов происходит слияние организованной преступности, правоохранительных органов, местных органов власти в единую систему, правящую в регионах России. «Кущевский феномен» лучше всего характеризуют публикации первых лиц государства. Дмитрий Медведев, в то время президент РФ, говорил в Послании Федеральному собранию: «Произошел целый ряд трагических событий, в результате которых погибли, были убиты наши граждане. Их причинами является в том числе и расхлябанность в деятельности правоохранительных и других властных органов, зачастую их прямое сращивание с криминалом» (Послание президента РФ Федеральному собранию РФ / («Российская газета», 10.12.10).

Ему вторил председатель Конституционного суда РФ Валерий Зорькин: «С каждым днем становится все очевиднее, что сращивание власти и криминала по модели, которую сейчас называют «кущевской», не уникально. Что то же самое (или нечто сходное) происходило и в других местах – в Новосибирске, Энгельсе, Гусь-Хрустальном, Березовске и т.д. Всем очевидно, что в этом случае наше государство превратится из криминализованного в криминальное» (там же, 10.12.10).

Еще одно проявление преступности в обществе постмодерна – «преступления ненависти» (hatecrimes) как следствие ксенофобии на основе взаимопроникновения и конфликта культур в процессе массовой миграции и политики «разделяй и властвуй» некоторых правящих режимов.

Преступления ненависти – прежде всего преступления, порождаемые предубеждением, предрассудком по отношению к лицам другой расы, нации, другого цвета кожи, другой религии, сексуальной ориентации и т.п. Это преступления, мотивированные предубеждением.

Преступления по мотивам национальной, расовой, религиозной ненависти или вражды были всегда. Достаточно вспомнить многочисленные религиозные войны, крестовые походы, межнациональные и межэтнические конфликты, погромы и преследования на почве антисемитизма.

Однако со второй половины минувшего столетия такого рода преступления приобрели характер острой социальной проблемы. Тому есть как минимум два объяснения. Во-первых, по мере развития цивилизации, либерализации и гуманизации межчеловеческих отношений население развитых стран стало особенно болезненно воспринимать любые проявления ксенофобии и преследования на почве национальной, расовой, религиозной вражды, а также по мотивам гомофобии, неприязни к каким бы то ни было категориям населения (нищим, бездомным, инвалидам, проституткам и т.п.).

Во-вторых, одним из негативных последствий глобализации является усиление ксенофобии во всем мире. Глобализация ускорила миграцию, смешение рас, этносов и культур, религий и обычаев. Самые последние события с наплывом массы эмигрантов в страны Европы – лишнее тому подтверждение. Это, в свою очередь, приводит к взаимному непониманию, раздражению по поводу «их» нравов, обычаев, привычек, стиля жизни и т.п. Не миновала чаша сия и Россию («понаехали тут»). Между тем ксенофобия, нетерпимость во всех ее проявлениях служит реальной угрозой существованию и отдельных обществ, и человечества в целом.

Продажность как проблема

К общемировым и российским проблемам нельзя не отнести рост и интернационализацию коррупции – по определению современного автора, это «злоупотребление публичной властью ради частной выгоды».

Существует множество форм (проявлений) коррупции: взяточничество, фаворитизм, кумовство, протекционизм, лоббизм, незаконное распределение и перераспределение общественных ресурсов и фондов, незаконная поддержка и финансирование политических структур (партий и др.), вымогательство, предоставление льготных кредитов, заказов, знаменитый русский «блат» (использование личных контактов для получения доступа к общественным ресурсам) и др.

Коррупция – социальный феномен, порождение общества и общественных отношений. Социальный феномен продажности (от коррупции до брачных аферистов и проституции – в сферах политики, науки, искусства, сексуальных отношений) возможен в обществе развитых товарно-денежных отношений. Тот или иной вид продажности, осознаваемый как проблема, представляет собой социальную конструкцию: общество, государство определяет, что именно, где, когда, при каких условиях и с какими последствиями (санкциями) рассматривается как коррупция, проституция и т.д.

В наши дни в обществе, включая российское, коррупция – социальный институт, элемент системы управления, тесно связанный с другими социальными институтами – политическими, экономическими, культуральными. Об институционализации коррупции свидетельствуют: выполнение ею ряда социальных функций – упрощение административных связей, ускорение и упрощение принятия управленческих решений, содействие экономическому развитию путем сокращения бюрократических барьеров; наличие вполне определенных субъектов коррупционных взаимоотношений (патрон – клиент); распределение социальных ролей (взяткодатель, взяткополучатель, посредник); наличие определенных правил игры, норм, известных субъектам коррупционных действий; сложившиеся сленг и символика коррупционных действий; установившаяся и известная заинтересованным лицам такса коррупционных услуг.

Масштабы и индексы

Экономические, социальные, политические последствия коррупции хорошо известны и не нуждаются в комментариях. Коррупция существует во всех современных государствах. Другой вопрос – масштабы коррупции.

По данным международной организации Transparency International, Россия входит в число наиболее коррумпированных стран мира. Индекс восприятия коррупции до 2011 года исчислялся от 1 – максимально коррумпированное государство – до 10 – отсутствие коррупции (что в принципе невозможно). Так, в 2002 году  с индексом 2,7  Россия входила в число таких стран, как Кот д’Ивуар, Гондурас, Индия, Танзания, Зимбабве. Минимальная коррупция была зафиксирована в Финляндии (9,7 балла), Дании и Новой Зеландии (по 9,5 балла), максимальная – в Бангладеш (1,2 балла). В 2007 году степень коррумпированности России увеличилась: с баллом 2,3 мы вошли в одну группу с Гамбией, Индонезией, Того. К 2008 году индекс восприятия коррупции снижается в России до 2,1 балла (группа стран – Сирия, Бангладеш, Кения). В 2009 году индекс коррупции в России – 2,2, но в 2010 году вновь 2,1 наряду с Центрально-Африканской Республикой, Камбоджей, Папуа – Новой Гвинеей, Кенией, Лаосом и Таджикистаном (наименее коррумпированы Дания, Сингапур, Новая Зеландия – 9,3 балла). В связи с изменением системы рейтингов (от 0 до 100) Россия с 28 баллами заняла 133-е место в 2012 году, а в 2013 году с тем же баллом – 127-е наряду с Азербайджаном, Гамбией, Ливаном, Мадагаскаром, Мали, Никарагуа, Пакистаном и Коморскими островами. Наименее коррумпированные страны в 2013 году – Дания и Новая Зеландия (91 балл), наиболее коррумпированные – Афганистан, КНДР и Сомали (8 баллов). В 2014 году индекс восприятия коррупции в России – 27 и 136-е место, наряду с Камеруном, Ираном, Кыргызстаном, Ливаном, Нигерией. Наименее коррумпированы Дания (92 балла) и Новая Зеландия (91 балл), наиболее коррумпированы Северная Корея и Сомали (по 8 баллов).

Коррупция является в современной России проблемой № 1. В условиях коррумпированности всех ветвей власти на всех уровнях принципиально невозможно решить ни одной социальной, экономической, политической проблемы. Ибо все сводится к вопросу: кому и сколько надо заплатить?