Пути проигрышные и выигрышные

Многовековая наша традиция – соборность, единство народа и самодержца. Даже если трон достался реформатору. Василий Тимм. Коронационные торжества. 1856

Редко когда страна наша находилась – при всей ее вроде бы стабильности, вертикали власти и сильном ручном управлении – в столь очевидном, резком состоянии неустойчивости. Речь не об ослаблении и тем более не о вакууме власти, этого пока нет. Напротив, еще чувствуется воодушевление населения аннексией Крыма и агрессией на границах с Украиной; за этими событиями последовали санкции, после чего как раз и стало ощущаться состояние неустойчивости. Но именно это и означает, что ни вертикаль власти, ни сила ручного управления более нам не помогают и уже не помогут. Разве что в состоянии привести к войне. Наш президент такого точно не хочет. И если еще недавно это не было сколько-нибудь четко выражено, то после начала отвода войск от украинской границы все стало ясно. Такого рода сигнал многое означает. Конечно, можно еще и отыграть назад, но в складывающейся обстановке с финансами, валютой, инвестициями, кредитами, ценами и ресурсами, в конечном счете – со всей экономикой и социальным обеспечением населения поворота назад не будет. Выходит, что президент не столько выиграл, сколько проиграл (если иметь в виду электорат 2018 года). Проиграла, причем много больше, страна. Довольно скоро это почувствуют все. И что тогда?

Недовольство неизбежно

Начну с проблем. Или, точнее, с того, чего хочет или захочет не слишком разбирающееся в политике население, пока еще восторженно рукоплещущее президенту. Заметьте, об органах власти (включая массмедиа) речи нет. Они в условиях сильной власти и ручного управления не вольны, с них спроса пока нет. Но потом – будет, потому что все они влияют на процесс эволюции. Их спросят: вы сознаете или только покорно подчиняетесь? И дело вовсе не в том, как будем жить. Жирок накоплен, прожить сможем. Во всяком случае, некоторое время. Нефть и газ не дадут умереть с голода, не ходить плохо одетыми, тем более не мерзнуть зимой. После 1917 года, 1945-го да и 1991-го было тяжелее, даже намного. Но была перспектива. За что-то, ради чего-то люди были готовы потерпеть и пострадать. Однако всю жизнь нельзя лишь страдать без сколько-нибудь реальной перспективы. А именно это нам предстоит. И никакие искусственно созданные идеи вроде святой Руси, русского мира, великой воинственной империи, иллюзорного светлого будущего, как и мракобесие клерикальных хоругвеносцев или, не дай бог, шариатно-джихадных исламистов новое поколение страны уже не утешат.

А оно, это поколение, уже подросло. Пока многие из него ударились в наркоту, ища спасение хотя бы в забвении, вплоть до суицида. Уходит почти сотня тысяч в год. Другие рвутся кто куда в поисках выгоды, требуя высокую плату за неквалифицированный труд и услуги. Кто поумнее и хоть немного поспособнее – те рвутся вон из страны, точь-в-точь как то было в случае с арабской весной. А прочие, особенно в скудной нищей провинции, проводят время в безделье и выпивке... Но так будет не всегда. Достаточно скоро это поколение протрезвеет, и оно свое так или иначе потребует. У кого? Да все у нее же, у власти. И вариант войны их не прельстит, хотя может поспособствовать (я имею в виду тех, кто сегодня кое-где правдами и неправдами воюет). Не те они люди, незачем и не за что им у нас воевать. Нет такой идеи. Нет у нас ни майдана, ни тахрира. С усталых и не слишком воинственных потомков трех-четырех поколений ушедших в небытие предков многого теперь уже не возьмешь. Война в Украине убедительно это доказала. С наших хватит.

Россия удовлетворена выпавшей на ее долю оплаченной углеводородами релаксацией. Но не обольщайтесь! Взрыв энтузиазма в связи с Крымом легко спадет в ближайшие год-два, как только наши поймут, какова за это плата. И пока власть не придумает, что следовало бы предложить вместо авантюрно-бесшабашного натиска, страна уже не успокоится, ее требования станут возрастать, недовольство – усиливаться. А что власть будет в состоянии предложить? Вероятно, она этим уже озабочена. Но сомневаюсь, что выход ищет в разумном направлении. В чем же проблема? В том, чтобы не потакать архаическому примитиву прошлого, а приложить усилия к тому, чтобы сделать наших людей другими. Чтобы как-то избавить их от въевшегося за многие века в сознание общинного крестьянина иждивенческого патримониального синдрома. Чтобы каждый, проникнув в суть с древности известных идей о правах и свободах личности и гражданина, решительно ощутил себя готовым измениться. Готовым на то, чтобы отстаивать достоинство и развивать в себе инициативного деятеля.

Такого, какими стали в далеком прошлом античные греки, создавшие социум граждан с выборной сменяемой властью и развитой судебной системой. Они заложили основы демократии, законовластия и предпринимательской протокапиталистической деятельности. Их примеру последовали потомки прибывших в Америку колонистов, преимущественно протестанты, для себя создавшие свободные штаты. Страну с нерушимой конституцией, строгой процедурой выборов, нерушимыми нормами и гарантиями. Можно ли этого добиться у нас? Вне всяких сомнений, да.

Неизбежность европеизации

Все эти права и свободы, нормы и гарантии могут и должны быть в наших условиях созданы взявшейся за реформу властью. Но как это сделать? Нет слов, проблемы наши серьезны, решить их не легче, чем, скажем, в Египте. Однако мы не арабская республика, наша страна веками вестернизировалась, а великий XIX век был периодом интенсивной ее европеизации, правда, резко ограниченной городами, где едва ли жило даже 10% населения, да и из них европеизирована была ничтожно малая доля. Но именно эта небольшая европеизированная часть населения, причем не иноземные буржуа, а в первую очередь своя дворянско-разночинная интеллигенция с ее европейским образованием, знаниями и пониманием, книгами и разнообразными передовыми идеями и образом жизни, заимствованными с Запада свободами и представлениями о том, каким следовало бы быть человеку, была ведущей и направляющей страну силой. Именно она с послеордынских времен и особенно после реформ Петра Великого хорошо знала, куда и как вести Русь-Россию, и неуклонно делала именно это. В процессе активных контактов с Западом Русь-Россия за несколько веков перестала быть отсталым государственным образованием с уклоном в стандарт статичной домостроевской жизни и господством свойственной Востоку структуры власти-собственности. Она стала европейского типа империей.

Более того. Все то, что делало Русь-Россию более сильной, от пищалей времен Иванов III и IV до армии и флота Петра I, было результатом осознанных реформ в русле интенсивной вестернизации. Эта активность направлялась в сторону энергичного заимствования, которое с тех времен ориентировалось на энергичный приток разных иностранцев и их технических достижений. Не будь этого, не было бы и России, как не стало в XV веке более чем откровенно чуравшейся передового католического Запада и очень отстававшей от него православной Византии. Нашу страну спасла ее вестернизация-европеизация. Правда, она не изменила социополитическо-этнокультурную ее сущность, ибо не могла затронуть архаику деревенской общины, составлявшей 80–90% населения. Больше того, именно от этого примитива пошли те беды, которые навалились на нас в 1917-м. А последовавший за ним век влияния псевдорелигиозной иллюзорной доктрины светлого будущего вовсе обессилил не успевшее сложиться и практически отсутствовавшее отечественное гражданское общество, не говоря уже о предкапитализме и конституционном режиме как о надежных путях к нему.

Все это легко сломал кровавый большевистский эксперимент. И все наши проблемы – следствие недостатка вестернизации-европеизации, результат длительного господства деревенской общины. Мы не столько уникально-другие, сколько в массе своей (помните о 80–90%!) от все той же передовой Европы отстали. Проблемы наши – в основном отсюда, и решать их следует соответственно. Как это можно было бы сделать? Достаточно просто, реформами сверху. Не вообще какими-то реформами, но четко целенаправленными. Я имею в виду реформы в стиле привычной для отсталой страны вестернизации, основы которой хорошо известны и включают все, что необходимо. Нужно, во-первых, объяснить и показать, чем силен передовой Запад. Во-вторых, понятно растолковать, как нам обрести эту силу и каким образом приучиться к разумной ее реализации. В-третьих, что самое важное – сделать усилие для того, чтобы реорганизовать систему правосудия и обуздать привычный аппарат репрессий. Нерушимый и обязательный для всех закон должен стать главным инструментом, регулирующим жизнь страны; суд должен быть независимым от власти и строго подчиненным закону. Замечу, нечто в таком роде было осуществлено Александром II в 1864 году и имело огромный эффект. Западного типа правосудие отражено в романах Достоевского и Толстого, оно привело к снижению злоупотреблений и к гласности, к верховному контролю над всем, что имело отношение к произволу власти.

Каковы приоритеты

Полтора века назад такое было реально, оказалось осуществлено и имело колоссальный эффект. Россия во многом, хотя далеко не во всем, стала тогда наконец почти полноценной Европой. Не берусь утверждать, что теперь, после века издевательств над страной, такое можно успешно повторить, тем более с легкостью. Слишком многое напрочь забыто, страшно изуродовано в сознании последних поколений и безвозвратно ушло в прошлое. Кроме того, многие из тех 80–90% населения, кто и тогда не успел освоить и отказывался вкусить то новое, что несли с собой реформы Александра II (включая самую главную из них, ликвидацию крепостничества), не рвутся вперед к очередным испытаниям в том же духе. Дело в том, что ликвидация крепостничества в гораздо большей степени была нужна России с ее предкапитализмом, нежели мужикам, кто не имел представления о правах и свободах, но весьма ценил патримониально-покровительственные функции помещиков. И когда сегодня передовые жители больших городов с горечью фиксируют, что ценимые ими права и свободы подавляющему большинству нынешнего населения страны, включая и горожан, выходцев из колхозов, не очень-то нужны, – это долго было для них шоком. Приходилось специально разъяснять.

Сегодня это понято и усвоено. И это облегчает разговор. Рассчитывать на так называемые честные выборы бесполезно, из чего вовсе не следует, что не стоит к этому стремиться и что все усилия в этом направлении напрасны. Как раз напротив. Страна взбудоражена и давно уже не была в столь явно выраженном состоянии неустойчивости. И к этому состоянию толкает ее все больше и дальше складывающаяся вокруг нее обстановка. Можно обратить внимание на резкий раскол общества. Обычный для России, он достиг уже, несмотря на кажущееся статистическое благополучие (86% за власть, против – немногие нехорошие), крайней степени озлобления, чреватой взрывом. Не намерен никого пугать, но замечу: совсем не зря власть боится отечественного майдана. Как раз майдан-тахрир может считаться тем общим, что сближает всех отставших, обездоленных и недовольных. Словом, майдан нужно предупредить. Собственно, ради этого власть и пошла на авантюру с Крымом и востоком Украины. Но – и от этого никуда не уйти – просчиталась. Плата за авантюру оказалась слишком дорогой и продолжает расти, что грозит скоро этой цене превратиться в нечто невыносимое. Но что из всего этого следует?

То, что за все придется так или иначе, но платить. Как и чем лучше платить в сложившейся обстановке? Разберемся в приоритетах.

Если совсем недавно власти представлялось, что лучше всего бросить вызов врагам, ища их повсюду и тем сплачивая социум, то сегодня более чем очевидно: этот путь ложен. Он ведет страну к северокорейскому тупику. Традиции России упорно указывают на другой, продуктивный и вполне реальный путь плодотворного заимствования и превращения домостроевской страны без школ в великую европейскую империю. Реален ли он? А почему бы и нет? Ведь по этому пути Россия успешно шла вперед весь великий для нее XIX век. Благодаря ему Россия испытала высочайший взлет отечественной культуры золотого века, перетекший при Александре II в пореформенной России в блистательный предкапитализм. Затем благодаря октябрьскому манифесту 1905 года возникла конституционная монархия, пусть даже весьма несовершенная, и новый великий взлет, знаменитый серебряный век российской культуры.

Итак: расцвет отечественной культуры – результат и функция успехов процесса вестернизации. Без него и без школ – культура только церковная, и в ней, при всем изяществе храмовой архитектуры, сквозит ограниченность. Есть, разумеется, у нас апологеты святой Руси. На нее (с неумеренно поминаемой соборностью, суть которой толком никто прояснить не в состоянии) обычно ориентируются, но она означает отказ от образованности и научных достижений. И потому можно ее любить, но бессмысленно ее рекомендовать в качестве альтернативы, не говоря уже о том, что защитить такую Русь было бы просто нечем – со всеми вытекающими из этого печальными последствиями.

Есть альтернатива этому, прямая противоположность – сильная воинственная империя. Это, не стоит лукавить, примерно то, к чему стремился вождь. Нужно силой и кровью усмирить страну с ее покорным и весьма отставшим в массе (80–90%) населением при поголовном вырезании города, который был непролетарским и потому классово враждебным. Попробовали. Ни к чему хорошему это не привело даже при покупке у передового Запада всей той индустриальной техники и технологии, без которой воинственную империю не построить. Неужели одного урока недостаточно? Да и сможет ли любой, пытающийся идти на это, опереться на иллюзорную идею, квазирелигию, которая могла бы сегодня рассчитывать на успех? Есть только одна такая в наши дни, это исламо-исламизм. Но для ее реализации в стране нашей еще мало подходящего для того населения.

Еще одна альтернатива – нечто среднее, ориентированное на некую русскую идею. Это может прозвучать в очень краткий период всенародного подъема, связанного с традиционной любовью и привычным тяготением страны к территориальному ее расширению (ну зачем вам, Фаина Ивановна, Аляска?). Но если серьезно, никакой почвы под таким агрессивно-экспансионистским стремлением нет. Не то время. Сторонники его опоздали по меньшей мере на век. Вот у исламистов с их бескорыстно-религиозной истовостью шансы есть. А у кого-либо еще – нет. Никто просто так массами умирать за русскую идею идти не готов. Пойдет лишь та небольшая часть общества, которую и характеризовать не стоит. А вот государство, если хочет процветать, а не загибаться, на это не пойдет, не может себе этого позволить. Не то время…

Отступить и исправить

На мой взгляд, выбора, если говорить об альтернативе, нет. Есть один верный путь – вестернизация-европеизация в меру сил, точнее, усвоение основ западного социополитического стандарта. Путь труден, тяжел и для нас (для 80–90%) непривычен и чужд. Но весь мир так либо иначе давно уже на него ориентируется, а многие, как Китай, Индия или Бразилия, по нему идут. Не прямо, а с задержками либо околицей, но именно по этому пути и как раз к тем результатам, которые он обещает и которые они, эти страны, ощущают, – а то бы не шли. То же самое относится и к нам. Только в отличие от упомянутых стран мы за последнее время сочли себя вправе бросить вызов передовым. Бросить вызов, не имея, кроме подростковой задиристости, практически ничего, что можно было бы реально противопоставить нехорошему, как это то и дело звучит в телепропаганде, Западу. Эта задиристость ни к чему хорошему не приведет и не может привести. Она одна могла бы власти гарантировать электорат в 2018-м, однако и это сегодня уже вполне может вызывать сомнения.

Так как же быть? Думаю, только отступить и исправить в меру возможности сделанное. Многое назад не вернешь, но кое-что можно.

Прежде всего – решительно взять заново курс на сближение с западным стандартом. Провести серию соответствующих реформ. Думаю, власть отлично понимает каких. Если не очень – можно взглянуть на реформы 1860-х и прибавить к ним новации октябрьского манифеста 1905-го. Методика, к сожалению, элементарна и чести нам не делает: достаточно сориентировать телепропаганду, и через год-два вы получите совсем другой электорат. Разумеется, если при этом будет сделано все необходимое для того, чтобы санкции были сняты. На мой взгляд, только в этом случае власть может сохранить электорат, а Россия резко возродится. Это представляется не только наилучшим выходом из трудного неустойчивого положения, но и, если всерьез, единственно разумным движением вперед. Движением продуманным, трудным и многое меняющим в давних и привычных социопсихологических стереотипах большинства, но гарантирующим всей многострадальной России должный результат.