Власть и вакуум власти

У горожан начала XVII века нашлось кого выдвинуть в лидеры. И Смуту удалось преодолеть. Константин Маковский. Минин на площади Нижнего Новгорода, призывающий народ к пожертвованиям. 1896

История России шла вперед либо благодаря серьезным реформам сверху (других не бывает), либо вследствие огромной по масштабу и последствиям встряски, вызванной разными причинами – как внутренними, так и шедшими извне. Сначала несколько слов о российских реформах.

Механизм прогресса

Просматриваются три тура исторически значимых реформ. Первый тур был связан с формированием основ самодержавия после крушения Орды. Он был вызван к жизни настоятельной необходимостью наладить в создававшемся политически самостоятельном и централизованном государстве крепкую власть, для чего из ряда стран Запада призывались служивые, которые со временем составили воинскую силу и правящую опору страны во главе с самодержавными сакрализованными правителями. Они, Иван III (годы царствования 1462–1505) и особенно Иван IV (1533–1586), жестко взнуздали Русь, а опорой их были дворяне-помещики, платой коим за службу стали закрепощенные деревенские общины. Вторым туром реформ, много более важных, стали преобразования Петра I (1682–1725), превратившие не знавшую даже школ Святую Русь в великую Российскую империю. Третий тур – реформы Александра II в 1860-х годах, ликвидировавшие крепостничество, перестроившие институты (суд, администрация, гарантированная частная собственность) и создавшие в империи условия для предкапитализма.

Каждый раз реформы опирались на заимствование опыта Запада. Только оттуда шли необходимые знания, новации и носители тех знаний и новаций: сначала дворяне с огнестрельным оружием, позже петровские иностранные специалисты, наводнившие Россию к ее благу, и идейно-институциональные базовые принципы антично-буржуазного происхождения, которые только и могли создать условия для появления в империи основ капитализма. Русь-Россия отставала от Запада, и продолжение этого отставания было для нее смерти подобно. Не от хорошей жизни приглашались первыми царями заграничные дворяне – просто неоткуда было брать своих. Не наводни Петр Русь иностранцами, как бы он превратил ее в мощную империю? А о реформах 1860-х, проведенных при Александре II, и говорить нечего: без ликвидации крепостной зависимости, без новых западных стандартов империя не могла идти вперед; крепостные и прочие узы висели на ней тяжелым грузом, а для буржуазного предпринимательства не было условий. Россия ускоряла свое движение вперед и усваивала опыт передового Запада, как и весь вестернизовавшийся таким образом неевропейский мир. Очевидно, что реформы были двигателем истории. И это была общая норма. Но был и другой способ движения, причем движения необязательно вперед.

Что такое встряска

Суть проблемы в том, какое влияние оказывали чрезвычайные ситуации, когда в стране, давно привыкшей к разного рода неурядицам, нашествиям и неустройству, к расколу между инертной сельской общиной и динамично развивающимся городом, неожиданно возникало нечто необычное – то, что можно назвать встряской. Непривычным было то, что власть слабела, а слабость вскоре постепенно доходила до состояния полного вакуума. Но что такое вакуум власти? Это то, что влечет за собой хаос и разгул страстей, до того как-то сдерживавшихся нормами, то есть традицией и в конечном счете цивилизацией. Каковы цивилизация и традиция, таковы и нормы. Как обстояло с этим дело в Руси-России?

При варягах, князьях Рюриковичах, власть центра была слаба. Князья боролись за стол в Киеве, но эта ситуация опиралась на норму, а норма строго регулировала формы борьбы. Потом появились татары, и Александр Невский позаботился о том, чтобы услужить хану, а самому в соперничестве с другими стать великим князем. Борьба за первенство была для него главным, а вакуум власти его и его наследников гасился властью царя-хана (царем именовали его, заметьте, русские князья, а также церковники, но не общины-миры). Все это продолжалось до стояния на Угре в 1480 году при московском Иване III, после чего встряски прекратились. Наступило время мощных встрясок иного рода. В чем была разница?

Изуродованное марксизмом отечественное общественное мнение издавна бредит революцией. Парадоксально, но это сумасшествие началось, когда до марксистских идей было далеко, но влияние революции во Франции ощущалось. Пламенные, в пореформенной России 1860-х ставшие террористами, были революционерами и социалистами, в общинном мире видели чуть ли не зародыш социализма. А их споры о русской революции заполонили все пространство общественной мысли на рубеже XIX и ХХ веков. То было время рождения отечественной социологии и политологии, и криками о революции, часто понимавшейся по-марксистски, вытеснялось более разумное восприятие того, что реально окружало крикунов.

Так вот, серьезная встряска, о которой речь, – глобальное потрясение типа марксистской революции. Если принять, что вакуум власти и встряска, его вызывающая, идут в связке (слабеющая власть рождает возможность встряски, а она еще способствует ослаблению власти, и так далее вплоть до полного вакуума), то перед нами стоит та же проблема, что стояла когда-то перед марксистами. У них была корявая теория о революционной ситуации. Ситуация эта возникает, когда чего-то не хотят одни и не могут другие, – поди разберись, кто чего не хочет или не может (не встречал ни разу в письменном виде, чтобы кто-то внятно и доказательно это показал). Но проблема есть: то ли слабеющая власть действительно чего-то не хочет и не может, то ли встряска чего-то сумела добиться. Словом, как оно бывает.

Первым образцом отечественной встряски была Смута начала XVII века. Хотя Грозный немало сделал для того, чтобы после него наступил вакуум власти, этого не произошло. Помог Борис Годунов, правитель при блаженном Федоре Иоанновиче, сыне Грозного. После смерти блаженного Борис правил сам, и правил хорошо. Но царь он был не вполне легитимный, и это стало заметно с появлением на Руси Лжедмитрия. И с этого момента начался непорядок. Сначала правил Лжедмитрий, продержался год и проявил себя как царь неплохо. Потом Василий Шуйский устроил против него заговор и сел на трон сам, правил плохо, да его уже никто и не хотел слушать. В стране тем временем появился новый Лжедмитрий, с ним – поляки. Оживились любившие пограбить казаки. Шуйского свергли, бояре были готовы отдать власть полякам, лишь бы не казацкой грабящей голытьбе или Лжедмитрию II с его тушинцами (Тушино – это рядом с Москвой, теперь ее часть).

Вакуум власти господствовал, хаос ему сопутствовал. Но города (не общины–миры!) собрались, сложились и во главе со старостой Нижнего Кузьмой Мининым и князем Пожарским сумели собрать деньги, создать ополчение и взять Москву. Хаос был погашен, а на Земском соборе в 1612 году избрали царем 16-летнего Михаила Романова. Почему его – тема особая; сыграли роль давившие на собор казаки и близкий им находившийся в плену в Польше отец Михаила митрополит Филарет, бывший до того Патриархом у тушинского Лжедмитрия, причем параллельно со знаменитым патриархом московским Гермогеном, звавшим народ восстать против поляков (тоже элемент Смуты).

Смута как мощная встряска не только способствовала урегулированию основ власти, дав стране царя. Она упрочила положение дворян, обеспечив их крепостными. Возникли оседлые деревни с трехпольем и условия для закрепления крестьян, с постепенной отменой Юрьева дня и ужесточением поиска беглых. После этого все Романовы, вплоть до Петра I, очень энергично ориентировались на заимствования у передового Запада. То есть ситуация вакуума власти в первый раз, когда встряска потрясла страну, сыграла позитивную роль. И это оказалось заразительным.

Революция, которой не было

Здесь надо обратиться к примеру так называемой революции 1905 года, которой вообще не было. Было недовольство в стране при заметном ослаблении власти. Случился поход организованных Гапоном рабочих, завершившийся расстрелом части демонстрантов. Возник взрыв возмущения тех, кто счел это вызовом; произошли погромы и поджоги имений крестьянами, которые были недовольны тем, что царь не отдает им помещичью землю, приходившую в запустение. Были и те, кто старательно разжигал недовольство. Это была, если угодно, вторая мощная встряска, не более того. И она, как и первая, пошла на пользу стране. Витте и другие вынудили царя подписать Манифест 17 октября 1905 года о конституционной реформе, который погасил все выступления. И хотя многопартийный парламент и другие уступки не были исчерпывающими и не затронули главного – самодержавия императора, они ускорили движение России вперед.

Встряска 1905 года, велеречиво воспевавшаяся коммунистами как чуть не пролетарская революция, была достижением демократической России, приблизила страну к европейскому стандарту, а вовсе не к большевистской революции, как многие полагают. Вспомните, какой рывок вперед произошел после этого и как улепетывали подальше от сурового Петра Столыпина революционеры, обосновавшиеся в Женеве и тихо сидевшие там до апреля 1917-го. Но если после 1612 года к власти пришли реформаторы, а венцом реформ стал Петр, то вслед за Манифестом 17 октября никто не пришел.

1917-й и рубеж 80–90-х

Ситуация складывалась иначе, трагически, а виной всему стали как сам император Николай II, необычайно уперто стоявший на страже самодержавия, так и допущенная им мировая война. Война началась под звуки патриотических фанфар, но первые поражения в ней прозвучали тревожно, а в 1916 году открылись шлюзы для недовольства. Оно было мощным, но оказалось направленным не туда, куда следовало. Думские лидеры, вместо того чтобы энергично настаивать на включении думцев в правительство, обвиняли правительство императора в предательстве, а подхватившее их лозунги общественное мнение кляло немку-императрицу, и без того сильно замаранную в глазах публики покровительством старцу Распутину, который умел снимать приступы болезни у наследника.

Ненависть, приведшая к убийству Распутина под Новый 1917 год, была чрезмерной, что сыграло мрачную роль в нагнетании обстановки в столице и привело к резкому обострению положения дел в момент ранней холодной весны, когда в булочных города стало не хватать хлеба. Нет смысла особо вдаваться в подробности, но существенно вот что: озлобление лишило думцев возможности более спокойно прийти к власти. Вспышка злобной ненависти, обострявшаяся по мере ослабления власти, стала причиной вовсе не революции, как многие думают, а неминуемой мощной встряски. В очередной после осени 1905 года раз вакуум власти без гасящего на него воздействия возник в роковом военном 1917-м. И привел не столько к отречению непригодного для управления Россией императора, сколько к феномену двоевластия. Временное правительство, успевшее получить санкцию императора, должно было в создавшихся условиях согласовывать все с исполкомом Петросовета.

Слабость двоевластия, постепенно перераставшая в вакуум власти, продолжалась всего около полугода, но была густо насыщена событиями. А потом, при обстоятельствах уже снова полного вакуума власти, ситуация привела к большевистскому перевороту (революционеры просто подняли валявшуюся власть и водрузили ее знамя на свои штыки). Затем началась война большевиков с населением, неготовым к советской власти. Вакуум власти был погашен силой и реками крови. Итоги этой встряски позитивно не оценишь, хотя многое зависит от тех, кто судит. Замечу, что спецификой советской власти стало силовое давление с почти регулярным и невиданно мощным кровопусканием во имя ее упрочения. Но вместе с тем стал нормой возврат к принципам дореформенной (до 1860-х) России с ее старательным заимствованием у Запада военной мощи, необходимых знаний и новаций без допуска в страну буржуазных стандартов. В итоге большевистская Россия укреплялась, а население стало опять жить на уровне прежнего крепостного рабства, причем не только в деревне. Это сказалось на его социопсихологических нормативах.

Как следует расценивать эту встряску? Для меня нет сомнений: резко отрицательно. Но я понимаю, что большинство думает иначе. Критерий «человек для власти или власть для человека» является общим мерилом. Но для того, чтобы взять это мерило на вооружение и осознать его значимость, нужно быть к тому готовым. А это не совпадало с социопсихологическим нормативом большинства, которое, естественно, приходило к ложным приоритетам.

Однако вернемся к встряскам. На рубеже 80–90-х СССР рухнул под тяжестью преследовавших его неудач и несоответствий. Снова это была встряска, и она была результатом вакуума власти, что можно и должно расценивать как явное свидетельство несостоятельности этой последней. Россия под чуждыми ей большевистскими знаменами вынесла всё и стала победителем в войне. Но то Россия, а не коммунисты. Да и для коммунистов ее победа была не слишком большим праздником, ибо вождь умер в 1953-м, а после этого установленный им тоталитарный режим начал слабеть и за несколько недолгих десятилетий рухнул. Казалось бы, страна должна была воспрянуть духом. Но этого не произошло. Не привыкшее обходиться без патримониальной заботы государства либо помещика, на худой конец хоть общины-мира – а это едва не основной из социопсихологических нормативов, – население, оказавшись лицом к лицу с рыночными связями, было к ним не готово. И когда все эти сложности были все же преодолены, недовольство не исчезло. Большинство осталось склонно к стандартам патриархальной старины.

Итак, некоторые встряски были заведомо позитивны, а другие оказывались негативны по своим итогам. И, заметьте, позитивными оказались те, что вели к успешному заимствованию достижений Запада (преобразования Петра I, реформы Столыпина после Манифеста 17 октября) и как-то соответствовали всем трем турам реформ сверху. Негативными стали те, что не имели такой направленности. Почему так произошло? Потому что неготовность России к жизни по западному стандарту зависит от того, что большинство коренных, едва вышедших из вчерашней общинной деревни (примерно 80–90% населения), к этому было не готово. А большевики еще и многократно усилили эту неподготовленность. Встает законный вопрос: как исправить такую ситуацию? Нужна ли новая встряска? К чему приведет или хотя бы может привести вакуум власти?

Наши перспективы

Любое общество время от времени переживает состояние неустойчивости и кризиса, причиной которого может быть что угодно. Характер этих причин может быть не вполне ясен, но яснее никогда не станет. Первопричина – нечто, вызванное элементами кризиса, то есть некоего непорядка; отсюда заметная неустойчивость. Это ведет к ослаблению власти, после которого намечается и развивается встряска, ослабляющая социополитический организм в целом. Итог – вакуум власти и ее крушение.

Такой процесс, в зависимости от обстоятельств, может быть долгим, но может и сильно сжиматься. Он может, о чем свидетельствует история, вести к разным результатам. Какой вывод из этого следует?

Либеральная оппозиция выступает за права и свободы европейского типа, без то и дело выдумываемых властью нелепых ограничений. Большинство, распропагандированное телевидением, склонно идти по пути предков, вернуться к прошлому. Людей, которые так настроены, всегда было много – вспомните о временах Петра I. Есть ли шансы вернуть исчезнувшее? Вне всяких сомнений. Элементы кризиса, непорядка, явной неустойчивости в нашей стране видны ныне невооруженным глазом и грозят с каждым днем делаться заметнее и серьезнее. Псевдосплочение, созданное под влиянием телепропаганды, вскоре улетучится. А к этому может прибавиться недовольство тех, кто пошел воевать с Украиной, но не получил ожидаемого.

Страна, где царят непорядок и связанная с ним неустойчивость, как раз обычно и оказывается охвачена кризисом. А за ним могут последовать ослабление власти и та встряска, которая приводит к вакууму власти и к утрате ее. И вопрос о том, какую роль эта встряска сыграет – позитивную или негативную, – остается открытым.