Безвременье как результат стабилизации

Недовольные из нового поколения все чаще выходят на улицы. Фото Reuters

К началу этого года российская власть завершила формирование своей идеологической и политической концепции, наиболее ярко проступающей во внешнеполитической доктрине, которую можно кратко, но емко определить одним словом: анти-Запад. Основных направлений здесь два: сдерживание проникновения западного влияния на постсоветское пространство и, как альтернатива ему, развитие концепции евразийства и связанных с ним ценностей.

Идеологи режима довольно долго искали, чем бы заполнить идеологический вакуум. Лучший вариант для его заполнения – эффективность государственного управления, успешное и всестороннее развитие страны. Но на этой теме давно поставлен жирный крест, так как власть понимает, что не способна обеспечить достижение этих целей. Да они ее по большому счету и не интересуют. Задача ставится иная: найти духовные скрепы едва ли не вселенского масштаба. Россия позиционирует себя в качестве защитника традиционных ценностей всего мира. Любопытно, что даже СССР – действительно мировая держава – все же не претендовал на роль универсального регулятора и арбитра всемирной нравственности.

Все это делается с одной целью – закамуфлировать тот факт, что выстроенная у нас система не работает на развитие, она уже даже с трудом справляется с задачей поддержания статус-кво. Пока у нее еще есть определенный ресурс для адаптации; способствуют этому два фактора: золотой поток нефтедолларов и то, что оппозиция не в состоянии предложить привлекательную альтернативу.

Основной вызов системе – сама система и те способы, которыми она отвечает на встающие перед ней проблемы. По сути дела, это можно охарактеризовать как постепенное государственное самоубийство. Можно даже составить перечень основных ответов. Это усиление персональной власти, милитаризация экономики и всей жизни страны, очень затратные, но и очень сомнительные в смысле полезности мегапроекты, попытки решать внутренние проблемы за счет внешней политики, идеологическое наступление в виде насаждения традиционных, а на самом деле архаических взглядов.

Можно с уверенностью говорить об институциональной деградации страны. Главный же индикатор этого явления – неудержимый рост коррупции, которая достигает астрономических масштабов. Другой, не менее важный показатель – снижение качества элит на всех уровнях. Особенную тревогу вызывает ухудшение региональных властных структур. Дело в том, что начинается постепенное перемещение власти от Центра в субъекты Федерации по той причине, что Центр уже не способен, как прежде, единолично управлять страной. Не хватает ни средств, ни умения, ни механизмов. Но когда этот переход окончательно оформится, региональные элиты могут оказаться не в состоянии справиться с новыми задачами.

А как оценивают сами граждане то, что происходит в их родной стране? Опрос Левада-Центра дал любопытные результаты: 15% считают, что идет рост и развитие, 35% усматривают стабилизацию, 35% – застой. Остальные затруднились с ответом.

Как поясняет руководитель аналитического отдела Левада-Центра Алексей Левинсон, такие результаты обычно возникают в ситуации, когда в стране перестает что-то важное происходить. Это особого рода стабилизация, которая лучше всего характеризуется словом «безвременье». Произошло определенное сбалансирование власти и общества. Люди как бы дали власти добро на то, что в стране ничего и никуда не движется, в том числе в благоприятную сторону, но при этом власть не мешает своим подданным находить новые способы выживания. И на первом месте стоит способ выживания с помощью государства. Формы здесь могут быть самые разные, в том числе причудливые, но почти никогда полезные. Одни решают свои вопросы с помощью коррупции, включая бытовую, другие идут делать карьеру и состояние в административные органы, бизнес ведет свои дела в увязке с чиновниками. И таких вариантов очень много.

Современная Россия все больше напоминает Российскую империю времен Николая I. Это консервация всех форм жизни, подавление всего живого и самобытного, опора на силовые органы и бюрократические методы управления плюс активная внешняя политика, направленная на поддержку негативных и реакционных тенденций в мире. И как при Николае I, главными врагами объявляются либеральные и демократические идеи. Не случайно демократы и либералы ощущают себя одинокими в собственной стране.

Это становится возможным в силу того, что, как замечает Алексей Левинсон, современное российское общество находится в киселеобразном состоянии, это позволяет власти делать все, что ей заблагорассудится. Хотя, пожалуй, до определенных пределов, о чем свидетельствует пример Украины...

Есть ли выход из безвыходного положения? Сегодня Россия управляется людьми, чье взросление и формирование личности происходило в 70-х годах прошлого века. Эта прослойка оказалась главными бенефициарами от произошедших в стране перемен. Они сами воспитывались в эпоху безвременья и через 30 с лишним лет ее в другом обличье, но воспроизвели. Внутренне они ориентированы не в будущее, а в прошлое, перспектива им видится как ретроспектива. Сейчас на политическую арену выходит новое поколение, которое выросло уже после распада СССР. Советский опыт, советские ценности и представления им не знакомы, а главное, не интересны. Мы видим, как вызревает классический конфликт отцов и детей, он выплескивается на Болотную площадь, в Интернет, который наполнен негодованием по поводу нынешней ситуации в государстве.

Спрос на перемены у молодых растет. Другое дело, что пока этот спрос носит в основном пассивный характер; в отличие от той же Украины, у нас не сформировалась критическая масса, способная проявиться в молодежных бунтах. Но и мириться с нынешним безвременьем у молодого поколения все меньше желания. Опрос показал, что до 42% респондентов готовы использовать выборы в стране для того, чтобы в ней начались перемены. В 2009 году таких было всего 13%. Далее, 15–17% готовы выходить протестовать на улицу. Однако пока пассивный настрой превалирует; люди желают изменений, но если для этого им будут предоставлены демократические процедуры. Если же этих процедур не будет, то большинство не собираются ничего предпринимать. Люди надеются, что проживут свой век и без них. А государство – и пока небезуспешно – всевозможными способами укрепляет в них это убеждение, кидая объедки с барского стола.

Власть активно пользуется такой ситуацией. Она сознательно работает на усиление в обществе «кисельных» настроений, чтобы оно как можно дольше сохраняло состояние суспензии. Делает власть это вполне сознательно, так как существует почти исключительно ради себя самой. Но своим гражданам во всеуслышание такое объявить нельзя, поэтому она потчует их компотом из бесконечных увеселений, которые нескончаемым потоком несутся с экранов государственных и прикормленных государством каналов, с другой стороны, выступает в качестве охранителя и спасителя их от геев, Запада, местных либералов, инородных религий. То есть с завидным постоянством и изобретательством придумывает все новые страшилки. С одной стороны, власть выполняет роль шоумена, с другой – защитника своих граждан. Другое дело, что все эти угрозы высосаны из пальца.

Но при этом власть забывает одну истину: самые опасные вызовы – неожиданные, те, к которым не готовились. В стране нарастают противоречия между регионами, продвинутые территории начинают отрываться и от центральной власти, и от более отсталых субъектов Федерации. На это накладывается бюджетный региональный кризис невиданного масштаба. Центру придется заняться перераспределением средств. Или, говоря по-простому, у одних забирать, другим отдавать. Это не может не вызвать серьезных противоречий.

Предпринятая в последние десятилетия невиданная централизация власти при повсеместном падении ее эффективности превращает страну в заложницу одного толчка. Так уже было в Российской империи в 1917 году. Так произошло только что в Украине. Этот толчок невозможно спрогнозировать, а потому к нему нельзя подготовиться. Система может просуществовать еще достаточно долго, а может рухнуть в любой момент. И для того, и для другого варианта события в целом подготовлены.