Александр Неклесса
Где-то собираются лучшие люди. Что-то их объединяет. Кадр из фильма «На исходе дня». 1993
Вот, к примеру, две фигуры, перемолвившиеся некогда на солнцепеке, – Александр Македонский и Диоген. Они из числа героев, на которых зиждется репутация Древней Греции, то есть «представители древнегреческой элиты»: без пяти минут правитель Ойкумены и нищий философ, живущий в бочке… Ситуация, надо сказать, шокирующая по нынешним меркам.
Нематериальные активы нации
На практике определением «элита» обозначаются, во-первых, властные и богатые люди (господствующее сословие), формирующие социальную среду обитания для всех; во-вторых, сложноорганизованные люди, способные к чрезвычайно эффективной деятельности (в узком смысле – талантливые и харизматичные уникумы или профессионалы). Но есть и третье – как бы подразумеваемое – качество элиты: благородство, «нобилитет».
В практическом плане можно говорить об акцентах времени, то есть какая группа элиты в данный момент востребована обществом и потому актуальна. При определенных условиях Диоген действительно может оказаться более востребованным, нежели Александр.
С этим обстоятельством тесно связаны историческая конкуренция, конфликты элит. Перемена социальных сезонов сама является следствием конкуренции элит. Отсюда возникает важное понятие – контрэлита.
Стереотипический конфликт подобного рода можно описать посредством классической оппозиции – «архаисты и новаторы», то есть борение охранительного инстинкта общества (консерватизма) и прочтения истории как перманентной революции (трансценденции сложившихся обстоятельств).
Мы живем в «химеричное» время – в том смысле, что на период нашего земного бытия приходится смена исторических эпох: эон современности (модерна) сменяется новым состоянием человеческого сообщества. Состоянием, для которого существует ряд определений: постиндустриальный мир, постсовременность, информационное или креативное общество, подвижный и сложный мир… Социальный транзит проявляется в серьезном усложнении человеческой вселенной. Глобализация и технологическое могущество цивилизации, ориентированной на потребителя, – своеобразная плацента, в которой вызревают право на суверенитет личности и предельная эмансипация человеческой воли. Новые же изощренные инструменты вкупе с универсализацией среды существенно усилили роль и возможности элиты, что имеет далеко идущие следствия.
Транснациональный доминантный и деятельный слой институализируется, прочерчивая поверх прежней административно-политической географии мира собственную властную топографию. В то же время пассивная челядь становится все менее значимой величиной.
Сегодня параллельно привычным государственным конструкциям выстраивается влиятельная социальная среда, в основе которой – новый статус мира. В подобных обстоятельствах можно предполагать усиление гибких неформальных организмов, разрастание и умножение антропосоциальных структур самого разного толка. В том числе организованностей, основой которых становятся особо одаренные личности (люди-предприятия, или manterprizers).
Основой сборки мира (мирового порядка) может теперь оказаться не территориальная, географическая связность объектов, а культурная и пассионарная гравитация как традиционных сообществ (национальных, конфессиональных, этнических, профессиональных), так и экзотичных протосуверенов. Формы социального строительства во все возрастающей степени оказываются сопряженными с нематериальными активами, результативностью в производстве смыслов, возможностями культурной мобилизации и моральной интегральностью, другими факторами личностного и социального роста.
Признак неудачи в потоке исторического транзита – упрощение и уплощение общества, примитивизация социального ландшафта, распад сложных элементов динамической целостности, утрата полноценного контакта с организованностями, которые успешно прошли горловину постсовременной инициации.
Метеоры в ночи
Жизнь, в сущности, – это нечаянно обретенный шанс. Аристократия, знать, нобили, герои, лидеры, праведники – слова, деформированные скепсисом, стертые от плоского употребления. Они обозначают – в некоем светском подобии «золотой легенды» – людей, расширяющих диапазон возможностей, повышающих эталон и мощь человеческих качеств, демонстрирующих оппозицию подлому состоянию. Людей, пребывающих в статусе само- и миросозидания.
Эти люди подобны искрам в ночи. Они – «метеоры, сгорающие, чтобы осветить свой век». В чем-то они сродни образу барона, за волосы тянущего и вырывающего себя из болота.
Система обучения изначально была разделена на две ветви, сохранявшиеся долгое время в виде «ремесленного» и «гимназического» типов образования. Это обучение той или иной профессии (ремеслу), чаще в рамках родовой или кланово-корпоративной структуры, и универсальное (гуманитарное) образование.
В Древнем мире структура гуманитарного образования была «профессионально», то есть религиозно, ориентирована и имела в целом (нечетко) трехступенчатый характер. Училище писцов – эдуббы («дома табличек») и т.п. – в сущности, ремесленное образование, но широкого профиля, характер которого постепенно усложнялся. Жреческая (кланово-родовая) подготовка – эзотерическое (индивидуальное) обучение. Последняя в Древней Греции трансформировалась также в эзотерическую, но переходную по своему характеру школу Пифагора. Более светский – точнее, более открытый – характер был у философских школ и «мастер-классов» того времени, экзотерический образец которых – полигистор («всезнайка») Гиппий.
Наиболее известна Академия Платона, располагавшаяся в садах героя Академа, основанная в начале IV века до н.э. и просуществовавшая как институализированное сообщество с видоизменениями (выделяют пять философских школ) и коллизиями (вплоть до временного переезда в Рим) до начала VI века н.э. То есть едва ли не тысячелетие – более девяти веков. Основным методом обучения был диалог (диалектика): искусство правильно дискутировать – вести разговор посредством рассуждения, имея целью не тезис, а тему. Предметы преподавались в основном те же, что в иных версиях высшего гуманитарного (философского) образования: математика, астрономия, физика (натура, естествознание) и т.п.
В ряду прославленных школ – Лицей со знаменитыми прогуливающимися «перипатетиками», основанный Аристотелем в зените славы (335 год до н.э.) и расположенный недалеко от Афин, возле храма Аполлона Ликейского, где учил Сократ.
Афинские античные школы во главе с платоновской Академией – наиболее влиятельным философским, научным, образовательным комплексом своего времени – были высланы императором Юстинианом в 529 году за пределы империи. Они переместились на восток – в сасанидскую Персию Хосрова I Ануширвана. Обосновавшись в конце концов в византийской части Месопотамии – приграничном Харране, реплики Академии просуществовали еще несколько столетий, до конца XI века являясь одним из основных источников распространения античных знаний. Преподавали в них богословие, грамматику, риторику, логику, математику, астрономию, музыку, а также химию, медицину, историю, географию.
Человек на все времена
Новая ситуация, возникавшая во втором тысячелетии в Европе и определявшая облик цивилизации до наших дней (современность, Modernity), в значительной мере связана с распространением городской культуры. В этой среде был иначе сформулирован запрос на знания, что породило, в частности, такой институт, как университетское образование.
Европа пережила столкновение античного и христианского мировидений, прочие цивилизационные, политические, культурные неурядицы. И, как правило, развилкам истории предшествовало обострение суммы конфликтов, разноголосица диспутов, разброд элит.
Интенсивное развитие городской среды, кризис прежних иерархий, масштаб географических открытий, новые форматы экономики, иной контур политических объединений, пролагавших путь к национальному государству (и феномену идеологий – национализму, либерализму, социализму), обилие технических нововведений, трансформация культуры, книгопечатание, смена самоощущения обитателей Universum Christianum вплоть до реставрации характерного для первых веков выражения homo moderni – все это приходится на период, получивший определение Ренессанса. А после турбулентностей Реформации наступила современность, или Новое время.
Университетская культура также переживала кризис. Происходили переворот в понимании целей образования, отход от схоластики, возвышение гуманитарного знания (studia humanitatis), генерировались свободное испытание, осмысление природы, зарождался феномен, получивший определение гуманизма.
Гуманизм – это вселенская образованность как квинтэссенция человека. Смысл жизни видится не в формальном статусе, но в развитии способностей, преобразовании себя в гармоничный шедевр, «эстетически законченную форму». То есть в созидании и предъявлении Богу homo virtuoso (наподобие предъявления мастерам шедевра в цеховой корпорации или профессуре – диссертации в корпорации университетской). Стихия гуманистов – свободное рассуждение, а не ригористичная схоластика, otium (досуг, спокойствие), а не negotium (дело, беспокойство, коммерция) или ufficio (канцелярия). Понятие «рыцарства мантии» переосмысливалось: для истинного знания нужна отвага. Самореализация в понимании гуманиста – христианский долг, подвиг, доблесть.
Разум – дар, отличающий человека от животного и ведущий к богоподобию. Знание освобождает и облагораживает. Чтобы знать, надо понимать, но чтобы понимать, надо быть. Знание само по себе сила. Оно не просто симптом учености, но творчески освоенное, преображенное в филологию – признак воспитания, развития души, своего рода проводник, вожатый к святости (см. роль Вергилия у Данте). Стадии духовного маршрута – классическое, то есть гуманитарное, образование (study of humanities) и последовательное обретение качеств: воспитанности (светской дисциплинированности), приветливости, доброжелательности, кротости, проницательности, человечности, видения сути людей, вещей и порядков (civil, soft, gentle, wise). Это утешение и воодушевление себя и других, иная историческая перспектива, социализация христианства, рождение светской интеллигенции в изначальном значении категории intellegentia и как синтеза образованности и нравственности.
Отсюда, однако, сложности в понимании воспевания гуманистом «сладости бытия» (dolzzade vivere, созвучное со знаменитым dolce vita). Характерен кодекс гуманиста в изложении Лоренцо Валлы: общение с подобными, изобилие книг, комфортное место, свободное время, внутренний покой. Чувствуется созвучие с более поздним и не всегда правильно толкуемым выражением: «Джентльмен не работает». Или также знаменитым: Don’t worry, don’t hurry, don’t carry. В подобном контексте по-иному видится генетика многих влиятельных европейских течений мысли и действия, к примеру, ментальность, аксиология и мироустроительные ориентиры Карла Маркса.
В то же время сохраняется прежняя ориентация на внешнюю результативность интеллектуальной практики. Вектор мышления остается эксплицитным, его результат отчуждаем, и хотя он не вещь, но путем аппроксимации и утилизации становится таковой, попадая в итоге на рынок, хотя и специфический («купцы света»).
Одним из следствий этого стало повышение роли и статуса искусства уже в нынешнем понимании, то есть произошло его облагораживание. Искусство Нового времени – это не религиозные артефакты и не древнегреческое технэ (то есть функциональные объекты как продукты универсального мастерства), но средство трансляции культурной позиции, подчас мировоззрения, в социальную и частную среды. В том числе – и с какого-то момента главным образом – мировоззрения, опознаваемого в категориях эстетики в качестве животворящего эликсира гармонии, средства поддержания поступательной витальности модернити. Динамика процесса и конкуренция версий подтверждались и отражались в стремительной по историческим меркам смене и разнообразии стилей. Революция в искусстве – симптом тектоники социополитических потрясений, более того – их фермент, генетика.
Возникали институты, связанные с происходившей трансформацией: на смену университету пришла академия. Ее особенность в том, что это не корпорация, а союз, собрание, сообщество – свободное объединение тех, «которые вынырнули».
В социальном отношении гуманисты рассматривали себя как «педагогов граждан» – в противоположность университету как корпорации преподавателей знаний для соискателей профессии. Иначе говоря, социальная роль гуманистов – определение социокультурного камертона и политического горизонта, что ярко проявилось в период Реформации. А также научной и экономической перспектив, ибо маршрут новоевропейской науки: вначале академия, затем университет.
Каденция сюжета – встреча-диалог в том же Риме ровно 365 лет спустя после основания деи Линчеи и со столь же немногочисленным составом участников, но после более многолюдного собрания на релевантной сюжету вилле Фарнезина. Встреча, результатом которой стало основание Римского клуба – академии XX века, венцом же деятельности ее мыслился Forum Humanum – также непростое название, рождающее смысловые ассоциации. Например, относительно продвижения в среде институтов развития ближе к середине XXI века от распределения/торговли/конкуренции в сфере знаний к распределению/торговле/конкуренции в области талантов, то есть forum humanus – рынок людей (торговля людьми).
Знание ради истины
Сегодня кризис мировидения, сомнения относительно доброкачественности обретаемого цивилизацией имущества, достоверности карт будущего, оценки самой сути знания, его стратификации, целей и форм образования возвращают к скрытой под покровом и суетой времени развилке истории.
В чем естество истинного знания, гарантия подлинности его начал? Что мы познаем и что развиваем? Является ли знание целью и ценностью, за которой стоит отправляться в путь длиною в жизнь, а жизнь преобразовывать в историю? Универсальна ли его природа, а владение надежно ли?
А может быть, знание синергийно: своего рода заем, выданный под добросовестный проект, однако с возможностью отзыва капитала из-за просроченных долгов? Иначе говоря, его субстанция обладает комплексной природой, а процесс познания – это персональная история соития с подлинностью. Причем статус прозрений в значительной едва ли не определяющей мере зависит от состояния субъекта и взыскуемой цели: постижение есть узнавание, как для нищенствующих собирание и накопление.
В XIV веке проявились как минимум две выразительные и обоснованные позиции, связанные с пониманием природы интеллигенции, способов ее обретения и трансляции.
Первая, если максимально кратко прописать логику рассуждения, определяла знание как своего рода эликсир, обретаемый человеком посредством уникального качества, отличающего его от иных земных существ, – разума, то есть как безличную субстанцию, накапливаемую, сублимируемую, производящую трансмутацию личности. И посредством заключенной в «умном знании» энергии (силы) предоставляла также возможность изменять окружающую среду.
Особенность другой позиции – в понимании знания как следствия резонанса двух природ, энергийное соучастие которых в человеке позволяет опознавать подлинную суть явления, истинное состояние объекта, ситуации. Наличие и пролонгация (удержание) подобного статуса требует не столько усилий ума либо памяти, сколько достижения подвижническим усилием состояния (объема бытия), позволяющего натуре познающего (сердцу, ибо «сердце наше есть сокровище мысли») обрести когерентность с иным могучим естеством.
Таким образом, не накопление знаний трансформирует субъекта, но усилия по аутотрансформации, энергетика взаимодействия дают надежду на обретение способности (дара, а не собственности) постижения сути вещей и явлений, то есть контакт с подлинностью. Ключевой момент – отклик, вступление в личностный диалог. Новое знание приходит не из изучения прежнего, являющегося организующей дисциплиной ума. Главный источник – постижение новизны как иного порядка, наступающее в озарении – в объятиях души и духа истины.
И хотя знание – это состояние, а не наличность (ср. обладание мудростью и наличие знаний), тем не менее в сложном сочетании абсолютного и конъюнктурного слепки-реплики от опознанных маршрутов на специфической дорожной карте, верифицированные опытом, экспериментом, обретают автономное существование. Они в большинстве случаев применимы и в иных, схожих, ситуациях. Однако все же с важной оговоркой об их относительности – то есть отсутствии гарантий неизменности в изменившейся (по каким-то параметрам) ситуации. Знание обретается ради истины, а не вместо нее. Другими словами, познанные и декларируемые законы хотя и отражают конституцию природы, все же не являются абсолютом и могут меняться или оказываются значительно более сложными, нежели представлялось.
Но главное, пожалуй, иное. Трансмутация – обретение и удержание личностью особого статуса – имеет целью не операции со знанием как таковые: акт познания истины дает шанс со-присутствия в оной, что изменяет познающего и делает его свободным. Суть процесса не обретение знания для прикладной задачи – перемены условий жизни, а прямой путь к энергийному со-бытию: перманентной встрече, которая есть цель и смысл человеческой жизни.
Принципы, заложенные в основания альтернативных позиций относительно природы знания, предопределили существенные различия в практике миростроительства.
Признание обезличенной («цифровой») природы накопления знаний стало источником изощренной механики, обретением и совершенствованием протезов, замещающих человеческие немощи, – субститутом послушных «электрических» духов, исполняющих желания. Синергийное же понимание истины предполагало заметно более сложную социальную, политическую, цивилизационную траекторию. В этом случае основой достижения истины является наличие и качество актуальных взаимоотношений, что делает сомнительным удержание когнитивной сокровищницы в единожды и навечно обретенной универсальной полноте.
Характер отношений с истиной предопределяет различие траекторий познания и в иных регистрах. Это либо преследование перманентно испытуемой, взвешиваемой на весах души полноты ради получения ответа – со-весть, что включает личную ответственность за качество и последствия переданных в мир знаний и умений. Либо динамичная экспансия, обезличенное суммирование и освоение найденного, допускающее нарастание дисгармоник не только относительно знания per se, но также нравственного качества («категорического императива») практических аппликаций. Высокая эффективность такого подхода таит, однако, риски отложенных неурядиц. Отсюда многообразные различия в логике технического и технологического развития, экономического действия, геометрии политического строя, архитектуры социального строительства.
Выбор позиции, подразумевающей ту или иную онтологию мировидения, предопределяет направление исхода из развилок-ловушек истории, содержание культурной, социальной, политической стратегий. И в конце концов генеральную композицию будущего: апофеоз той предельной ситуации, к которой, судя по всему, движется человечество.
Дарья Гармоненко