Кирилл Великанов
Любой юзер может при желании стать активным избирателем.
Фото PhotoXPress.ru
Чем дальше, тем больше повсюду говорят об «электронной демократии». Это стало расхожим словцом, вроде «нанотехнологий». Но если про нанотехнологии всем ясно, что так просто это не поймешь, нужны специальные знания (а кроме того, подозревают, что с приставкой «Рос-» это вообще туфта и распил), то электронная демократия вроде как интуитивно понятное и притом хорошее дело: демократия – это вообще хорошо, а электронная, то есть не выходя из дома, по сети Интернет, – ну, это современно, это, наверное, дает больше возможностей, и уж, во всяком случае, от начальства можно быть более независимыми, а может, и вообще можно все шифровать, пусть попробуют нас достать...
Прошедшие осенью выборы в Координационный совет оппозиции еще более подогрели всеобщее нетерпеливое ожидание: вот, мы зарегистрировались надежным образом (то есть отгородились от двойников и ботов и даже атаку мавродиан вычислили и нейтрализовали); затем проголосовали, выбрали депутатов в наш представительный орган; а кроме того, на нашей специализированной интернет-площадке «Демократия-2» мы теперь можем «обсуждать вопросы» и «принимать решения»... Электронная демократия, прямая демократия, прямая электронная демократия – вперед!
Не завышены ли эти ожидания? Действительно ли это реальность сегодняшнего дня, или только проект на обозримое будущее, или вообще только мечты и миф о золотом веке?
Прежде чем пытаться ответить на эти вопросы, надо договориться, что мы понимаем под электронной демократией. Многообразные расплывчатые «зонтичные» формулировки, предлагаемые и у нас, и в особенности на Западе, дают возможность посадить под этот зонтик всякой твари по паре, как в Ноев ковчег при потопе. Попытки классификации всей этой живности, то есть видов электронной демократии, тоже многообразны и противоречивы. Ниже я попытаюсь, насколько это возможно в рамках газетной статьи, изложить несколько концептуальных аспектов и современное положение дел в этой области и показать, что по-настоящему значимые проекты преобразования сегодняшней несовершенной демократии не могут родиться из одних только благих пожеланий плюс доступ к Интернету; нужны серьезные разработки, в том числе программистские, алгоритмические и даже математические.
Я занимаюсь этой темой уже много лет, преимущественно в европейском контексте, и успел, вероятно, нажить себе там немало врагов, постоянно доказывая в статьях и выступлениях на многочисленных конференциях, что большинство инициатив и рассуждений в этой области либо очевидны и не содержат качественного скачка, либо, наоборот, не могут быть реализованы без серьезных концептуальных обоснований и алгоритмических разработок. Серьезных же разработок почти нет, большинство проектов топчется в пределах простых задач и существующих механизмов.
Что же такое электронная демократия? Во-первых, не следует предполагать, что это какая-то принципиально новая форма демократии. Все, что можно сделать с помощью компьютеров и сетевых коммуникаций, можно, вообще говоря, сделать и без них; информационно-сетевые технологии (далее сокращенно ИСТ) дают лишь возможность делать что-то быстрее, точнее и – главное – в намного больших масштабах. Масштабируемость – вот главное преимущество. Итак, электронная демократия – это совокупность видов, форм и аспектов «просто демократии», расширяемых до ранее невозможных масштабов и ранее невозможной оперативности.
В скобках следует заметить, что «электронная демократия» и «электронное правительство» – это два совершенно разных понятия. Рассматривать ли «правительство» как орган принуждения своих граждан к выполнению законов (государство-регулятор) или как агентство по предоставлению им услуг (государство-провайдер) – в обоих случаях мы имеем иерархическую структуру государственных учреждений («правительство»), каким-то образом взаимодействующую с объектами регулирования или субъектами предоставления услуг. Каждое такое элементарное взаимодействие (например, заполнение налоговой декларации или получение копии свидетельства о рождении), разумеется, может быть значительно упрощено применением ИСТ; то же относится к взаимодействиям государственных учреждений между собой. Область всех таких применений ИСТ и называется «электронное правительство». Результатами должны быть, конечно, прозрачность, уменьшение бюрократизма, повышение эффективности государственных учреждений и т.д. В этом теоретически заинтересованы все – а тех, кто чинит этим процессам препятствия, можно заранее записать в коррупционеры. И тем не менее все это – никоим образом не электронная демократия, поскольку не относится к участию граждан в управлении обществом и государством.
Само это участие граждан может ограничиваться выборами представителей в органы законодательной власти (представительная демократия) или давать возможность лично участвовать в принятии конкретных решений. Вторую возможность принято считать относящейся к области прямой демократии. На самом деле, однако, между представительной демократией в чистом виде и идеальной прямой демократией много промежуточных стадий и градаций. Что касается собственно представительной демократии, то тут разговор в основном идет об электронном голосовании. Разные варианты рейтингового голосования, голосования во много туров и т.д. – все это становится возможным благодаря ИСТ. Но конечный результат вроде бы всегда один и тот же: выбрали своих «представителей» – и устранились на четыре года (или больше), они за нас всё решают.
Самой гибкой формой представительной демократии является так называемая liquid democracy, по-русски называемая кем-то «подвижной», кем-то «облачной». Каждый гражданин может передать свой голос, целиком или частично, любому другому гражданину, причем отдельно по каждому обсуждаемому вопросу. По пенсионной реформе пусть меня представляет на 40% Вася и на 60% Коля, а по межнациональным спорам я делю свой голос аж между четырьмя моими представителями; при этом в любой момент, когда кто-то мне не понравится, я заберу от него мой голос и отдам другому – или оставлю при себе, если у меня возникла охота самому принимать решения... Такая фантастическая гибкость не может быть реализована иначе чем специально запрограммированным сетевым инструментом.
Подчеркну: речь идет о гибкости процесса «принятия решений», но не процесса «обсуждения и разработки решений». Это очень существенное ограничение. Кто-то обсуждает какие-то проблемы и вырабатывает варианты решений, а я либо голосую сам, выбирая понравившееся мне решение, либо самоустраняюсь, передав свой голос тем, кому я доверяю. Вариант, когда по каким-то вопросам гражданам предлагается голосовать напрямую, без представителей, – это демократия референдумов, которая давно практикуется без всякого Интернета во многих странах, шире всего – в Швейцарии. Принято именно этот вариант называть «прямой демократией» – как мы сейчас увидим, за неимением лучшего варианта.
Действительно, первоначальная и самая подлинная прямая демократия – демократия Народного собрания в Древних Афинах – состояла отнюдь не только в возможности для любого гражданина проголосовать по любому вопросу. Она включала также возможность поднять любой вопрос в собрании* и участвовать в его обсуждении. Она таким образом была «совещательной прямой демократией», высшей формой народовластия. Конечно, тут же скажут, что, во-первых, не всякий житель Афин имел это право (гражданами было лишь меньшинство); во-вторых, хотя для граждан по закону ограничений не было, но социальные ограничители действовали – как всюду и всегда, и не каждый гражданин имел реальную возможность воспользоваться этим своим правом поднимать и обсуждать вопросы. А самое главное – в Афинах было максимум 60 тыс. граждан, и кворум собрания был 6 тыс., каждый десятый, и именно за счет такого высокого процента Народное собрание могло считаться представительным. А как насчет сегодняшнего времени, страны со 140 млн. граждан или даже города с 1 млн. – как тут можно организовать какое-то обсуждение, когда любой форум в Интернете тут же замусоривается и выдыхается в пустой болтовне и взаимной ругани?
Итак, нам бы, конечно, хотелось иметь возможность самим участвовать в обсуждении государственных или иных общественно значимых вопросов; и понятно, что без Интернета это точно невозможно. Но вот компьютер дома есть, доступ в Интернет есть – а где там у нас площадка, на которой хотя бы несколько тысяч участников могли бы вместе обсуждать один и тот же вопрос, предлагать свои решения, сравнивать и комментировать их, перерабатывать и сближать – и только в самом конце, если не договорились, голосованием выбирать один из соперничающих вариантов?
Такой площадки, такой системы или инструмента пока просто нет, ни у нас в России, ни где-либо на Западе. Есть множество интернет-форумов, более или менее специализированных, более или менее моделируемых. Такова, например, площадка «Демократия-2» (сайт Democratia2.ru). На ней, конечно, имеется богатый ассортимент функций голосований, петиций, выборов, делегирования своего голоса – но все это именно механизмы демократического ВЫБОРА из альтернатив, кем-то перед этим предложенных. Предложить новую тему или проблему может, конечно, любой участник, но без усилий по концентрации внимания граждан на предложенной проблеме и без четко разработанной процедуры ее обсуждения вся деятельность на таком форуме не выходит и не может выйти за пределы нескольких маленьких междусобойчиков. Зайдите на сайт democratia2.ru, зарегистрируйтесь, посетите любую обсуждаемую сейчас тему – и вы сами в этом убедитесь. В книжке Л.Волкова и Ф.Крашенинникова «Облачная демократия» подробнейшим образом описывается и обосновывается механизм делегирования голосов при обсуждении той или иной проблемы – а о процедуре самого обсуждения ничего не говорится. Обходит ее молчанием и Игорь Эйдман, оппонент Волкова и Крашенинникова, в своей книге «Электронная демократия» критикующий саму идею делегирования голосов.
Почему так важна процедура обсуждения? Неужели недостаточно перенести в интернет-пространство обычные парламентские процедуры, по которым худо-бедно работают парламенты демократических стран, состоящие из нескольких сот депутатов? Для начала заметим, что и в «живом» парламенте практически никогда не происходит общего обсуждения. Любой вопрос, любой законопроект прорабатывается сначала профильным комитетом и параллельно – в партийных фракциях. Пленарное обсуждение сводится, таким образом, к представлению уже подготовленного варианта и конфронтации фракционных мнений, одно мнение от каждой фракции. Подавляющее большинство депутатов в этой процедуре – простые статисты, ожидающие момента, когда надо будет проголосовать, «как моя фракция прикажет». По-другому и не может быть: 450 человек, все вместе и одновременно, не могут ничего обсудить в «живом» заседании.
А в Сети – могут? А если не 450 человек, а в 10, в 100 раз больше? А если обсуждение открыто для всех граждан, как это и должно быть при настоящей совещательной прямой демократии, и притом обсуждаемая проблема не оставляет равнодушной значительную часть общества? Держу пари, что при адекватно выбранной «острой» проблеме и после широкой кампании оповещения граждан через различные медийные каналы, на хорошо организованной интернет-площадке за неделю соберется минимум 50, а то и 100 тыс. участников. Вот вам навскидку три такие темы – список вы сами легко сможете продолжить. 1. Как должна быть организована контролируемая обществом и притом эффективно работающая правоохранительная система? 2. Как обеспечить права национальных общин на всей территории РФ, а не только в территориальных автономиях? 3. Как обеспечить право детей на безопасность, здоровье и образование, без чрезмерного контроля над жизнью семей и без ущемления прав родителей (проблема «ювенальной юстиции»)?
В каждом упомянутом случае к обсуждению предлагается не готовый законопроект с километрами формальностей и уже фиксированной структурой и готовыми решениями (или тщательно замаскированным отсутствием оных), но именно острая актуальная проблема, возможно, требующая нестандартных решений, когда чем шире круг участников, тем больше шансов найти такие решения.
Когда обсуждается уже подготовленный наверху законопроект, даже с возможностью не только критиковать его, но и предлагать альтернативные варианты отдельных его положений и пунктов (это называется на Западе Consultation, а у нас «общественными слушаниями»), то внимание участников распыляется между этими многими пунктами; тем не менее на ключевых и самых спорных положениях иногда может сконцентрироваться активность нескольких сотен участников. Мы видели это в 2010 году при инициированном сверху обсуждении законопроекта «О полиции»: 16 тыс. активных участников, 22 тыс. предложений и комментариев... И при этом, кроме первых нескольких дней обсуждения, в дальнейшем почти никто из новых «предлагающих» не читал предыдущих уже поданных предложений. Это видно по распределению количества оценок новых предложений: оно быстро уменьшилось почти до нуля. В результате: а) было подано много «эквивалентных» предложений, практически не сравнивавшихся и не обсуждавшихся участниками; б) сортировка предложений и отбор якобы наиболее поддержанных были выполнены штатом какого-то института в системе МВД, чем общественная значимость обсуждения была сведена к нулю.
О чем это говорит? О том, как быстро достигается «предел внимания» каждого отдельного участника, то есть количество информации, после которой новая уже не воспринимается. Значит ли это, что обсуждение какой-нибудь проблемы в сообществе, насчитывающем тысячи (а может, быть десятки или сотни тысяч) активных участников, невозможно в принципе? Действительно, Интернет облегчает коммуникации, упраздняя ограничения, накладываемые расстоянием и временем; но Интернет сам по себе не расширяет возможности нашего восприятия – или расширяет их лишь незначительно (да и то за счет большей поверхностности наших суждений).
Упомянутые нами выше авторы, конечно, осознают эту проблему и пытаются каждый по-своему ее обойти: Волков с Крашенинниковым – постулируя уменьшение числа участников за счет делегирования одними своих голосов другим, Эйдман – априорно исходя из того, что каждая конкретная проблема привлечет к своему обсуждению лишь ограниченное число граждан, в то время как все остальные граждане просто проигнорируют обсуждение, «проснувшись», может быть, только к моменту голосования по предложенным альтернативам. В обоих случаях расчет на в целом невысокий интерес общества к обсуждаемой проблеме.
Может быть, это так и будет – когда у нас уже 100 лет как будет полная Швейцария, тишь да гладь, спокойствие и благоденствие, и лишь время от времени что-то надо слегка обновить и подправить... Но до этого уровня демократической стабильности не только нам здесь в России очень далеко – саму эту старушку Европу сейчас сотрясают споры и столкновения, каких еще лет 20–30 назад никто не ожидал, и притом порожденные реальными проблемами: критический процент иммигрантов, вывод производств в Китай и Юго-Восточную Азию, нестабильность финансовых рынков. В большом проекте, который я с европейскими коллегами собираюсь в ближайшее время запустить в нескольких странах Европы, мы рассчитываем выбрать для обсуждения в каждой стране острую проблему, которая соберет не менее 10 тыс. активных участников.
Как мы собираемся организовать такое массовое обсуждение? Формат газетной статьи не позволяет входить слишком глубоко в технические подробности. Основные принципы изложены в нескольких моих статьях (по-английски), которые любопытный читатель без труда найдет в Интернете. В нескольких словах: обсуждение проблемы начинается после ознакомления участников с предоставленными им «экспертными обзорами» по данной теме. Новые предложения участников (а также их комментарии – «посты» на сленге Интернета) рассылаются для анонимного рецензирования другим участникам, случайным образом выбранным системой. Рецензирование состоит в оценке качества нового предложения (ясности, аргументированности...) и в выражении степени согласия (или несогласия) рецензента с высказанной в предложении идеей. На этом же этапе отсекается вся масса постов, явным образом противоречащих правилам обсуждения: содержащих личные выпады, коммерческую рекламу, уводящих от темы и т.д. Заметим, что это делается самим сообществом участников, без вмешательства штатных модераторов; а первоначальная рассылка случайно выбранным рецензентам дает определенную гарантию объективности оценки качества.
Система постоянно группирует и перегруппировывает (то есть распределяет на несколько «кластеров») всю совокупность поданных предложений, исходя из имеющихся пар оценок и иногда запрашивая дополнительные. Эта кластеризация выполняется по некоторому алгоритму, в основном учитывающему распределение «степени согласия» разных участников с разными предложениями. Предложения внутри каждого кластера затем «ранжируются» системой по средней оценке их качества, так что наверху каждого кластера оказывается предложение, которое (по предположению системы) наилучшим образом выражает идею всех остальных предложений данного кластера. В таком структурированном представлении любой участник может легко и быстро сориентироваться, чтобы ознакомиться с основными высказанными идеями, прежде чем подавать свое новое предложение либо подправить или прокомментировать чье-то уже написанное.
Например, вполне реальна ситуация, когда в первые дни обсуждения поставленной проблемы было подано 500 разных предложений, которые были распределены системой на всего лишь 10 кластеров, соответственно 10 различным содержащимся в них идеям. Параллельно участники обсуждения оценивают, комментируют и редактируют поданные предложения. На следующем этапе участники стараются сначала «агрегировать» предложения внутри каждого кластера, а затем найти компромиссные решения для идейно совместимых кластеров; но этот процесс во многом еще требует уточнений.
Описанный подход к прямой совещательной (электронной) демократии, несомненно, содержит много пока еще открытых вопросов, решение которых может быть достигнуто только дальнейшими теоретическими разработками, проверяемыми в практических экспериментах. Вот некоторые из этих вопросов. Как организовать взаимодействие между «экспертами» (носителями знаний по данной проблеме) и участниками обсуждения (носителями, вообще говоря, различных, иногда даже противоборствующих ценностных систем)? Как оценивать объективность самих этих экспертов, притом убедительным для участников образом? Как координировать обсуждение различных связанных между собой тем или проблем, в том числе динамически возникающих в процессе обсуждения первоначальной «основной» проблемы? Как обеспечить устойчивость системы, ее «самозащиту» от информационных атак вроде той, что была предпринята мавродианами в процессе выборов в КС оппозиции? Какие виды рейтингов доверия или иных коэффициентов могут оказаться полезными для поощрения конструктивного и парламентского поведения участников?
По одним из этих вопросов у меня есть собственные предложения, другие частично уже проработаны в некоторых экспериментальных системах, в основном на Западе. Ни в одной из существующих экспериментальных систем, однако, не заложена возможность ее масштабируемости до десятков, а может быть, даже сотен тысяч участников – возможность, которая может оказаться востребованной при первой же попытке применить ее в контексте открытого обсуждения острой актуальной проблемы, когда участники знают, что результаты обсуждения либо будут приняты в расчет действующими властями, либо будут включены в программу широкой оппозиционной коалиции. При этом инициируемые властями проекты «открытых общественных слушаний» на основе систем типа WikiVote! – хотя и могут иногда похвастаться суммарно большим числом участников и постов (впрочем, в несколько раз меньшим, чем в упомянутом выше обсуждении законопроекта «О полиции» на сайте МВД) – на самом деле распадаются на множество обсуждений отдельных пунктов, каждое из которых оказывается далеко не столь многолюдным. А ведь сам принцип прямой демократии состоит в том, что в отсутствие выборности легитимность принимаемых решений достигается не только открытостью, но и реальной массовостью обсуждения.
Отдельный вопрос: а кто может или должен выбирать наиболее актуальные проблемы для обсуждения? Этот вопрос, как ни странно, намного проще вопроса об эффективной организации самого процесса обсуждения, потому что список проблем надо только выстроить по приоритетности, в то время как список решений данной проблемы приходится сводить к какому-то одному. В первых экспериментах, вероятно, проблема для обсуждения будет выбираться, так сказать, сверху, но не органами власти, а организаторами конкретного проекта. В дальнейшем приоритизация проблем может выполняться самими гражданами, как это уже с успехом делается, например, в Исландии. Вообще следует отметить, что немноголюдные северные страны, населенные рассудительными северными гражданами (Исландия, Эстония, Финляндия), оказываются на переднем фронте поддерживаемых государством экспериментов в области электронной демократии.
* * *
Итак, подлинная прямая демократия должна давать возможность всем гражданам вносить свои предложения и обсуждать их между собой; система, позволяющая это делать, должна быть готова «обслуживать» очень большое число участников; такая система невозможна без реализации новых и весьма специфических алгоритмов, с помощью которых участники, действуя каждый достаточно свободным образом и без чрезмерных усилий, в совокупности могут достигнуть согласованного результата.
Это дело будущего; надеюсь – ближайших нескольких лет. Таким образом, мой ответ на вопрос, поставленный в заголовке статьи, таков: электронная демократия в ее самом полном, самом открытом и самом креативном варианте прямой совещательной демократии – это реальный проект, но проект не сегодняшнего, а завтрашнего дня. Это не значит, конечно, что доступные сегодня инструменты и методы не следует использовать; но не следует ожидать от них слишком многого. Не следует сегодня ожидать, что «все ваши предложения будут рассмотрены»; для большинства граждан по-прежнему будет возможно только выбирать из нескольких предложений, сделанных «самыми инициативными товарищами», тем же Координационным советом, например.
* Со временем право «поднимать вопросы» все более и более закреплялось за избираемым органом (Советом пятисот), но уж обсуждать поставленный советом вопрос и предлагать свои альтернативы могли действительно ВСЕ граждане афинского полиса.
